Мы стояли и смотрели поверх стенки набережной. Мимо прошла группа моряков, шумно болтая и смеясь, за ними – мужчина с девушкой, углубленные в разговор. Никто не обратил на нас ни малейшего внимания, и ко мне снова стало подкрадываться странное, похожее на сновидение чувство, испытанное ранее; только на этот раз его вызвала не усталость, а что-то другое, не совсем понятное. Казалось, Ричард Байрон и я находимся вдвоем в стеклянном пузыре, погружены в его тишину, которую ничто не может нарушить и из которой невозможно выбраться. Люди, как смутные обитатели подводного мира, приближались и удалялись, беззвучно проплывали за стеклом, заглядывали внутрь, но не могли вторгнуться в тишину, окутавшую нас. По сей день я вспоминаю Марсель – самый шумный город мира – как безмолвный фон этой встречи с Ричардом Байроном, немой фильм, мелькающий на экране перед нами.
Я повернулась к нему:
– Вы хотели задать два вопроса, а задали только один. Какой же второй?
Он молча смотрел на меня, в тусклом свете фонаря выражение его лица невозможно было прочитать, но у меня сложилось впечатление, что он растерян.
Я сказала:
– Я знаю, что это за вопрос. Ему следовало бы быть первым, он важнее, не так ли?
Уголки его губ поднялись в улыбке.
– Возможно.
Я сказала медленно:
– Дэвид в отеле «Тисте-Ведан» в Авиньоне.
Долгую секунду он не шевелился, затем резко повернулся ко мне, и его руки стремительным движением сомкнулись на моих запястьях. Снова, как в Ниме, его пальцы причинили мне боль, но на этот раз я не пыталась вырваться. Я чувствовала, как колотится у него сердце.
– Чарити, – спросил он грубо, – почему вы сказали мне это? Почему? Я еще не рассказал вам ничего… не объяснил. Даже не сказал, что солгал, признаваясь в убийстве Тони. У вас нет никаких причин доверять мне – я преследовал вас, причинял вам боль, оскорблял, вы чуть не заболели из-за меня. Какого черта вы вдруг делаете мне такой подарок, прежде чем я начал свой рассказ?
Его сердце стучало, как мотор, и мое забилось в унисон, тоже начало частить.
– Я… я не знаю, – ответила я, запинаясь и пробуя освободить руки.
Он передвинул свои пальцы, и его взгляд упал на синяки. Секунду или две он стоял, опустив голову, уставившись на уродливые темные пятна, затем вдруг губы у него скривились, он притянул меня к себе и поцеловал.
– Полагаю, поэтому, – сказала я дрожа.
– Черт побери, – проговорил он. – Именно этого я хотел с той минуты, как вошел в храм Дианы и увидел вас, сидящую со слезами на ресницах. И все это время я думал, что вы лживая маленькая…
– Негодяйка.
Он усмехнулся.
– Именно, – сказал он. – Да, все это время я думал, что вы с ними заодно, дешевая маленькая проходимка, впутавшаяся в грязную игру с убийством, где ставкой была жизнь ребенка, словно… словно пластмассовая фишка, которую можно потерять и никогда о ней не вспомнить.
Он вдруг отвернулся от меня.
– Вы отказались сказать мне, где Дэвид, из-за того, что он сам этого не хотел?
– Да, – ответила я осторожно.
– А я-то думал, что вы помогаете им держать мальчика по дальше от меня. Вы выглядели такой виноватой, виноватой и испуганной, и, конечно, у меня и в мыслях не было, что сам Дэвид…– Он замолчал.
– Мне жаль, но так все и было. Он хотел избежать встречи с вами, поэтому я помогла ему. Думала, что поступаю правильно.
Он грустно улыбнулся.
– Да, теперь мне это ясно. Но вы должны согласиться, улики были против вас, даже когда все во мне протестовало и кричало, что они ложные… Это просто еще один пример, способный после всего случившегося разбить вдребезги прежние убеждения и превратить еще одну безопасную дорогу в зыбучие пески.
– Я знаю, – сказала я. – Как это говорится?..
Пока есть еще вера в моем сердце,
И надежда так сильна и упорна,
Что отвергает свидетельства слуха и зренья,
Словно чувств этих – лишь обман назначенье,
И живут они для клеветы…
Вы это имели в виду?
Он улыбнулся снова:
– Да, в точности, хотя выразился, может быть, не так ясно Бедный Троилус позднее сказал то же самое еще лучше, вы по мните?
Если у красоты есть душа, то это не красота…
Если в самом единстве есть закономерность,
То это не оно…
Но я счастливее Троилуса, вы согласны? Для меня закон уцелел: любая женщина, которая выглядит, двигается и говорит, как вы, никогда не может быть негодяйкой, какой вы казались. Но это было адом, пока продолжалось, война рассудка и инстинкта, и оба проигрывали. – Он повернул голову: – Вы понимаете?
– Конечно. Но то же случилось и со мной. Я думала, что вы зверь и убийца, боялась вас, и все же… это случилось.
– Это случилось, – повторил он, – вопреки доводам рассудка и с нами обоими.
– Да.
Он медленно сказал, глядя вниз на темную непроницаемую воду:
– Но вы не угадали второй вопрос, Чарити. Неужели вы думаете, что я снова собирался задать тот, прежде чем объясню, почему имею право на ответ?
– Я не угадала? Вы не собирались спросить, где Дэвид?
– Нет.
– Что же вас тогда интересовало?
Он помолчал, наблюдав за водой, облокотившись на низкую стенку. Затем спросил напряженно:
– Кто такой Джонни?
Мадам, вы пойдете гулять?
Старинная песня
Маслянистая вода плескалась под стенкой, на ее поверхности плавали соломинки и куски пробки. Это зрелище странно завораживало и успокаивало: подъем, опускание и покачивание мусора в замкнутом круге света от уличного фонаря. Я ответила:
– Джонни был моим мужем.
– Был?
– Да, – подтвердила я.
– О, понятно. Извините.
Как и он, я повернулась лицом к морю, облокотилась о стенку и сосредоточилась на движущейся воде.
– Мы поженились во время войны, он служил в военно-воздушных силах. Нам повезло – мы были вместе два года. Его убили над Па-де-Кале.
– Бомбардировщик?
– Нет. Истребитель сопровождения.
Вдали над морем молочный туман начал сползать с лица луны. Горизонт вышел из тьмы встретить ее бедный свет.
– Когда-нибудь я расскажу вам о Джонни. Но не сейчас.
Он быстро взглянул на меня:
– Из-за того, что случилось?
– Вы имеете в виду, из-за того, что вы меня поцеловали?
– Из-за того, что я люблю вас, Чарити.
– Нет, – ответила я. – Не из-за этого. Случившееся со мной теперь не меняет происходившего когда-то. Отношения между Джонни и мною были прекрасными, мы строили их очень заботливо, они были совершенны и удовлетворяли нас. Но это не значит, что, если их разнесло на куски немецким снарядом, я никогда не попытаюсь построить еще что-нибудь среди руин. Джонни не призрак, следующий за мной по пятам и напоминающий о скорби и трауре.
– Когда я увидел вас впервые, – тихо сказал Ричард Байрон, – вы плакали.
– Да, – сказала я. – И я действительно думала о Джонни. Но память о нем вряд ли восстанет и запретит мне жить дальше… Надо строить еще лучше во второй раз, и я могу строить. А Джонни…– я повернулась к Байрону:– Что ж, Джонни подзадорил бы меня.
Ричард Байрон выпрямился, и его руки сомкнулись вокруг меня, на этот раз очень нежно. Он слегка отстранил меня и глядел, улыбаясь.
– Я люблю вас, Чарити, – повторил он. – Вы такая милая и здравомыслящая. Боже мой, вы почти можете заставить мир снова казаться приятным и разумным местом, каким он был когда-то… И, как я понимаю, вы приглашаете меня действовать и поцеловать вас еще раз?
– Почему вы так решили? Нет, я…
– Потому, что я собираюсь, – сказал Ричард Байрон. И поцеловал.
Казалось, прошли долгие часы, и луна проложила свой серебряный след по морю. Мы снова стояли бок о бок, облокотившись о парапет, и снова начали разговор.
–…Хватит уходить в сторону, – сказал Ричард Байрон. – Я должен подумать, а вы – помочь мне, так что вам надо знать эту историю. Она довольно грязная, и впутывать вас…
– Мне кажется, – мягко заметила я, – я уже довольно глубоко в ней увязла, и исключительно благодаря собственным усилиям.
Он задумался, и глубокие складки снова прорезались вокруг его рта и сделали его лицо суровым и пугающим.
Он начал рассказывать…
История действительно была некрасивой, и, слушая, я чувствовала, как гнев прорывается в голосе Ричарда и пробегает по моим собственным венам.
Ричард Байрон был довольно состоятельным торговцем антиквариатом и жил в своем поместье Дипинг в графстве Суррей.
– Начинал я на любительском уровне, – рассказывал он. – Я покупал понравившиеся мне вещицы и время от времени прозвал их людям, которые замечали их у меня в доме и хотели приобрести. Затем мало-помалу я всерьез занялся этим бизнесом, потому что мне было интересно. Мне не приходилось зарабатывать этим на жизнь, но постепенно я узнал больше об антиквариате, увлекся, начал ездить за товаром и со временем действительно стал специалистом по старинному серебру ж особенно по драгоценностям. Думаю, теперь я знаю о них немало.
