И тут он увидел этот листок бумаги, лежавший рядом с компьютером прокурора. Адрес и номер телефона были написаны как будто специально для него. Он сделал вид, словно ничего не заметил, но начал повторять про себя эти цифры, снова и снова. Мысленно увидел клавиатуру телефона. Представил его форму. Цифры этого номера прочно запечатлелись в его сознании.
Потом Джимми столкнулся в кабине лифта здания суда с тем парнем, который что-то записывал на лежавшем в папке листе левой рукой. Он попросил у него ручку и записал номер прямо на своем предплечье. Пятнадцать лет назад, когда он сел, с помощью телефонного номера можно было кое-что сделать. А сейчас? В Интернете через посредство телефонного номера можно было узнать все.
Джимми положил письма в ту же самую коробку из-под кроссовок «Адидас», в которой они хранились все эти годы. Ему все еще не верилось, что полицейские не обратили на нее внимания, обыскивая тогда его квартиру. Это свидетельствовало о том, что вся эта история не особенно их интересовала.
Он нашел эту коробку в подвале дома своего дяди в прошлом месяце, перерыв весь хлам, накопившийся там со дня ареста. Джимми едва не выбросил ее. Какое счастье, что он этого не сделал!
Направляясь к своему автомобилю, Элли заметила тинейджера в форме школы Касден, стоявшего на углу Семьдесят Четвертой улицы. Он курил сигарету. Она узнала его, вспомнив фотографию на странице Джулии в Facebook. Это был ее непостоянный бойфренд Маркус Грэйз.
— Ты разве не знаешь? Мэру не нравится, когда кто-то курит вблизи школы.
Если парень и был потрясен смертью Джулии или тирадой полицейского детектива, то не подавал вида.
Маркусу Грэйзу было всего шестнадцать, но держал он себя как тридцативосьмилетний инвестиционный банкир, с которым Элли недолго жила несколько лет назад. Грудь выпячена. Плечи опущены. Подбородок выставлен вперед. Воротник синего блейзера с гербом был поднят и вонзался в копну лохматых светлых волос. Если поза отражала его уверенность в себе, то этого качества парню явно не занимать.
Маркус впился губами в сигарету «Кэмел» с фильтром и сделал глубокую затяжку.
— Не надо читать мне нотации о вреде для здоровья. Я заметил, вы вдыхали дым. Продолжайте, не бойтесь, я никому не скажу.
Он наклонился к Элли и протянул ей сигарету. Она вдруг поняла тех мужчин, которые сетуют на юных соблазнительниц.
— Ты очень мил, но вдвое моложе меня.
— Взрослые женщины знают что делают.
— А Джулия Уитмайр не знала?
— Джулия была клевой.
— Твои родители тратят огромные деньги на Касден, а ты умеешь изъясняться только такими словами, как клевая .
— Если хотите, могу расшифровать. Она была утонченной. Терпимой. Любознательной. Нонконформисткой. Любила приключения. Как теперь? Иногда чем проще говоришь, тем лучше. Если вы знали ее, то должны понять, что я имею в виду. Она была… клевой.
— Ты с ней встречался?
Парень улыбнулся, но опущенные глаза и глубокий вздох выражали скорее печаль, нежели самоуверенность.
— Я ни с кем не встречаюсь. И Джулия ни с кем не встречалась. Мы были просто друзьями по перепиху. Прошу прощения, я опять все упрощаю.
— Странно, что ты так говоришь о девушке, с которой у тебя были близкие отношения, всего через день после ее смерти.
— Джулия сказала бы обо мне то же самое. Мы не были возлюбленными, если вас это интересует.
— Слишком большой конформизм для тебя?
— Ну да, если вам так уж нужно знать.
— Независимо от терминологии, разве большинство тинейджеров не создают постоянные пары?
— Наши ребята не относятся к большинству. Мы принадлежим к тому слою общества, из которого не выходят офицеры полиции, бухгалтеры или учителя.
— Боюсь, я не улавливаю твою мысль.
Маркус говорил с отточенной уверенностью, свидетельствовавшей о том, что ему уже не раз приходилось читать эту лекцию. По всей очевидности, он привык произносить проповеди перед различными аудиториями — вероятнее всего, перед подростками, готовыми жадно впитывать каждую унцию того, что они воспринимали как глубочайшую мудрость.
— Нам с раннего детства внушали, что мы особенные. Что мы не похожи на других людей. Что мы должны быть лучшими из лучших. Детектив, чем вы занимались в летние каникулы, когда учились в школе?
— Торговала одеждой в торговом центре.
Элли солгала. Этому парню совсем не обязательно знать, что ей приходилось торговать бургерами в «Оранж Джулиус», когда не удавалось заработать деньги на учебу на канзасских конкурсах красоты.
— Вот видите. А мои знакомые девушки? Те, кого интересует мода, стажируются у Марка Джекобса или, еще лучше, у Анны Винтур. Что касается меня, я люблю ночную жизнь. Развлечения. Выработку стиля жизни. Я стажировался в компании «Томас Келлер Рестрон Груп».
Ей было знакомо имя этого модного ресторатора.
— Впечатляет.
Маркус затоптал окурок и тут же закурил новую сигарету.
— Не очень, если вы Саймон Грэйз.
— Я так понимаю, это твой отец.
— Он говорит, ресторанный бизнес — удел геев и иммигрантов, что бы это ни значило. В конце концов он пошел на компромисс и устроил меня на стажировку к своему другу, возглавляющему компанию, которая управляет сетью отелей. Но даже это его не очень устраивает. Люди вроде Джулии Уитмайр и меня не встречаются или не имеют постоянных отношений, как вам больше нравится. Мы испытываем слишком сильное давление. Мы усердно работаем и поэтому усердно отдыхаем.
— А такие лекарства, как «Аддералл», помогают в этом?
Маркус пожал плечами:
— Иногда. Пару раз я принимал его, когда занимался всю ночь. С ним хорошо сочетается «Риталин». Но нужно быть осторожным, потому что эти таблетки плюс «Ксанакс» хорошо дают по мозгам.
Элли рассмеялась, но поняла, что он говорит серьезно. Она начинала догадываться, почему психолог из видеозаписи дебатов выступал против того, чтобы эти средства прописывались детям.
— Где же дети достают «Аддералл»?
Парень с трудом подавил смех.
— Извините. Дети. Смешно звучит. Некоторым детям прописывают лекарства от синдрома дефицита внимания и гиперактивности, и большинство этих детей часть принимают сами, а оставшееся раздают. Купить эти таблетки проще, чем алкоголь. «Аддералл», «Риталин», «Окси», «Валиум» — никаких проблем. «Ксанакс» — мой пятый антидепрессант с тех пор, как мне исполнилось тринадцать. У меня есть друзья, которые сидят на «Паксиле», «Прозаке», «Лексапро» и других таблетках. Какое отношение это имеет к тому, что Джулия перерезала себе вены?
— Я не говорила, что она перерезала себе вены.
— Да ладно. Каждый ребенок севернее Пятьдесят Восьмой улицы уже знает об этом. Я пытаюсь сэкономить ваше время и рассказать, как обстоит дело. Джулия действительно была фантастической девчонкой. Но если вы будете смотреть на нее с точки зрения школьницы из торгового центра в Джерси-Сити, то ничего не поймете. Первый минет она сделала, когда ей было тринадцать, и примерно в то же время начала называть свою мать по имени — Кэтрин. Мне очень жаль, что ее больше нет, но в жизни случается всякое. Недавно мой одноклассник вколол себе дозу героина, способную убить стадо слонов. Это было в день Святого Валентина. Очень романтично, правда?
По всей вероятности, это и было «второе происшествие за семестр», о котором Хэтчер слышала в кабинете директрисы.
— Ты поэтому говоришь, что некоторые люди не выдерживают давления?
— Похоже на то.
— Ее друзья говорят, что в последнее время Джулия вела себя несколько необычно. Часто сказывалась занятой. Как будто у нее завязались с кем-то довольно серьезные отношения.
— Только не со мной.
— А ты не заметил изменений в ее распорядке дня? В последнее время она реже общалась с друзьями?
Маркус сделал глубокую затяжку и пожал плечами, выдохнув дым. Похоже, его мало заботило все это.
— Да, действительно. До меня только сейчас дошло, когда вы сказали. Обычно она довольно часто звонила мне — почти всегда, когда у нее было паршивое настроение.
— Значит, ты поднимал ей настроение в постели?
— Ну да, мы с ней трахались. А что вы хотите? Но уже примерно месяца два она мне не звонила. А последние несколько раз, когда я звонил ей, она фактически отказывалась со мной разговаривать.
— Ты не интересовался, почему?
— Зачем? Не такая уж сильная любовь была между нами. Я решил, что больше ей неинтересен. Ничего страшного не произошло.
— Если у нее возникли серьезные отношения, у тебя нет никаких предположений, кто это мог быть?
— Не из школы, это точно.
— Почему ты так уверен?
