Хелен припарковалась в самом конце очереди, я вышел из машины и отправился к крыльцу. Входная дверь оказалась распахнутой; я подождал женщину у подножия лестницы.
- Похоже, что там все окаменели, - сказала Хелен. - И что дальше?
- Повесим на личики подобающие моменту выраженьица и присоединимся к гулянке.
Я остановился, а она положила мне ладонь на руку.
- Не думаю, что данная идея удачна.
Я спросил:
- Ты ведь хочешь вернуть Макса?
Не дав ей шанса вступить со мной в изнуряющую дискуссию, я прошел в обширный холл. Он был освещен свечами, вставленными в огромный канделябр со многими ответвлениями, покоившийся на небольшом столике. Повсюду витал запах ладана.
Рядом со ступенями находилась большая двухстворчатая дверь, из-за которой доносился приглушенный ропоток голосов. Она была слегка приотворена, и я сделал щель чуть больше, чтобы нормально подглядывать.
Зал оказался длинным и узким: с одной стороны окна были плотно занавешены, с другой - стену полностью скрывали китайские гобелены. Тридцать или сорок человек сидели скрестив ноги на полу в полутьме, потому что, как и в холле, единственным источником света служили свечи, установленные на сей раз перед чем-то вроде алтаря, на котором стояла позолоченная фигурка Будды.
Как обычно в таких местах, возле свечей горел в большой чаше огонь, а рядом молился человек, как кающийся грешник распростертый на полу: раскинув руки, в форме креста. Он был одет в спущенную с одного плеча шафрановую тогу, и голова его была обрита наголо.
Когда же он встал и обернулся, я увидел, что это европеец с гладким лицом и спокойными умными глазами.
- Пэндлбери? - прошептала Хелен мне на ухо.
Не знаю почему, но мне тоже так показалось.
Когда он заговорил, оказалось, что он обладает крайне мелодичным и спокойным - как и глаза - голосом. Тут-то меня и зацепило впервые в этом доме, потому что было ощущение, будто это не совсем реальная личность, а играющий роль актер.
Он произнес:
- Итак, я дал вам медитационный текст, о братья и сестры мои. Делать добро - слишком легко. Быть добрым - вот в чем суть. Вот вам золотой ключик.
Затем благословил всех, высоко подняв руку, и отошел в сторону. Покинул зал. Только после этого слушатели принялись подниматься.
Тут я заметил монахов. Двоих. Шафрановые тоги, бритые головы - все как у Пэндлбери... только эти были китайцами. Больше всего меня поразили сумки для пожертвований. Каждый из монахов тащил одну, и, когда люди принялись выходить, они останавливались, чтобы сделать взнос. Звона серебра я не услышал. Только шелест бумажных денег. Отступив, я схватил Хелен за руку и отвел ее в тенек, под лестницу.
- Ну, и что дальше? - спросила она.
- Посмотрим, насколько его преосвященство щедр. Так же, как его ученики, или нет. Дай мне пару пятерок, и я с ним потолкую.
Когда Хелен полезла в сумочку, из зала стали выходить слушатели, преимущественно, как я заметил, женщины. Богатые, средних лет, встревоженные. Тот самый человеческий тип, который, имея, казалось бы, все, понимает, что не обладает ничем, и тут же судорожно принимается искать способы, чтобы заполнить образовавшийся вакуум.
Они шли к выходу, сопровождаемые монахами, один из которых моментально скрылся, а второй ненавязчиво выпроводил последних и запер двери. Тут я вышел из тени и встал в ожидании. Хелен выглядывала из-за моего плеча.
Когда монах повернулся и увидел нас, его действия показались мне крайне интересными. Правую ногу он двинул вперед, а тело непроизвольно приняло бойцовскую стойку: основную стойку для всех видов восточных боевых искусств. Не слишком вызывающе, чтобы не показаться агрессивным новичку, но для человека, понимающего в этом толк, вполне ясную.
Я радостно произнес:
- Мы хотели бы узнать, не уделит ли нам мистер Пэндлбери несколько своих драгоценных минут?
Монах моментально успокоился и даже изобразил некое подобие улыбки.
- После службы гуру обычно очень устает, - произнес он на безупречном английском. - Вы должны понимать, как велико мозговое напряжение. Он всегда готов помочь истинно нуждающимся, но по предварительной записи.
Я вытащил две пятифунтовые бумажки, что дала мне Хелен, и протянул их монаху.
- У меня не было возможности сделать свой взнос ранее. Меня сподвигла служба.
- Правда? - спросил он, беря у меня деньги и кидая их в довольно пухлую сумочку для пожертвований, которую держал в левой руке. - Попробую уговорить гуру.
Он распахнул дверь слева от лестницы и вошел. Хелен тихо произнесла:
- Не нравится он мне.
- Почему?
- Из-за глаз. Его рот улыбался, а они - нет. Забавный монашек.
- Не очень, - произнес я мягко. - Дзюдо, каратэ - вообще все боевые искусства Японии - являются современным усовершенствованием древних китайских, из Шаолиньского монастыря, которые подоспели из Индии вместе с дзен-буддизмом в шестом веке и были освоены монахами Хананьской провинции.
- Для священников довольно необычный род занятий.
- Времена были тяжелые. Подставляя щеку для очередного удара, молено было недосчитаться головы.
Дверь открылась, и на пороге, подзывая нас, появился монах.
- Гуру примет вас. Пять минут для разговора: он очень устал. И вы очень обяжете, если не станете задерживаться. В следующий раз записывайтесь заранее.
Я вошел, Хелен за мной, с большой неохотой. Я огляделся. Комната оказалась большой, стены задрапированы китайскими гобеленами коллекционными, без сомнения, экземплярами, - пол покрыт сотканным вручную шелковым ковром такой же ценности. И великолепия.
Пэндлбери стоял на коленях перед небольшой статуэткой Будды, находящейся в алькове, нише в стене, и монах прошептал мне в самое ухо:
- Только ненадолго. - Затем вышел, потихоньку притворив за собой дверь.
В железной корзине в очаге горело целое бревно - очень по-английски, но стол черного дерева был китайским, как и керамика на полках в большой нише, возле камина. Несколько статуэток, чаш, а также четыре-пять довольно редких ваз. Я с любопытством осмотрел их.
Раздался бархатистый голос:
- Вижу, вы восхищены моей коллекцией.
Он оказался старше, чем я предполагал издали: кожа повисла под глазами мешками и сильно натянулась на высоких скулах. В свете свечей он выглядел куда лучше. Безвременье имело точку отсчета, я понял, что он просто старый профессионал, выглядящий на сцене молодым, а в жизни дряхлым стариком.
Когда он протянул руку и потрогал статуэтку женщины на коне в конической плетеной шляпе, в жесте проскользнула неподдельная теплота.
- Династия Мин - прекрасная работа.
Хелен сказала:
- Видимо, эти вещи стоят целое состояние...
- Как можно оценить красоту? - Он снова принялся играть выбранную роль - подошел и сел за стол. - Чем я могу быть вам полезен? Может быть, вам нужен проводник во тьме?
- Можно сказать и так. - Взяв Хелен за локоть, я усадил ее в кресло по другую сторону стола. - Меня зовут Эллис Джексон. Имя о чем-нибудь вам говорит?
Эффект был примерно такой же, как от удара по яйцам. Внезапно он постарел на моих глазах, сразу, страшно - ходячий труп. Кожа на лице высохла и сморщилась.
Он очень сильно старался, но - безрезультатно.
- в - боюсь, нет.
- Меня это нисколько ни удивляет, - откликнулся я. - Но как тогда воспринимать тот факт, что вчера вечером вы предложили за мою мертвую голову тысячу фунтов?
Но к этому моменту Пэндлбери удалось обрести небольшую толику былой уверенности.
- Боюсь, что не понимаю, о чем вы говорите. Здесь рассуждают только о преодолении собственной личности. Победе над собой. Как же в данном контексте можно упоминать об уничтожении живого существа?
- Оставьте эту ерунду для платных постояльцев. Но моя подруга, которую вы видите, хочет кое о чем узнать. И вы, мне кажется, можете это ее любопытство удовлетворить. Она потеряла брата, и мне бы хотелось, чтобы вы сказали, где нам его отыскать.
Пэндлбери неуверенно взглянул на Хелен:
- Ваш брат? Боюсь, что не вполне...
- Она сестра бригадного генерала Джеймса Максуэлда Сен-Клера.
Он начал подниматься на ноги, и в ту же самую секунду чья-то рука скользнула по моему горлу. Судя по всему, невидимка стоял за гобеленом, или же - что вероятнее - где-то была скрытая дверь.
Я двинул пяткой назад с силой, способной раздробить кость, и ударил обеими локтями, стараясь переломать ребра. Но парень дрался классно - даже чересчур. Он выдержал все нападки, потому что посвятил свою жизнь обучению воинским искусствам, хотя рука и дрогнула. На миллиметр, но этого хватило, чтобы мои кисти метнулись к его запястьям. Я оторвал их от горла, припал на одно колено и перебросил противника через себя. Он врезался в Пэндлбери, выбил его из кресла и влепил в полки, с которых, разбиваясь, полетели тысячи керамических фунтов. Некоторые остались невредимыми, другие треснули, остальные превратились в ничто.
