Так, без особых проблем, прошел первый сезон Николая Лебедева в тарасовском театре. Да и во втором немногое изменилось; разве что "молодое пополнение" начало активно требовать квартиру и весьма недвусмысленно намекать насчет представления его на звание заслуженного артиста...
Эту информацию, наводящую на размышления, я дополнила в директорском кабинете сведениями из личного дела Николая Лебедева: его анкетными данными, характеристиками, в которых делался упор на творческие "плюсы" и расплывчатыми фразами затушевывались человеческие "минусы" (вроде набитого уха пермского главрежа), а также списком его оперных партий и фотографией надменного субъекта примерно моего возраста, с грубоватыми, но чувственными чертами лица. На самом деле он был немного постарше: недавно Лебедеву исполнилось двадцать восемь.
Я закрыла папку как раз в тот момент, когда прозвучал" первый звонок, бросила контрольный взгляд в зеркальную дверцу шкафа, и мы с Федором Ильичом тронулись в обратный путь.
Театральное "закулисье" являет собой резкий контраст с так называемой зрительской частью, сверкающей паркетом и мрамором, позолотой и белой лепниной. В моей памяти опять ожили сюрреалистические ночные картины, где я с Мигелем шла по этим самым слабо освещенным и тесным коридорам, переходам, лестницам... Только теперь спутник у меня был другой.
Мы как раз находились в конце одного из самых сложных участков - то есть на самой вершине крутого железного трапа, поднимающегося, как мне казалось, на высоту пятиэтажного дома. Я мысленно благодарила судьбу за то, что осталась жива, и за то, что она надоумила меня надеть брючный костюм. Ни мини, ни макси для этой лесенки не подошли бы, хотя и по разным причинам.
- Ох, Танечка, вы уж извините, что потащил вас этой дорогой, надо было пройти через сцену... - услышала я за спиной виноватый голос директора.
И тут из распахнувшейся наверху дверки на железную площадку вылетела веселая компания "золотой молодежи" пушкинских времен. От неожиданности я покачнулась, и мое благодарение Богу едва не оказалось преждевременным.
- Осторожнее! - завопил Федор Ильич.
Шедший впереди "светский лев", показавшийся мне снизу очень высоким, продемонстрировал мгновенную реакцию, ухватив меня за руку:
- Назад, господа! Дорогу даме!
"Господа" юркнули обратно за дверь, ибо всем нам на крошечном пятачке было никак не разминуться, а Онегин - я его сразу узнала! - махнув своим "цилиндром", который держал в руке, отвесил мне церемонный поклон и прижался к железному парапету, пропуская нас.
Голос у него был грудной, немного глуховатый. Черный плащ, который я видела во сне, тоже был при нем - в другой руке.
- Ах, Николай! - набросился на него директор. - Разве так можно? Вы же чуть не столкнули Татьяну вниз!
- Татьяну?! О нет, Федор Ильич, этого я себе не простил бы никогда! ответил он со смехом. - "Итак, она звалась Татьяной"?
Глаза у Лебедева были нахальные, желто-зеленые. Не спрашивая разрешения, он схватил мою руку и поцеловал. От неловкого движения его суконный плащ соскользнул с руки, распластался черным крылом по лестничной площадке и слетел бы вниз, если бы "Онегин" не подхватил его.
- Осторожнее, сударь! - Я с усмешкой вырвала у него руку. - Так вы потеряете свой "фирменный" онегинский плащ. Хоть он у вас и не расшит бриллиантами, как плащ Радамеса моего знаменитого дяди, но все-таки реквизит!
Выражение, которое я ожидала увидеть в его глазах, держалось там короткие доли секунды, но оно все-таки промелькнуло!
- Вашего дяди?.. Ах, вот вы кто, прекрасная незнакомка! Как же, как же, весь театр говорит о таинственной племяннице великого Мигеля Мартинеса... Я думал, что этой девушке крупно повезло, но теперь вижу, что повезло ему! Перед таким бриллиантом меркнут все драгоценные камни Радамесова плаща.
Черт меня побери, отвешивать комплименты он тоже умеет!
- А вы уже видели плащ Радамеса?
- Нет-с, не сподобился. Где уж нам уж...
Наше дело - вот, реквизит, как вы изволили заметить. - Лебедев махнул своим плащом. - Но все еще впереди, не так ли? Доживем, как говорится, до пятницы.
Сам черт не разобрал бы, что за "гремучая смесь" чувств играла в его кошачьих глазах... Но насмешка в них была определенно!
- Николай, сейчас будет третий звонок, - строго напомнил директор.
- Виноват-с. - Вероятно, Лебедев решил и в антракте беседовать в манере своего героя, чтобы не выходить из образа. - Путь свободен, сударыня! И помните, что сегодня я пою для вас!
Пока я стояла рядом с ним, у меня была возможность оценить его рост и сложение примерно на "четверку с минусом" по пятибалльной шкале.
Кедровский "агент ноль-семь" был прав: все очень средненькое. Но я сразу поняла и то, что женщины действительно липнут к этому парню как мухи.
Он распахнул передо мной дверку, за которой скучающая массовка болтала на сленге конца двадцатого столетия, и мы с Федором Ильичом двинулись дальше под аккомпанемент третьего звонка.
- Таня, зачем вы упомянули при нем про плащ Радамеса? - недовольно спросил мой клиент.
- Я должна была понаблюдать его реакцию.
- Ну и как - понаблюдали?
- Возможно, Федор Ильич, возможно... Так где, вы сказали, находится это ваше театральное общежитие?..
Дон Марти, конечно, надеялся, что его "родственница" составит ему компанию до конца спектакля, но его ожидало большое разочарование.
Я объявила, что у меня возникла идея, которая нуждается в срочной проверке, и в следующем антракте я исчезаю. Мигель пришел в сильное волнение, но я успокоила его, что это совершенно не опасно. Тут, на мое счастье, погас свет и открылся занавес, и "дядюшка" сразу переключился на сцену.
Меня же, к стыду моему, "лирические сцены в семи картинах", как был обозначен в программке спектакль "Евгений Онегин", теперь и вовсе не интересовали. Даже несмотря на то, что Лебедев решил посвятить свое сегодняшнее выступление моей персоне. Ведь я уже видела его глаза в глаза и даже говорила с ним Кстати, пел он действительно неплохо, мне понравился тембр его густого баритона, но.., не "фамозо кантанте", нет!
Идея же моя заключалась в том, чтобы нанести визит в его холостяцкую нору, пока его нет дома. Потому что, когда Лебедев будет дома, он, боюсь, предложит мне совсем иную программу действий, а это в мои планы не входит.
Судя по тому, что рассказал Федор Ильич, проникнуть туда незамеченной вполне возможно Разумеется, обнаружить в лебедевской квартире плащ Радамеса у меня имелось не более одного шанса из тысячи, но на это я и не надеялась: было бы слишком просто!
Что я рассчитывала там найти? Я и сама не знала. Но попытать счастья было необходимо.
Ведь этот тип знает, что плащ похищен! Именно знание промелькнуло в его глазах, когда я заговорила с ним о "дядюшкиной" реликвии...
- Что вы сказали, Танечка? - Мигель склонился ко мне, не отрывая глаз от сцены.
Оказывается, в своем "охотничьем" азарте я уже бормотала вслух! Хорошо еще, что кругом все свои: в директорской ложе мы сидели втроем.
- Да нет, ничего . Я говорю: он знает о похищении, Лебедев. Я разговаривала с ним сейчас.
- А-а.. Нет, вы только послушайте, до чего хороша эта ленинградка из "Мариинки"! Какая глубина! Кантилена...
Он меня даже не слышал! Нет, этот парень неисправим. Просто какой-то сдвиг по оперной фазе! "Хороша"... А по мне - так ничего особенного.
Я еле дождалась, когда зал - от партера до четвертого яруса взорвался аплодисментами и люстра под потолком начала оживать.
- До встречи, дорогой "дядя", желаю вам приятных впечатлений! Федор Ильич, проводите меня, пожалуйста. Только умоляю вас: пойдемте на этот раз через сцену!
- Я позвоню вам, Танечка! - поймав на лету мою руку, испанец бросил мне вслед душераздирающий взгляд Но тут же метнул кому-то в зале ослепительную улыбку и помахал рукой...
Пробираясь через сцену, на которой было полно народу (и вообще масса интересного!), "Евгения Онегина" мы на этот раз не встретили.
Но я точно знала, что еще по крайней мере час он будет в театре - без него спектакль не закончится.
Через пятнадцать минут я уже стояла в глубине одного из допотопных грязных двориков с мусорными бачками посередке. Так выглядит "изнанка" большинства центральных улиц Тарасова.
Просто не верилось, что вот за этой глухой стеной раскинулся великолепный архитектурный комплекс, который часто изображают на открытках, стенных календарях и рекламных фото: радищевский музей - городская мэрия областная Дума...
Передо мной было двухэтажное кубическое здание из съеденного грибком кирпича. Если б не "повышенная этажность", ему больше подошло бы определение "барак". Впрочем, свои люди называли эту обитель еще точнее "помойка".
Разумеется, у оперного театра, коллектив которого приближается к тысяче человек, есть и другие казенные квартиры для сотрудников. А здесь живут либо очень начинающие, либо невезучие - в основном, из числа театральной "обслуги". Лебедев был единственным солистом, задержавшимся в этом жилище, да и то лишь по причине своей бессемейности. Ему было обещано улучшение к следующему Новому году.
