Вероника Анатольевна замолчала. Из сада раздавались голоса Пети и Леночки - они играли в семью. Он ходил на охоту, она сажала цветы с капустой и готовила еду.
- И что дальше? - улыбнулась Марья Ивановна, вспомнив свои детские игры в "мужа" и "жену"
Не ответив, Вероника Анатольевна тяжело поднялась, подошла к столику, стоявшему у стены, вынула из него белую пластмассовую коробку с лекарствами, приняла несколько таблеток. И, болезненно поникнув, осталась стоять спиной к гостье.
- Вам плохо? Может быть, я завтра зайду? - забеспокоилась Марья Ивановна.
- Нет, нет, - не оборачиваясь, покачала головой Вероника Анатольевна. Выслушайте все, и больше я не хочу вас видеть.
Постояв еще с минуту, женщина вернулась к столу, села. Лицо ее было серым. Говорила она, не поднимая глаз.
- Регина вернулась за два дня до рождения Леночки. И он опять начал пропадать у нее. В роддом даже не поехал, забирать Кристину с ребеночком пришлось мне. Через неделю Кристина переехала к матери, та жила одна - отец у нее давно умер. Слава приходил к ним - он Леночку полюбил, как только увидел. Когда ей исполнился годик, уговорил Кристину вернуться. Но летом мы не могли не переехать на дачу, ведь дети, вы же знаете, по возможности должны жить на свежем воздухе - все началось снова. И сразу же Кристина схватила дочку и ушла опять, но Леночка все время плакала, хотела, чтобы папа был рядом, гулял с ней, сочинял сказки. У нее тогда еще было врожденное косоглазие, ей был нужен мужчина, чтобы чувствовать себя уверенно, чтобы вылечится. Через полгода Слава уговорил Кристину вернуться ради дочери. Мать Кристины к тому времени умерла, в квартиру вселился брат с семьей, и она согласилась вернуться, но с условием, что будет жить сама по себе. Так они прожили пять лет... Дела у нее шли плохо, она стала пить и, кажется, принимала наркотики. Мне грубила, Славе тоже, Леночку не замечала...
- Леноку не замечала? - удивилась Марья Ивановна.
- Да... У них были неважные отношения. Кристина не могла простить дочери слепой любви к отцу, а Лена не могла простить матери...
Вероника Анатольевна, что-то почувствовав, замолкла.
Клацнул засов калитки. "Смирнов пришел", - подумала Марья Ивановна и не ошиблась.
Евгений Александрович был сосредоточен. Поздоровавшись, он сел, уперся локтями в стол и принялся заинтересованно рассматривать стоявший перед ним торт.
- Я знаю, Эгисиани довольно часто бывал у вас на даче, - продолжила вопрошать Марья Ивановна, поняв, что его интересует. - Как он вел себя по отношению к Кристине?
- Как муж, - опустила глаза Вероника Анатольевна. Лицо ее немного порозовело.
- Это вы сказали на следствии и на суде, что видели, как Регина Родионовна в день смерти Кристины окапывала флоксы? - воспользовался Евгений Александрович возникшей паузой.
- Да... Это я сказала... - выпрямилась в кресле Вероника Анатольевна.
- И что вы еще сказали на суде?
- Ничего больше, - лицо свекрови Кристины стало неожиданно жестким и волевым.
Марье Ивановне пришло в голову, что эта слабодушная и импульсивная на вид женщина всегда бьется за свои установки настойчиво, бескомпромиссно и до конца.
Смирнову не понравились перемены, произошедшие в лице собеседницы, и он сказал заранее подготовленную ложь:
- Перед тем, как прийти сюда, я беседовал с одним человеком из суда, в котором разбиралось дело Кристины. И он сказал мне, что если бы не ваши показания, то даже самому свирепому и ненавидящему женщин судье не пришло бы в голову давать Регине Крестовской восемь лет ...
- На моем месте так поступила бы каждая мать, - ответила Вероника Анатольевна.
Покивав, Смирнов вернулся к теме, затронутой Марье Ивановной:
- Если Эгисиани вел себя по отношению к Кристине, как муж, значит, он мог в любой момент увести ее в мезонин или в садовую беседку? - внимательно рассматривая ногти, спросил он. - Или в ивняк на берегу реки?
Ноготь и подушечка указательного пальца правой руки были у него коричневыми: накануне Марья Ивановна настояла, чтобы он выкрасил усы, начавшие седеть, и Смирнов с непривычки вымазался.
- Да, он брал ее за руку и уводил. Я понимаю, к чему вы клоните... Вы считаете, что Кристину...
Вероника Анатольевна не договорила - из сада раздался пронзительный крик Леночки.
17. Опять двадцать пять.
Первым на крик ринулся Смирнов. Вбежав в сад, он метрах в десяти от себя увидел бледную Леночку, пригвожденную арбалетной стрелой к беленому стволу старой яблони. Лицом к ней на сломавшейся соломенной корзиночке для хлеба стоял Петя. Испуганные его руки тянулись к стреле, торчащей из груди девочки, но взяться за нее не решались.
Смирнов остановился как вкопанный. Мимо него, задев плечом, пронеслась Марья Ивановна. Подбежав к девочке, она секунду стояла перед ней в растерянности, затем упала на колени, взялась за стрелу и принялась ее вытаскивать, наклоняя то в одну сторону, то в другую.
- Не надо!!! Ты что делаешь!? - возопил Евгений Александрович, бросившись к ней. Он воочию видел, как стрела, вращаясь в детском теле, терзает грудь, плевру, легкое...
Марья Ивановна, и не посмотрев на него, продолжала свои попытки. Разозленный Смирнов оттолкнул ее и... увидел, что стрела торчит вовсе не из груди Лены, но из ее подмышки. Не ранив девочки вовсе, она лишь пригвоздила к яблоне ее легкое летнее платьице.
Вытащив стрелу (она сидела неглубоко), Смирнов посмотрел на Веру Анатольевну, наконец, явившуюся, потом на мальчика, у которого заметно подрагивали губы.
- Из... дырки в заборе... кто-то выстрелил... Потому, наверное, и не попали, - сказал Петя, стараясь не смотреть на Лену - Марья Ивановна снимала с нее платье, чтобы убедиться, что девочка не ранена.
***
После того, как женщины увели девочку, бывшую в глубоком ступоре, Смирнов прошел, оглядываясь, в сарай, снял там брюки, достал из кармана лейкопластырь в рулоне и перевязочный пакет и завозиться со своей раной, начавшей кровоточить в результате спринтерского забега веранда - место происшествия.
Закончив с перевязкой, он внимательно осмотрел участок сада, примыкавший к злополучному яблоневому дереву, но ничего особенного не обнаружил. Затем подошел к забору. В доске, как раз напротив злополучного дерева, зияло отверстие диаметром в небольшое куриное яйцо, оставленное выпавшим сучком. Посмотрев в него, Смирнов увидел, что трава под забором примята недавно.
- Сумасшедший дом... - пробормотал он, направившись к дому неспешным и неровным шагом. - Но все, вроде, в масть.
***
Веранда была непривычно пуста. Осторожно сев на свой стул, Евгений Александрович принялся заинтересованно разглядывать торт. Женщины вышли из дома, когда он решил съесть кусочек и потянулся за ножом.
- Леночку мы уложили, - сказала Марья Ивановна, усаживаясь. - Мне кажется, самое время звонить в милицию, пока нас всех не перестреляли.
- Не надо никакой милиции, - покачал головой Евгений Александрович, о чем-то думая.
- Вы правы, - поспешила согласиться с ним Вероника Анатольевна.
- Почему не надо? - удивилась Марья Ивановна.
- Не надо и все, - Смирнов, боясь, что у него сзади проступит пятно крови, решил встать и больше не садиться.
- Нет, ты, объясни, - не отставала женщина. - Ты, что, не понимаешь, что девочку могли убить? И что попытка убийства может повториться в любую минуту?
- По духу нашего устного договора со Святославом Валентиновичем мы не можем предпринимать серьезных шагов, не поставив его в известность, - сказал Смирнов казенным голосом. И сразу же спросил у хозяйки дома:
- А Петя где?
- Домой ушел, - ответила Вероника Анатольевна.
Марья Ивановна поняла: "Петя ушел, и вы уходите" и вынула из сумки косметичку, чтобы подкраситься на дорогу.
- Я думаю, он вернется проведать Леночку, - сказал Евгений Александрович, наблюдая, как Марья Ивановна рассматривает свои очаровательные губки в зеркальце. - А мы, пожалуй, дождемся Святослава Валентиновича. Мне надо кое-что ему доложить...
- Не надо ничего ему докладывать! - взвилась Вероника Анатольевна - Вы что, забыли, что Леночке плохо? Ей нужен покой! Вы ее до психушки доведете!
- Видите ли, если мы его не дождемся, то нам придется встречаться еще раз... А мне что-то не хочется больше возвращаться к этому делу.
- Ты что, все уже знаешь!? - отставила зеркальце изумленная Марья Ивановна.
- Аск, - усмехнулся Смирнов. - Сегодня мои сорок пять с половиной процентов уверенности превратились в сотню. Будешь теперь мне всю жизнь овсяную кашку варить. Уверен, ты получишь огромное удовольствие - я с детства ее ненавижу.
- Так, может, скажешь кто? - в голосе Марьи Ивановны чувствовались нотки недовольства.
- Он думает, что это я отравила Кристину! - с грохотом уронив стул, поднялась Вероника Анатольевна. - Он с самого начала так думал! Ходил здесь, вынюхивал, смотрел своими нехорошими глазами!
Эту тираду матери услышал появившийся из-за угла дома Святослав Валентинович. В руках его был кейс и пакеты с продуктами. Поднявшись на веранду, он поставил кейс на пол, опустил пакет на свой стул, взялся за его спинку обеими руками и, ни на кого не глядя, внятно сказал:
