— Так точно, товарищ полковник, — поспешно подтвердил Котельников. — Между прочим, мне удалось выяснить, что преступник посетил квартиру Вепринцевой, выдав себя за приятеля ее мужа.
— Даже так! Смелый человек.
— Анализируя поведение преступника, — снова начал Шатеркин, — можно сказать, что он, видимо, впервые попал в наш город и поэтому на всякий случай собирает кое-какие сведения. Надо полагать, что из этих соображений он и побывал у Вепринцевой. Ее адрес, как и служебный адрес Керженекова, преступнику, видимо, был известен заранее. Я наводил справки, никто в последнее время не интересовался этими адресами.
Шатеркин продолжал перечислять собранные о преступнике данные. Полковник молчал, он пока не торопился делать ни обобщений, ни выводов. Наконец Шатеркин умолк, в кабинете стало тихо, и только мягкий и ровный скрип шагов Павлова, ходившего вдоль стола по ковровой дорожке, неуверенно и робко вторгался в эту домашнюю тишину. Лицо полковника с небольшим и неровным шрамом на левой щеке казалось непроницаемо строгим, глубоко озабоченным… Шатеркин опять вспомнил католические кресты на сейфе, на пистолете, Вену. «Сейчас рассказать или немного повременить?» Но в это время полковник, сам того не подозревая, пришел на помощь Шатеркину.
— Вам когда-нибудь приходилось вести дела по взлому несгораемых касс?
— Собственно говоря… — Шатеркин несколько растерялся от неожиданного вопроса. — Здесь не приходилось, товарищ полковник… А вообще с такими фактами сталкивался, вообще приходилось…
— Да-а, — полковник оперся руками о кромку стола, поглядел на работников, с ожиданием смотревших на него, — а знаете ли вы, что в нашем городе давным-давно не было не только ничего похожего, но, кажется, с 1926 года не было ни одного случая взлома несгораемых ящиков. «Медвежатники» — у нас редко они встречаются, — в раздумье продолжал Павлов. — Такие преступления в нашей стране начали исчезать вместе с буржуазией. Они характерны для стран, где господствует частный капитал. — Он помолчал, наклонив голову. — Я думаю, что не будет ошибкой, если мы начнем рассматривать это дело несколько шире, чем обычное уголовное преступление… Подойдем к нему с политических позиций…
Шатеркин решительно поднялся.
— Михаил Алексеевич, я прошу извинить меня, — порывисто передохнув, начал он, — я до сих пор не доложил вам одно обстоятельство в этом деле. Может быть, оно и не столь пока… Однако оно беспокоит меня странным совпадением.
— Что за обстоятельство? — удивленно глянул на него Павлов.
— На взломанном сейфе я заметил латинский крест, нацарапанный острым предметом, — продолжал Шатеркин. — Точно такой же крест я обнаружил на пистолете, который оказался в руках Керженекова… Вы удивляетесь? — быстро взглянул он на Павлова и Котельникова.
— Нет, нет, продолжайте, мы слушаем.
— Я был еще больше удивлен, товарищ полковник, потому что мне довелось встретить такой же загадочный крест в другом месте. Крест, нанесенный таким же способом, я видел на несгораемой кассе, которая принадлежала одной австрийской торгово-промышленной фирме… И та, тяжелая, тонны в полторы, касса была вскрыта, как ни странно, при помощи такой же портативной сварочной техники.
— Где и когда это было? — торопливо и серьезно спросил Павлов.
— Это было в Вене, в день окончания войны… К сожалению, мне тогда не удалось до конца провести этого дела — следы преступников вели в американскую зону. А нам идти туда было нельзя.
Котельников сосредоточенно грыз свой янтарный мундштук. Он в шутку говорил, что мундштук помогает ему владеть собой в минуты беспокойства и волнений.
Павлов, поднявшись, шагнул к объемистому тяжелому сейфу, стоявшему за его спиной. Порывшись в тесных железных нишах, он бережно вынул старую тетрадь в черном клеенчатом переплете.
— Попробуем проверить ваши догадки, — снова садясь и не спеша перелистывая посеревшие листочки тетради, сказал он.
Изумрудно-яркое пятно на столе заметно подвинулось на середину, и теперь лицо Михаила Алексеевича, склоненное над тетрадкой, казалось ближе и светлее, старый шрам и морщины, лежавшие на нем, выделялись яснее и глубже, но оно не выглядело от этого старше, лишь подчеркивалось мужество и сильная воля человека. Сколько раз в минуты горьких сомнений, неудач Котельников и Шатеркин видели на этом лице сочувствие и добрую улыбку. Полковник обычно говорил: «Больше выдержки, спокойствия. Нераскрываемых дел нет, так же, как нет непознаваемых законов в природе и обществе. Не горячитесь и не теряйте надежды: не везет только бездельникам да шалопаям…»
Павлов перелистал уже добрую половину заветной тетради, ни разу не подняв головы. Затем на лице его появилось оживление, он по-стариковски крякнул, поспешно сдернул с носа очки.
— Вот и ваши кресты попались!
Шатеркин привстал со стула. Котельников перестал грызть свой мундштук.
— Да, это не случайные царапины, товарищ капитан, а настоящий католический крест, настоящий… — отрываясь от тетради, продолжал полковник. — За этим крестом скрывается благопристойное католическое «Братство благочестивых колумбов», постоянное местопребывание которого не Вена, а город Чикаго в штате Иллинойс.
— Как Чикаго?!
— Да-да, за этим святым крестом скрывается не монашеский орден, а настоящая преступная шайка, орден американских гангстеров.
— Орден гангстеров?! — изумленно воскликнул Котельников. — Как же это так?..
— Что касается ордена, это, конечно, понятие в известной мере условное, — сказал полковник. — Это вполне современная американская фирма преступников, объединение разбойников с большой дороги, которые располагают крупным капиталом, современной техникой взлома и убийств, своей разведкой и даже надежным покровительством и поддержкой не только в американском конгрессе, но и в святейших покоях папы римского.
Шатеркин ближе подвинул стул. Он слушал и старался как можно глубже и полнее осмыслить это новое открытие — оно превзошло все его самые смелые предположения. Ведь тогда в Вене ему не удалось раскрыть значения этих царапин.
— А как же кресты, товарищ полковник? — опять оживился Котельников. — Я все-таки не понимаю, какого лешего они нужны в этом далеко не богоугодном деле?
Полковник отложил тетрадь и взял трубку. Теперь он закурил и с наслаждением вдохнул небольшую порцию дыма.
— «Братство благочестивых колумбов» — это вполне католическое «братство». Создал его один из апостолов американского гангстеризма католик Хелло, а на кровавые деяния благословил сам папа римский. Хелло вербовал в свое братство всякий сброд, но преимущество оказывалось католикам. Вскоре вокруг этого католического разбойника сгруппировались всякого рода авантюристы. Крест и кольт — это их эмблема, икона, которой они поклоняются. Каждое свое преступление они отмечают католическим крестом, знаком спасения и неуловимости, — это их талисман, а после каждой удачной вылазки служат мессу в настоящем костёле.
— Да ведь с этими чудачествами их очень легко можно прихлопнуть.
— Конечно, все это облегчает поиск, но… — полковник выколотил из трубки горку горячего пепла. — Нам, работникам советской милиции, трудно понять все это. У нас он был бы давно пойман и осужден, в Америке — другое дело. В Америке таких преступников не ловят, товарищ Котельников, там вокруг них создается ореол славы, о них пишут в газетах. «Благочестивые колумбы» — не случайное название! Только открывают эти «колумбы» не неведомые земли, а денежные ящики — занятие куда более выгодное!
— Еще один вопрос, товарищ полковник, — спросил Котельников. — Как мог залететь к нам этот «благочестивый колумбиец?» Запутанное дело!
— Согласен с вами, дело нелегкое. А как все это произошло, мы скоро узнаем, друзья мои. Ясно одно:
Вместе с армией союзников в Европу двинулась в поход армия бизнесменов и разбойников. Эти колорадские жуки набросились на измученную Европу с величайшей жадностью и остервенением. Они грабили, убивали, торговали на бирже фальшивками. Одни из них специальными автогенными аппаратами вскрывали несгораемые кассы, другие тащили целые заводы и фирмы…
Полковник достал из кармана платок и отер им вспотевшее лицо.
— Вот так, Николай Иванович. Если в Австрии вам не пришлось довести до конца дело о взломе кассы по не зависящим от вас причинам, здесь к этому имеется полная возможность.
Полковник поднялся. Изумрудное пятно на столе расплылось почти на весь стол. Павлов включил вентилятор — над столом понесся легкий приятный вихрь. Поднялись и Шатеркин с Котельниковым.
— И довести нужно как можно скорее. Нельзя больше медлить, — твердо сказал Павлов, подставляя воздушной струе вспотевшую руку.
Напряженно и долго длилась пауза, казалось, что полковник забыл о своих собеседниках. Котельников незаметно вышел из кабинета, собрался уходить и Шатеркин, но Павлов неожиданно остановил его.
