- Так точно, - уверенности в голосе Влановича не чувствовалось.
Оба взглянули на север, пытаясь охватить взглядом плато на всем его протяжении.
Дальше открывалась величественная картина остроконечных горных вершин, покрытых снежными шапками. Они ярко искрились на солнце, оттеняя прозрачную голубизну безоблачного неба. Зрелище было необычным.
Не менее впечатляющим было то, что происходило на самом плато. Солидная колонна из тысячи солдат, половина которых была одета в серую форму югославской армии, а остальные - в пестрых одеждах непонятной принадлежности, медленно продвигалась по глубокому снегу.
Колонна представляла собой двадцать шеренг по пятьдесят человек в каждой. Взявшись за руки и наклонившись, люди мелкими шажками продвигались вперед. Они шли очень медленно, что было неудивительно, ибо первая шеренга увязала в снегу по пояс. На лицах людей появились первые признаки усталости. Это была убийственно тяжелая работа, от которой на такой высоте бешено билось сердце и каждый вдох давался с трудом, а налитые свинцом ноги отказывались повиноваться и отзывались болью в суставах при попытке сдвинуть их с места.
Не только на долю мужчин выпало это суровое испытание. Первые пять рядов состояли исключительно из солдат, в оставшейся же части колонны женщин было приблизительно столько же, сколько и мужчин. Но различить их было трудно, так как они с головы до ног закутались в самые немыслимые одежды, спасаясь от лютого холода и пронизывающего ветра. Две последних шеренги целиком состояли из партизанок, бредущих по колено в снегу.
Зрелище было фантастическим, хотя и нередким для Югославии во время войны. Практически все аэродромы внизу контролировались подразделениями вермахта и были недоступны для югославов. Поэтому партизанам приходилось подобными методами создавать импровизированные взлетно-посадочные полосы высоко в горах. При такой глубине снежного покрова и в местах, совершенно недоступных для техники, - у них не было другого выхода.
Полковник Вис посмотрел на работающих и повернулся к капитану Влановичу.
- Борис, мой мальчик, надеюсь, вы понимаете, что мы здесь не на прогулке? Организуйте доставку продовольствия и позаботьтесь о том, чтобы приготовили горячий суп. За сегодняшний день придется израсходовать недельную норму продуктов. - Слушаюсь, - Вланович кивнул головой и сдвинул набок ушанку, чтобы лучше слышать зазвучавшую с севера канонаду. - Это что еще за чертовщина? Вис сказал задумчиво:
- Звук далеко разносится в чистом горном воздухе. Не правда ли, капитан?
- Простите, полковник...
- Это значит, мой мальчик, - проговорил Вис с явным удовлетворением, - что базе "мессершмиттов" в Ново-Дервенте в данный момент хорошо достается.
- Я не совсем понимаю... Вис терпеливо вздохнул.
- Когда-нибудь я сделаю из тебя настоящего солдата, мой мальчик. "Мессершмитты", Борис, - это истребители, вооруженные всевозможными мерзкими пушками и пулеметами. А что сейчас представляется идеальной мишенью для истребителей здесь, в Югославии?
- Идеальная мишень... - Вланович осекся и посмотрел на колонну. Боже мой!
- Вот именно. Британские ВВС оттянули с итальянского фронта шесть эскадрилий своих лучших тяжелых бомбардировщиков - "ланкастеров" только для того, чтобы уважить наших друзей в НовоДервенте. - Он тоже сдвинул фуражку набок, чтобы лучше слышать. - Прилежно работают, верно? После того, как закончат, ни один "мессер" не сможет взлететь оттуда как минимум неделю. Если, конечно, останется кому взлетать.
- Разрешите сказать, полковник?
- Разумеется, капитан.
- Есть и другие базы истребителей.
- Верно. - Вис запрокинул голову. - Видите что-нибудь?
Вланович посмотрел вверх, прикрывая ладонью глаза от яркого солнца, и покачал головой.
- Я тоже не вижу, - согласился Вис. - Но на высоте семь тысяч метров до наступления темноты будут дежурить истребители-перехватчики.
- Кто же он такой, полковник? Кто этот человек, ради которого работают наши солдаты, взлетают эскадрильи бомбардировщиков и истребителей?
- Некий капитан Меллори, насколько мне известно.
- Капитан? Как и я?
- Капитан. Но думаю, не совсем, как вы, Борис, - мягко заметил Вис. Дело не в звании, а в имени. Это Меллори.
- Никогда о нем не слышал.
- Все впереди, мой мальчик.
- Но зачем все это нужно этому самому Меллори?
- Спросишь у него сам сегодня вечером.
- Он будет вечером здесь?
- Будет. Если, - добавил он мрачно, - доживет.
Нойфельд решительной походкой вошел в радиорубку, помещавшуюся в ветхом бараке. Дрошный следовал за ним. В комнате не было ничего, кроме стола, двух стульев и портативного передатчика. Сидящий за ним капрал вопросительно обернулся на вошедших.
- Соедините меня со штабом седьмого корпуса у Неретвинского моста, распорядился Нойфельд. Он был в прекрасном расположении духа. - Я хочу говорить лично с генералом Циммерманом.
Капрал кивнул и отстучал позывные. Ответ не заставил себя долго ждать. Капрал взглянул на Нойфельда. - Генерал сейчас подойдет, герр гауптман.
Нойфельд взял наушники и указал капралу на дверь. Тот поднялся и вышел из комнаты. Нойфельд занял его место и надел наушники. Через несколько секунд, услышав хриплый голос генерала, он машинально выпрямился.
- Говорит гауптман Нойфельд, герр генерал. Англичане вернулись. Согласно их информации, партизанская дивизия в Клети Зеницы ожидает наступления со стороны моста через Неретву, с юга.
- Вот как? - генерал Циммерман, удобно устроившись в кресле передвижной радиостанции, дислоцированной на опушке леса к югу от моста через Неретву, не скрывал удовлетворения. Брезентовый полог кузова был поднят, и генерал снял фуражку, наслаждаясь лучами нежного весеннего солнца. - Интересно, очень интересно. Что еще?
Голос Нойфельда, искаженный помехами, приобрел металлический оттенок:
- Они попросили переправить их в надежное место. Подальше за линию фронта, даже в Германию. Им здесь несколько не по себе.
- Ну-ну. Чувствуют себя не в своей тарелке? - Циммерман помолчал, задумался, потом продолжил: - Вы полностью информированы о сложившейся ситуации, гауптман Нойфельд? Вы понимаете, насколько важны все мельчайшие детали в этой игре?
- Да, герр генерал.
- В таком случае мне надо немного подумать. Ждите.
Циммерман обдумывал решение, поворачиваясь из стороны в сторону в своем кресле. Он задумчиво посмотрел на север и в который раз увидел луга, подходящие к южному берегу Неретвы, стальной мост, перекинутый через реку, северный берег, взбегающий к каменистой гряде - линии обороны партизан под командованием полковника Ласло. На восток, к ущелью, уходила бело-зеленая лента реки. Он повернулся направо. К югу простирался глухой сосновый бор, который на первый взгляд казался безобидно пустынным, пока привыкшие к темноте глаза не различили угловатые силуэты, тщательно замаскированные от любопытных глаз брезентом и сосновыми ветками. Вид этих скрытых в лесу танков, авангарда двух бронетанковых дивизий помог Циммерману принять окончательное решение. Он взял в руки микрофон.
- Гауптман Нойфельд? Я разработал план действий. Прошу вас беспрекословно выполнять следующие инструкции...
Дрошный снял с головы параллельно включенные наушники и неуверенно спросил у Нойфельда:
- По-моему, генерал слишком многого от нас хочет. Вам не кажется?
Нойфельд отрицательно покачал головой.
- Генерал Циммерман всегда знает, что делает. Таких людей, как Меллори, ему ничего не стоит раскусить.
- Хотелось бы верить, - неуверенно произнес Дрошный.
Они вышли на улицу. Нойфельд сказал, обращаясь к радисту:
- Капитана Меллори ко мне. И сержанта Баера тоже.
Когда Меллори вошел к Нойфельду, Дрошный и Баер уже были там. Нойфельд был деловит и краток.
- Вас заберет самолет на лыжах. Только такой самолет способен приземлиться в этих чертовых горах. У вас есть несколько часов для сна. Мы отправимся не раньше четырех. Вопросы есть?
- Где находится аэродром?
- На поляне, в километре отсюда. Что еще?
- Вопросов больше нет. Только если можно, поскорее. Вот и все.
- Вам не надо беспокоиться, Меллори, - прочувственно произнес Нойфельд. - Я сам мечтаю поскорее вас отправить. Вы для меня, честно говоря, как бельмо на глазу. И чем скорее вас здесь не будет, тем лучше.
Меллори понимающе кивнул и вышел. Нойфельд повернулся к Баеру:
- У меня к вам небольшое поручение, сержант. Небольшое, но очень ответственное...
Меллори медленно шел по территории лагеря, погрузившись в свои мысли. Когда он подходил к своему временному пристанищу, дверь барака открылась и оттуда появился Андреа, окутанный сигарным дымом. Не произнеся ни слова и сердито нахмурившись, он прошел мимо Меллори. Из комнаты слышались звуки гитары. Петар, как обычно, наигрывал югославскую версию "Покинутой любви". Видимо, это была его любимая песня. Когда Меллори вошел, Мария, Рейнольдс и Гроувс тихо сидели рядом, Миллер лежал в спальном мешке с неизменным томиком стихов в руках.
