- Мария Антоновна.
- Войдите, пожалуйста, в комнату, Мария Антоновна... Вместе с мужем. Мы тут кое-что посмотрим... Это на пять минут...
Иван Степанович тронул Баскова за рукав.
- Я вам нужен? А то, понимаешь, дела...
- Надо будет после комнату запереть. Мы ее опечатаем.
Иван Степанович посмотрел на слесаря:
- Сделаешь. - И ушел.
- Вы, Константин Васильевич, подождите у себя - разговор будет, - сказал Басков Зыкову и, войдя в комнату Шальнева, закрыл дверь.
Мария Антоновна с мужем стояли в сторонке.
Басков открыл ящики письменного стола и начал перебирать бумаги. Шустов занялся книжными полками.
Собственно, это был не обыск, а осмотр вещей с целью составления их описи. Но Басков все же питал смутную надежду найти здесь хоть какую-нибудь зацепку, которая намекнула бы на причинную связь того, чем жил Шальнев до отъезда в Москву, с тем, что произошло на бульваре Карбышева. В существовании такой связи он не сомневался.
Покончив с письменным столом, Басков открыл платяной шкаф. Там на плечиках висели довольно потертое драповое пальто, старый, уже не пахнувший овчиной полушубок и три костюма - один поношенный, два почти новые.
Басков разложил костюмы рядышком на кровати, посмотрел на них, отступив, и позвал Шустова.
- Гляди. Ничего странного не находишь? Шустов раздумывал недолго.
- Вот это, по-моему, пятидесятый размер, третий рост, нашего производства. - Он показал на черный костюм. - Этот побольше. Пятьдесят четыре, рост два. Это относилось к темно-синему. - А серенький - пятьдесят два, четвертый. Оба финские.
Шустов прекрасно мог бы работать продавцом в отделе готового платья. Басков так и сказал ему и пошел за соседом. Тот ступил в комнату как-то странно, словно здесь была полная непроглядная темнота и он боялся наткнуться на что-нибудь.
Басков показал ему на костюмы и спросил:
- Это Игоря Андреевича костюмы?
- Вроде, - неуверенно отвечал Зыков,
- Но он носил?
- Мне ить это ни к чему... замечать...
- А вы вспомните.
Зыков ткнул пальцем в черный костюм.
- Вот эт носил.
- А эти?
- Ей-ей, ни к чему мне... Може, когда и носил. Може, он в прежние годы важней был...
Так, значит. И Зыков тоже с одного взгляда определил, что костюмчики разного размера. Но чего-то он как будто не договаривал...
- Хорошо, Константин Васильевич, идите пока к себе.
Костюмы Басков повесил обратно в шкаф. Составили протокол, дали понятым подписать.
Потом слесарь тем же своим крючком запер дверь, ее опечатали. Шустов со слесарем и понятыми ушли, а Басков постучался к Зыкову.
Его комната размером была такая же, как у Шальнева, но в ней казалось тесно, потому что вещей помещалось раз в пять больше.
В главном углу, слева против входа, стояла двуспальная высокая кровать. На розовом пикейном одеяле пирамидой громоздились три подушки - две блином, а третья углом к потолку. И сверху наброшена розовая же кисейная накидка. Или тут женская рука, или сам хозяин такой аккуратист, мелькнула у Баскова посторонняя мысль.
Сказать, что Зыков принял появление гостя с удовольствием, было бы сильным преувеличением, но что он ждал нетерпеливо, в этом Басков не сомневался. Весь вид хозяина говорил о нетерпении.
Зыков выдвинул из-под круглого обеденного стола мягкий в цветастой обивке стул, обмахнул рукой сиденье.
- Пожалста, милости просим.
Басков сел. Ему хотелось пить, и он посмотрел на хрустальный графин, накрытый кисейной салфеткой, стоявший на хрустальном подносе посредине стола.
- Водицы хотите? - угадал Зыков.
- Хорошо бы.
- Момент.
Зыков шагнул к заставленному посудой серванту, а Басков окинул комнату быстрым взглядом. На гвозде, вбитом в дверь, висела выгоревшая железнодорожная фуражка - единственная деталь, нарушавшая теремную гармонию этого дышавшего прочным благополучием жилища, набитого крепкими, добротными вещами. "Наверное, от этой фуражки лоб у хозяина наполовину белый", - подумал Басков.
И воду Зыков налил в хрустальный стакан.
- Супруга на службе? - мимоходом поинтересовался Басков, хотя уже знал от начальника ЖЭКа, что Зыков холостой.
- Без бабы живу. Разведенный...
Зыков улыбнулся - скромно, но так, чтоб понятно было: мы, мол, хоть и холостые, но не без женского внимания. Он как бы надеялся на мужскую понятливость и солидарность своего непрошеного гостя.
- Давно?
- Да вот, поди, осьмой год будет.
- А сами работаете кем?
- Составы формую... Составитель поездов называется.
Выражался Зыков не всегда грамотно, но доходчиво.
- Скажите, Константин Васильевич, сосед ваш когда последний раз дома был?
- То ись как - последний? - не испугался, а удивился Зыков.
- Ну когда вы его в последний раз видели? Зыков собрал складки на своем двухцветном лбу.
- Так ведь Андреич к сестре поехал... В четверг, на той неделе...
Все верно - Шальнев пил коньяк в ресторане "Серебряный бор" вечером в пятницу.
- На поезде поехал?
- А как же. И на дорожку опрокинули.
- Ночным? Может, "Стрелой"?
- В ночь - это так, в двенадцатом из дому ушел... А "Стрелой" иль нет чего не знаю, врать не стану...
- Ну а как он себя чувствовал? Зыков пожал правым плечом.
- Да как обнаковенно...
- Не волновался? Ничего особенного не заметили?
- Да нет вроде. Пить разве не схотел... Налил свой лафитничек серебряный, и все. Я ему: чего-то ты? А он: не идет, извиняй... Ну я ее один и прикончил.
- А вообще-то он пил?
- А как же!
Зыков говорил о Шальневе таким тоном, как говорят о недоразвитых или чудаковатых.
- Я закурю? - Басков достал из кармана сигареты.
Зыков суетливо как-то поспешил к серванту, подвигал там мелодично позванивавшей посудой, и на столе появилась круглая крутобокая пепельница опять же хрустальная, свинцово-тяжкая.
Баскову почему-то вспомнилось прошлогоднее дело, которое он вел вместе со следователем из Управления внутренних дел на транспорте и по которому проходили три составителя поездов. Они воровали из контейнеров транзисторные приемники, телевизоры, меха и прочие дорогие товары, в том числе и хрусталь. Действовали ловко и награбить успели тысяч на шестьдесят... Зыков - тоже составитель.
Однако Басков принципиально не признавал подобные оскорбительные для честных людей силлогизмы: составители поездов имеют возможность вскрывать контейнеры; Зыков - составитель, следовательно... Кроме того, против таких необоснованных заключений убедительно выступал элементарный факт: Зыков прямо навязывался гостю со своими хрусталями, совал их под нос. Будь у человека совесть нечиста, никогда бы он на рожон не лез. Бывает, конечно, наоборот, но для этого необходима изощренность закоренелого преступного ума.
А с другой стороны, поведение Зыкова казалось Баскову все-таки неестественным. Почему он, например, до сих пор не спросит, что стряслось с Шальневым? Как-никак семь лет в одной квартире. Всякий нормальный сосед не утерпит, поинтересуется. Вон Иван Степаныч, начальник ЖЭКа, впервые фамилию Шальнева услышал - и то не удержался.
- Сам-то не балуюсь, а чужого дымку понюхать - ноздрю прочищает, - сказал Зыков, подвигая пепельницу к Баскову.
- Тоже, говорят, вредно.
- Да оно ить и кушать вредно, и спать... ежели одному. - Зыков робко пошутил и сам хихикнул от неловкости, но тут же приосанился. - Может, закусочку соорудить? У меня имеется...
- Жарко, Константин Васильевич, в другой раз... Я вот сижу и думаю: неужели вам не интересно узнать, чего это мы к Шальневу вломились?
Зыков упер руки в колени, а подбородок в грудь - набычился, задумался, сдвинул брови, словно собирался дать ответ на самый главный вопрос жизни. И наконец молвил - не простуженным тенорком, а басовито:
- Я так разумею, товарищ майор: мне у вас спытывать прав не дано. Коли надо, сами скажете. Чую - неладное дело, а за язык тянуть негоже.
- Тоже правильно, - одобрил Басков. - Вообще-то он вам нравился?
Зыков прикрыл ладонью рот, чтобы скрыть ухмылку.
- Так ить он не девка, товарищ майор. - Но жили-то дружно?
- Душа в душу!
Басков встал, прошелся в узком пространстве между сервантом и столом.
- По-моему, вы его не очень-то одобряли, а, Константин Васильевич?
- Не томите, товарищ майор. Не живой уж Андреич, что ли?
- Почему решили?
- Да вы так об нем... как про бывшего...
- Жив Андреич, но состояние неважное. В дорожную катастрофу попал в Москве.
Басков сознавал, что Зыков ему не верит. Самому наивному из наивных ясно: с чего тут станут обыскивать комнату человека, если он пострадал от городского транспорта? Но Зыков сделал вид, что поверил.
- Здоровья ему.
Басков поглядел Зыкову в глаза и снова спросил:
- А все же, Константин Васильевич: почему вы его не одобряли? Ну не во всем, а иногда...
Зыков опять упер руки в колени и набычился - видно, в такой позе ему легче было обдумывать важные вопросы. Но на сей раз заговорил он без нарочитой солидности, даже с некоторой игривостью:
