шума укокошить сразу двоих.
– Шум был, – возразил парень, – просто убийца обратил его в свою пользу.
– Как так? – не поняла Тая. – И откуда ты это знаешь?
Владимир неопределенно пожал плечами.
– Слышно было. Девчонка с другом врубили музыку так громко, что соседние дома чуть ли не плясали. Из-за нее-то, наверное, никто не услышал криков или еще чего.
– Бедняги, – вздохнула девушка. – И почему только соседи не пришли утихомирить их? Могли бы спасти целых две жизни.
Вова только пожал плечами.
Несколько минут в комнате висело унылое молчание, лишь отстукивали секунды старые часы. За окном прояснившееся было небо медленно, но верно вновь затягивали тяжелые тучи. Таисия задумчиво разглядывала их, а Владимир осторожно перебирал блестящие красивые пряди, рассыпавшиеся по ее плечам, сам не замечая, как складывает их в короткую косичку. А когда заметил, ласково шепнул:
– Ух ты, тебе так очень идет.
Тая вздрогнула, вырванная из раздумий, бросила быстрый взгляд на парня, расплела волосы.
– Не надо, – в голосе ее зазвучали необычные беспокойные нотки. – Ты разве не знаешь? Он отрезает волосы.
Владимир смотрел на девушку все так же ласково.
– Не бойся, я же с тобой. – А потом, вспомнив ее недавние слова, добавил: – Или ты думаешь, что это я?
– Нет, конечно же нет, – не сдержала улыбки Тая, – просто… Думать сразу начинаю о плохом. Он ведь где-то здесь, совсем рядом. И тем более, маме не понравится.
– Не понял? – искренне удивился Вова.
– Ну… косичка же.
– И что?
– Я знаю свою мать. У нее много всяких пунктиков. Коса – один из них. Действует что красная тряпка на быка.
– Но это же просто прическа! – не унимался парень. – Не понимаю!
– Как и я, – вздохнула Тая.
Вова задумчиво почесал щетинистый подбородок. В его сознании Лидия Степановна была классической учительницей, путем нехитрых ассоциаций поставленной наравне с другими школьными образами: самой школой, звонками, переменами, учебниками, учениками, бантиками и, к бантикам прилагающимися неотъемлемыми атрибутами – косичками. Таисия же несколько пошатнула этот стройный ряд.
– А как же она тогда… – рассеянно пробормотал он.
– Что?
– Ну… – Вова немного смутился. – Как же она тогда свою пионерскую юность-то прожила?
Таисия только пожала плечами.
– Хороший вопрос. Мне она никогда не рассказывала.
– Ты меня, конечно, извини, но… Она странная, – еще больше озадачился парень.
– У каждого свои странности, разве нет?
– Конечно, но не настолько же.
Тут в дверь громко постучали и, не дожидаясь ответа, в комнату вошла Лидия Степановна.
– Дождь снова начался. Вот ведь…
Женщина осеклась, увидев все еще сплетенные в косу волосы дочери. Ее лицо, и без того длинное и бледное, совсем вытянулось и окончательно утратило краски. А голос, до того спокойный, приобрел глухие, незнакомые Владимиру нотки.
– Таисия, что это у тебя на голове?
Дочь ничего не ответила, лишь нервозно отодвинулась от своего кавалера и принялась торопливо разбирать красиво уложенные пряди. Владимир не спускал глаз с учительницы. Та заметила это, но нисколько не смутилась.
– Неужели ты не видишь, Володя, ей не идет.
– Да идет вообще-то, – осмелился возразить парень.
Лидия презрительно хмыкнула, поправив костяшками пальцев строгую шишку на затылке.
– Да что вы, мальчишки, в этом смыслите… – Ее пристальный взгляд снова обратился к дочери. Та безразлично смотрела в заплаканное окно. Уголки ее тонких губ были опущены.
– Володя! Воло-о-одя!
Внезапный крик, прорвавшийся сквозь монотонный стук дождя, заставил всех вздрогнуть.
– Это мама, – успокаивающе улыбнулся Владимир, поднимаясь. – Чего она орет там на всю улицу?..
Крик повторился. В нем ясно слышались визгливые, истеричные нотки:
– Домой, Володя! Хватит там шашни крутить!
– Да иду я! – раздраженно крикнул парень и бросил извиняющийся взгляд на Таисию: – Увидимся.
Когда за ним закрылась дверь, Лидия Степановна подошла к окну, рядом с которым сидела дочь, уставилась поверх ее головы в серый расплывшийся мир.
– Это он заплел тебе волосы? – произнесла она слабо, почти безжизненно.
– Он, – ответила девушка со вздохом, ожидая, что мать вновь примется за нотации. Но та вдруг указала на что-то за окном.
– Смотри-ка… Галина звала его потому, что к ним снова пришли полицейские.
Тая вгляделась в неясные силуэты на соседнем участке. Действительно, Галина Петровна, скрестив на груди полные руки, с явно выраженным недовольством смотрела, как в дом входит Владимир в сопровождении высокого тощего полицейского.
– К ним уже третий раз приходят, – напряженно продолжала Лидия Степановна. – Ко всем соседям по разу, как и к нам, а к этим Зубовым – третий.
– И что это, по-твоему, значит? – внимательно глядя на мать, спросила Тая.
Женщина поплотнее укутала плечи в шаль, поджала тонкие губы.
– Хорошего – ничего, особенно для тебя, – мрачно заверила она.
Таисия смотрела не отрываясь, на ее лице застыл нелетний, колючий холод.
– Почему же?
– Потому что Владимир сюда больше не ходок, пока все эти дела не закончатся. Ведь неспроста полиция к нему так неравнодушна. Он приятный молодой человек, но стоит пока притормозить. Убийцей может оказаться любой.
Ни один мускул не дрогнул на лице девушки. Лишь враждебный блеск в глазах говорил о ее чувствах.
– Ты это только что решила? – едко спросила она.
– Это значения не имеет, – Лидия сдержанно села в кресло. – И не вздумай перечить. Это серьезно.
Таисия и не думала. Слишком хорошо она знала свою мать.
* * *
Галина плакала, зажав рот кухонным полотенцем, чтобы не услышал сын, закрывшийся в одной из комнат. В ушах мучительно звучали слова молодого, но такого наглого полицейского:
«Свидетелей, которые могли бы подтвердить тот факт, что вы, Владимир Сергеевич, ехали семичасовым рейсом, не нашлось. Автобус был набит битком, вашего лица никто не запомнил. Если вы, конечно, вообще в нем находились…»
Горло сжимали неприятные спазмы, в затылке пульсировала знакомая боль: снова поднялось давление. Женщина тяжело поднялась со стула, прошла к буфету, нашарила нетвердой рукой на полке таблетки.
Она не могла смириться с мыслью, что ее сына, ее Вовку, подозревают в убийствах. Неправильно это, несправедливо! Но молодой поганец в форме ясно дал понять, что Володя под особым наблюдением. От этого обстоятельства мать просто с ума сходила. Она-то знала: сын ее замечательный, добрый человек, такой воспитанный, такой аккуратный, такой… И как только эти хлыщи этого не видят?! Галина всегда была твердо убеждена: в нашей стране нет никакой справедливости. Те, кто заслуживает наказания, свободно ходят и наслаждаются жизнью, даже берут от нее больше, чем самые хорошие из людей, а невиновным вешают их грехи, за кои те платят своими годами. Но женщина никогда и вообразить не могла, что такое случится с ее любимым сыном. Доказательств, правда, пока не было. Да
