До сегодняшнего дня ее участие в съемках в основном складывалось из замечательно откровенных сцен в спальне с Нэшем (под аккомпанемент стонов Говарда «нет, нет, нет»), которые мы отсняли на предыдущей неделе. Мы честно следовали сценарию Говарда в том, что касалось слов, но его разъярило то, что я оставил без внимания его требования — чтобы Нэш и Сильва произносили эти слова полностью одетыми. Он поместил их сдержанные любовные излияния в гостиную. Я перенес действие в спальню, оставив слова прежними, но вложив в них растущее физическое желание. Сильва без всякого смущения («тело — это естественно») позволила снять в приглушенном освещении ее наготу в ванной. Эти кадры участили пульс у многих, включая и меня самого. Желала она признать это или нет, но в игре Сильвы была чувственность, диаметрально противоположная имиджу, избранному ею для жизни вне экрана.
Последнюю неделю она отсутствовала в Ньюмаркете, завершая не подлежащий нарушению договор с кем-то еще, но в это утро готова была проехать на лошади по Хиту и продемонстрировать свое искусство наездницы, которым весьма гордилась. Как бывает почти во всех фильмах, мы снимали сцены не в хронологическом порядке: грядущая встреча тренера с женой Сиббера была их первой встречей, сначала абсолютно невинной, но в их глазах таился намек на развитие отношений в скором будущем.
Сильва неодобрительно произнесла:
— Я надеюсь, вы приготовили для меня хорошую лошадь.
— Она быстра, — кивнул я.
— И хорошо выглядит?
— Конечно.
— И неплохо натренирована?
— Я сам ездил на ней.
Без малейших комментариев она обратила свое едва ли не вечное неодобрение на Монкриффа, которого считала самцом-шовинистом, несмотря на его чудесную способность сделать даже самую уродливую женщину прекрасной на экране.
После столь долгих лет изучения женских округлостей можно было бы ожидать, что Монкрифф обзавелся непробиваемой шкурой, но всякий раз, как мы работали вместе, он влюблялся в ведущую актрису, и Сильва не оказалась исключением.
«Люби платонически, — предостерег я его. — Держи руки при себе. Хорошо?»
«Я нужен ей», — защищался он.
«Свети ей и оставь ее в покое».
«Такие щечки!»
По счастью, отношение Сильвы к его чувствам было прямо противоположно поощрению. С первого же дня, когда я встретил ее, я заметил, что она смотрит с большей приязнью на мужчин в костюмах, с галстуками, с короткой стрижкой и чисто выбритыми лицами и склонна почти не замечать бородатого, заросшего, неопрятно одетого Монкриффа.
— Я полагаю, — вежливо обратился я к Сильве, — что вас ждут в гримерной.
— Вы хотите сказать, что я опоздала?
Я покачал головой.
— Собрание заставило нас задержаться. Но я надеюсь закончить сцену на Хите до ленча.
Она резко развернулась, взмахнув юбками, в знак того, что у нее есть свое мнение.
— Прекрасная, — выдохнул Монкрифф.
— Опасная, — отозвался я.
Появился, зевая, Нэш на своем «Роллсе», вылез из машины и направился в дом, где размещались гримеры и костюмеры. Почти сразу же после него во дворе появился мужчина такого же телосложения верхом на велосипеде. Он резко затормозил рядом со мной и Монкриффом, выбросив из-под колес гравий.
— Привет, — коротко сказал вновь прибывший, соскакивая с велосипеда. Никакой почтительности во взгляде.
— Доброе утро, Айвэн, — ответил я.
— Мы остаемся в деле?
— Ты опоздал, — сказал я.
Он, верно, истолковал эту фразу как неодобрительную и без слов скрылся вместе с велосипедом в доме.
— Он мне не нравится, — произнес Монкрифф. — Нахал.
— Не имеет значения. Сделай так, чтобы он выглядел, как Святой Георгий, сияющий поборник.
Сам Нэш производил великолепное впечатление, просто сидя на лошади, но стоило чуть ускорить аллюр, и все недостатки мигом оказывались на виду, так что для дальних планов скачки галопом или рысью мы вместо него использовали дублера — Айвэна. Айвэн ездил верхом перед камерами и постоянно проявлял свои несносные манеры, мешавшие ему продвинуться дальше в его профессии. Мне говорили, что у него есть привычка хвастаться в пивнушках, насколько близок он с Нэшем Рурком, которого дублировал в фильмах и раньше. Нэш то, Нэш это, Нэш и я… В действительности они редко встречались и мало разговаривали. Айвэн же превращал чуть ли не в дружеские отношения несколько коротких деловых обменов репликами.
Во многих других скаковых центрах тренеры приезжают на «лендроверах», чтобы посмотреть, как работают их группы, но на ньюмаркетском почти бездорожном Хите было нормой присматривать за тренировками с седла, и не было сомнений, что на конской спине Нэш смотрится более впечатляюще, чем управляя четырехколесной колымагой. Правильная подача «самой сексуальной» суперзвезды приносит деньги. Моей задачей было придать этому натуральный вид, что не так сложно, когда имеешь дело с Нэшем.
Монкрифф уехал на грузовике вместе с кинокамерой вверх по одной из немногих местных дорог на ту позицию, которую мы вчера согласовали; второй оператор отправился следом. Вереница лошадей легким галопом взбегает на холм, попадая сбоку широким планом в поле зрения одной камеры, а по мере того как они возникают над кромкой в свете низкого утреннего солнца, их снимает вторая камера. Я надеялся, что это будет похоже на вздох меди в оркестре после приглушенного, но лирического вступления. Я часто слышал звуковую дорожку фильма в голове задолго до того, как композитор успевал представить ее.
Эд, с точностью до минуты знавший, когда начинать действие, остался внизу, у конюшни. Хотя я свободно мог бы остаться с ним, я предпочел прогуляться верхом на Хит и присоединиться там к Монкриффу. Я ехал на том коне, которого мы предназначали для Сильвы, намереваясь потом вернуть его вниз; я выезжал его, чтобы приучить быть осторожным со всадником и не брыкаться. Сильва могла гордиться своим искусством наездницы, но О'Хара не поблагодарит меня, если она шлепнется на свою нежную задницу.
Ужасный Айвэн должен был легким галопом один въехать на вершину холма на той лошади, на которой обычно ездил Нэш. Там он должен был остановиться, повернуть лошадь и застыть силуэтом на фоне светлеющего неба. В особенности я просил его не упустить драгоценный миг появления в лучах солнца.
Он был возмущен тем, что я считаю его способным сделать что-либо неправильно.
— Значит, делайте правильно, — ответил я.
Я присоединился к Монкриффу у камеры, установленной на середине склона, и с облегчением вздохнул, когда Айвэн великолепным галопом взлетел на холм, остановившись и повернувшись в нужном месте… Лошадь и всадник четко и красиво обрисовались черным силуэтом в золотом ореоле.
— Святой Моисей! — пробормотал Монкрифф, неотрывно глядя в окуляр камеры. — Это чудесно. — Он снимал долгие пятнадцать секунд, прежде чем остановить съемку.
— Опять? — предложил я.
Монкрифф проследил, чтобы пленка полностью смоталась в кассету, и покачал головой.
— Это было почти безупречно.
— Великолепно. Берем. Давайте зарядим новую пленку для следующей долгой сцены с остальными лошадьми.
Я связался с Эдом по переносной мини-рации и велел ему следовать расписанию. Как всегда, номер сцены был обозначен ассистентом с «хлопушкой», и я смотрел, как вереница лошадей галопом поднимается на холм. Я связался с оператором камеры, стоявшей за бровкой холма вне поля зрения, и велел начинать съемку, но совершенство — вещь редкая, и только после того, как я сам поднялся на холм и занялся организацией дел там, только после яростных перепалок, нагоняев и двух дублей я получил свой поток трубной меди.
Наконец-то пленки были в кассете, и все всадники сбились в кучу, ожидая разъяснений и инструкций. Айвэн по-прежнему с важным видом восседал на лошади Нэша, но чуть в сторонке, а сам я, уже спешившись, советовался с Монкриффом, проглядывая его записи экспонированного метража.
Я не видел, что случилось. Я услышал возмущенный вопль Айвэна и ропот остальных голосов, уловил и почувствовал судорожное движение среди всадников, но сначала я решил, что это одно из ежедневных мелких неприятных происшествий — одна лошадь лягнула копытом другую.
Айвэн, ругаясь, поднимался с земли. Одна лошадь с всадником отделилась от группы и поскакала вниз с холма по направлению к Ньюмаркету. Я в ярости подумал, что мне следует разбить парочку суставов пальцев в наказание за потерю времени.
Айвэн подлетел ко мне с негодованием.
— Этот чокнутый, — злобно заявил он, — подскочил ко мне с ножом!
— Он не мог этого сделать.
— Так посмотрите. — Он поднял левую руку так, что я увидел его куртку, такую же твидовую куртку, какую обычно носил Нэш в сценах с лошадьми. На уровне пояса зиял разрез длиной примерно в семь или восемь дюймов, тянувшийся спереди назад.
