– Эй! Ты – первоходка? – спросила ее женщина цыганской внешности, та самая, которую Лиза определила как торговку наркотиками.
– Я? – уставилась на нее Дубровская.
Отвечать правду или соврать?
– Да, – еле слышно произнесла Лиза.
– Это и видно, – заявила соседка. – Робеешь, что ли?
Лиза пожала плечами.
– Не бойся. Везде люди живут. Привыкнешь, – успокоила ее женщина.
– Я здесь ненадолго, – вырвалось у девушки.
– Все так говорят! – махнула рукой цыганка. – Меня Розой зовут. Взяли на сбыте героина. Чувствую, в этот раз меня замели надолго. А тебя за что?
– Убийство.
Роза внимательно взглянула на Дубровскую. В ее глазах мелькнуло нечто похожее на уважение.
– Надо же! А по виду не скажешь…
– Для начала ознакомишься с тем, что представляет собой «сборка».
– Сборка? – уставилась на Розу Дубровская.
Как она правильно поступила, что не стала изображать из себя бывалую узницу! Разоблачение наступило бы так скоро. Похоже, ей многому придется здесь научиться.
– Привратка, – произнесла загадочное слово цыганка.
Лиза покачала головой. Она чувствовала себя словно за границей. Общаться хочется, но языком не владеешь…
– Ну, ты в больнице была? Приемный покой видела? Примерно то же самое. Досмотр, тюремный врач, бумажки всякие… Побудешь на карантине несколько дней, а там распишут в камеру. Держись меня – не пропадешь!
Женщины команды выполняли споро, как самую привычную вещь. Лиза же да еще одна молодая девица с роскошной косой столбенели от резких выкриков и с первого раза не могли понять, что от них требуется. Раздеться догола в присутствии женщин в форме было задачей неприятной, но вполне выполнимой. То, что последовало за этим, повергло Дубровскую в состояние шока.
– Нагнуться вперед, раздвинуть ягодицы, присесть десять раз.
– Зачем? – заморгала Лиза.
– Выполнять! – гаркнула баба в форме. – Вопросы оставь при себе.
Дубровская не решилась возразить. Ее окатила волна жгучего стыда. Должно быть, Лиза со стороны смотрелась неловкой, поэтому мерзкая баба уделила ей максимум своего внимания. Ей доставляло наслаждение упиваться беспомощностью новенькой и собственным могуществом.
– Ниже, ниже. Раздвинь-ка получше, хитрюга! Знаю я вас!
Наконец, звонко хлопнув ладонью девушку по заду, она заявила:
– Давай трусы.
Вконец обалдевшая Лиза протянула ей розовый комочек. Баба почему-то заорала как резаная.
– Убери заразу! Ты что, дура?
– Ну, так как же… – пробормотала Дубровская. – Вы ведь сами попросили.
– Выверни и покажи мне. Да держи в своих руках! Ты мне сифилис подарить хочешь?
– Я не больна.
– Рассказывай сказки своей подружке, ковырялка чертова!
Лиза, дрожа от пережитого унижения и страха, отошла в сторону. Там ее поджидала Роза.
– Ты с ума сошла! – напустилась она на Дубровскую. – Не задавай глупых вопросов, просто смотри, что делают остальные, и повторяй то же самое.
– А что мы делали? – прошептала Лиза.
– Нас досматривали на предмет того, не прячешь ли ты что-нибудь у себя в укромном месте.
– А что можно спрятать там? – удивилась девушка.
– Много чего, – многозначительно произнесла цыганка. – Порошок, мульку.
– Что-что?
– Наркотики, записку с воли. Усекла?
– А-а… А что такое ковырялка? – не удержалась от любопытства Лиза. – Это такое ругательство?
Роза как-то странно взглянула на нее:
– Скоро узнаешь. Всему свое время…
Гинекологическое кресло, даже без ширмы, было очередным испытанием для Дубровской.
– Ноги на подставки. Расслабься, – командовала женщина в белом халате. – Дата последней менструации… Не беременна? Венерические заболевания есть?
– Нет, – просипела Лиза. Кажется, она теряла голос.
Женщина наскоро проверила ее. Осмотр причинил девушке не самые приятные ощущения. Но докторше, похоже, это было безразлично.
– Слезай. Следующая…
Кресло парикмахера не сулило ничего ужасного. Расчески, ножницы, зеркало – словом, все то, что есть у любого цирюльника. Здесь не было только дорогих шампуней, фенов, глянцевых журналов с моделями стрижек.
Фея тюремного салона красоты вид имела хмурый и неприступный. Грязный белый халат дыбился на ее огромном бюсте. Она запустила пальцы в волосы Дубровской.
– Вши есть?
– Нет, – оторопело ответила девушка.
Парикмахер взъерошила волосы Лизы и зачем-то посмотрела на концы.
– Хороши. Жаль, что коротковаты…
Смысл этой загадочной фразы Дубровская поняла позднее. После нее в кресло уселась та самая девушка с роскошной косой, цвета воронова крыла. По виду она казалась украинкой и говорила с характерным акцентом. Она, наверно, тоже была «первоходкой», поскольку, подобно Елизавете, шарахалась от всех, как от чумы.
Парикмахерша даже присвистнула от восторга, взяв в ладони черную как смоль, длинную, как змея, косу. Она обменялась взглядами с надзирательницей.
– Надо состричь!
– Вы что? – завопила девица. – Не трогайте! Не имеете права!
– А вот здесь ты ошибаешься! – медовым голосом заявила парикмахер. – Такие права у меня есть.
– Караул! Помогите! – взвизгнула обладательница роскошных волос.
– Не ори! – сморщилась надзирательница. – Никто не собирается тебя стричь под «ноль». Прическа в местах заключения должна быть опрятной и не представлять угрозы для окружающих. А если из-за тебя другие женщины в камере обовшивеют? Так что не упрямься.
– Ни за что! – Девица вцепилась в косу и, по всей видимости, не собиралась проявлять благоразумие.
Дубровская не успела моргнуть глазом, как строптивая узница оказалась пристегнутой к креслу наручниками.
– Глянь-ка, Тома! – молвила парикмахерша. Реплика предназначалась надзирательнице. – Да у нее вши. Я же говорила!
– Это вранье! – извивалась девушка в кресле. – Нет у меня никаких вшей.
Она зарыдала в голос, почувствовав, как большущие ножницы коснулись ее волос. Мгновение, и тяжелая коса, как колосья под серпом, упала на плиточный пол.
– Ничего не попишешь, – пожала плечами надзирательница. – Санобработка!
Дубровская стояла в стороне ни жива ни мертва. Она посмотрела на Розу. Во взгляде той читалось еле сдерживаемое бешенство.
– Как же, санобработка! – жарко зашептала она. – За такую косу неплохие деньжата можно получить.
Лиза охнула:
– Ты так считаешь? Так они специально?
– А ты что думаешь, решили сделать бабе модную стрижку?
– Но ведь девушка может пожаловаться начальству, и тогда им не поздоровится…
– Ты и впрямь полоумная, – покачала головой цыганка. – О каких жалобах ты говоришь? Неужели ты ничего еще не поняла? Тут у тебя нет прав. Ты – жалкая вошь, и до тебя никому нет дела.
Лиза прикрыла глаза. Женщина была абсолютно права. Той девушки, Елизаветы Дубровской, бывшего адвоката, симпатяги и умницы, уже нет. Она осталась там, за пределами этого страшного места; там, где задорно звенят трамваи, а молодые девчонки носят короткие юбки, высокие каблуки и потрясающе длинные волосы.
Здесь же, в этих покрытых дешевым кафелем стенах, впитавших вонь и слезы своих постояльцев, есть жалкое подобие прежней Лизы, с затравленным, как у зверька, взглядом. Здесь есть нечто с номером статьи и с прежней фамилией, которая звучит почему-то, как кличка дворовой собаки…
– На карантине мы пробудем недолго, – заявила Роза. – От двух до десяти дней. Больше, как правило, не бывает. Потом нас переведут в камеру.
– Мы будем вместе? – с надеждой спросила Лиза.
Она успела привыкнуть к этой женщине и даже почувствовать нечто похожее на привязанность. Переносить тяготы тюремной жизни с ней было намного проще, чем одной. Дубровскую страшила неизвестность. Она с ужасом ждала момента, когда тяжелая дверь за ней затворится и она останется один на один с незнакомыми узницами. Для нее это было равносильно тому, как нырнуть в бассейн с пираньями!
– Я не думаю, что нас оставят вместе. Меня скорее всего пропишут в общую камеру, тебе светят «спецы».
– Что? – не поняла Лиза.
– Гляди, – терпеливо растолковывала ей новая подруга. – Есть «общаки», общие камеры. Там по пятьдесят человек сидеть могут. Есть «полуспецы», помещения на восемь мест. А бывают еще «спецы», там лишь по четыре человека селятся. Поняла?
Дубровская кивнула головой. С чего только Роза взяла, что ее поселят в такие комфортные условия? Может, там размещают привилегированных узниц? Они культурны, не выражаются матом, имеют высшее образование…
– Да, ты – ненормальная! – засмеяла ее Роза. – Ты решила, что находишься в санатории или пятизвездочном отеле? Вот уморила! В «спецах» только кажется вольготно: меньше народу, больше кислороду. На самом же деле там контроль очень жесткий. Не спрячешься за спинами товарок, как в «общаке»! Туда сажают тех, к кому хотят получше приглядеться. Я не спрашивала тебя о твоем деле, но оно наверняка непростое. Так ведь?
