– Зачем же тогда весь этот цирк, патрон?
– Я хочу дать всем понять, что ей удалось нас одурачить.
– И настоящему преступнику тоже?
– Именно так. Единственной правдой в ее признании является то, что она ударила меня прошлой ночью. Но я уже не сержусь на нее за это.
Даруа съехидничал:
– Какая добрая у вас душа, патрон!
– Нет, сейчас во мне говорит только жалость.
– Неужели же все остальное она придумала?
– Я уверен в этом. Жермен ничего не понимает в скачках, на которых, как она утверждает, играла каждый день. Она не знает даже того, что тотализатор открыт только по воскресеньям, и лишь в исключительных случаях в другие дни. Наконец, на скачках нельзя делать чересчур большие ставки,– это запрещено правилами. Жермен Вальер явно играет и делает это плохо. Теперь главное – узнать, для кого она это делает. Мы можем продержать ее здесь три дня. Никому не будет разрешено ее навещать. Тогда человек, для которого она жертвует собой, станет абсолютно уверен в том, что мы попались на эту удочку, и сам может допустить ошибку, которая позволит нам раскрыть его. А теперь, Даруа, приведите-ка сюда мадам Вальер.
Войдя, Жермен сразу спросила:
– Очевидно, я должна подписать мое признание, месье комиссар?
– Мадам Вальер, ставлю вас в известность, что дача ложных показаний – это противозаконное действие, которое может иметь серьезные последствия, особенно, когда выясняется, что это было сделано в целях сокрытия убийцы от полиции?
Она побледнела.
– Я… я не понимаю…
– Мадам Вальер, я утверждаю, что вы лгали мне с того самого момента, когда я сегодня вошел в ваш дом.
Съежившись, Жермен Вальер слушала мои слова:
– Кого вы хотели спасти? Сына? Мужа?
Она покачала головой.
– Эти моллюски не способны ни на что…
Это была, увы! – правда… Но если она защищала не сына и не мужа, то ради кого же она так старалась? У меня в голове пронеслась целая вереница идей. Ребенок, который родился до брака с Вальером?… Но было бы странным, если бы в квартале Крэ-де-Рош никто об этом ничего не знал… Хотя, могли же жители этого квартала свято верить в то, что Ардекуры жаждали союза их дочери с Пьером Вальером…
– Поймите, мадам Вальер, мы все равно доберемся до правды, хотите вы того или нет.
Она закрыла лицо руками и замерла. Я понял, что ничего от нее не добьюсь. Вздохнув, я встал:
– Вы только немного усложняете нашу задачу, мадам Вальер, не более того.
У нее не нашлось для меня отвега.
Я позвонил Мишель. Наш разговор был недолгим.
– Алло, мадмуазель Ардекур?
– Да.
– Это комиссар Лавердин.
– Слушаю вас?
– Мадмуазель Ардекур, я только что арестовал мадам Вальер.
– Что!?
– Она призналась в убийстве вашего отца и мачехи.
– Это невозможно!
– Повторяю, я получил ее признание.
– Зачем ей это было нужно?
– Чтобы украсть двадцать миллионов. Она прошептала:
– Жермен Вальер… строжайшая мадам Вальер.
– Вы были бы удивлены, увидев ее, мадмуазель. Сейчас она выглядит вовсе не так. Ах да, кроме того она созналась, что напала на меня ночью.
– Она хотела вас убить!
– Благодаря вам, Пьер узнал о моих подозрениях и рассказал о них своей матери. Тогда она решила меня убрать со своей дороги.
Еле слышно Мишель прошептала:
– Получается, что Пьер – соучастник преступления?
– Да, в этом сомневаться не приходится.
Воцарилось долгое молчание, а затем она спросила:
– Что с ним будет?
– Ничего.
– Ничего?
– Мадмуазель, мадам Вальер лжет в надежде кого-то выгородить.
Мишель разозлилась:
– Естественно, для вас этот кто-то обязательно Пьер?
– Не думаю, чтобы Пьер был как-то замешан в убийстве ваших родителей. У него на это не хватит духа. Но и мадам Вальер не виновна в трагедии вашей семьи и смерти месье Понсе. Не брала она также и двадцати миллионов, которые ваш отец получил от мадам Триганс. Мадмуазель, я вас очень прошу, пожалуйста, вспомните, не слышали ли вы о частных связях мадам Вальер с кем-то, кто не является членом ее семьи?
– Сожалею, но ничем не могу вам помочь, месье комиссар.
– Я благодарен вам уже за одно желание это сделать.
* * *
Примерно часов в пять дежурный доложил мне о том, что месье Жюль Вальер просит его принять. Человек, вошедший в мой кабинет, был похож на призрак с черными впадинами под глазами и белыми бескровными губами.
Дрожащей рукой он положил передо мной записку, которую, уходя, оставила Жермен Вальер.
– Я вас везде искал, месье комиссар… Пожалуйста, скажите, что это сделала не она! Она не могла этого сделать?
– Но она призналась в содеянном, месье Вальер.
– Она сказала неправду, месье комиссар! Клянусь, она сказала неправду!
Его бил озноб, и он был похож на больного малярией, у которого начинается приступ.
– Зачем же ей говорить неправду!
– Чтобы спасти меня, черт возьми!
– Вас?
– Ну да, месье комиссар, ведь это я, один я все сделал.
– Да что вы такого сделали?
– Все! Убил Ардекуров, Понсе…
– И украли двадцать миллионов?
– И украл двадцать миллионов!
– Сядьте, месье Вальер.
Он как-то боком свалился на стул.
– Слушаю вас, месье.
– Расскажите, пожалуйста, подробно, как вы совершили эти убийства.
– Ах да, убийства…
И он начал рассказывать запутанную историю, в которой изобразил себя кем-то средним между Аль Капоне и Тарзаном. Несколько минут я слушал. На больше моего терпения не хватило:
– Месье Вальер, может быть вы перестанете смеяться надо мной?
– Простите?
– Я спрашиваю, скоро ли вы перестанете издеваться?
– Но, месье комиссар…
– Так вот, вы не убивали месье Ардекура, его жену и месье Понсе. Ни вы, ни ваша жена.
Он поник.
– У Жермен трудный характер, месье комиссар, поэтому моя жизнь не всегда была легкой. Но ведь и я, со своей стороны, не дал ей ничего из того, на что она вправе была рассчитывать. Поверьте, что если она это и сделала, то только ради нас… Я хочу сказать,– ради Пьера и меня. Приняв на себя ее преступление, я хоть немного загладил бы свою вину перед ней. Жермен никогда не сделала бы ничего подобного, будь я другим человеком.
– Так вы все-таки считаете ее виновной, месье Вальер?
Он пораженно смотрел на меня.
– Но вы же сказали, что она сама призналась?
– Она действительно призналась, но это еще не значит, что я ей поверил.
– Вы хотите сказать, что она солгала?
– Я в этом уверен.
– Но… но… зачем?!
– Я надеялся услышать это от вас, месье Вальер.
– Я не понимаю, месье комиссар… Честное слово, я не понимаю, что с ней произошло…
Я дал ему прийти в себя, предложив сигарету. Он ее взял и просто держал в руках, очевидно, забыв прикурить.
– Месье Вальер, я хочу задать вам один деликатный вопрос. Надеюсь, вы простите меня. Итак, не было ли у мадам Вальер на протяжение вашей супружеской жизни или до нее, извините, любовного приключения с последствиями? Короче, нет ли у нее еще ребенка, кроме Пьера?
– Как это могло прийти вам на ум! Когда я женился на Жермен, она была честной девушкой.
– А после свадьбы?
– Моя жена – женщина высокоморальная, месье комиссар!
– Ваша уверенность меня удивляет, ведь всего несколько минут назад вы допускали ее виновность.
– Не знаю, месье комиссар, я больше ничего не знаю. Весь мир рушится для меня.
– Послушайте, месье Вальер, хотели бы вы очистить мадам Вальер от всех подозрений?
– Конечно!
– Тогда помогите мне найти того, кого она хочет выгородить. Может ли это быть Пьер?
– Пьер? Что вы… Когда забивают кролика, он уходит подальше, чтобы не потерять сознание… Невозможно представить, чтобы он совершил несколько убийств подряд…
– И все же, месье Вальер, ваша жена, не колеблясь, идет в тюрьму, признавшись в краже и убийстве. Неужели она делает это просто так? Не сошла же она, в самом деле, с ума…
– Нет, месье комиссар полиции, иначе я бы это заметил первый.
– Но, я надеюсь, вы согласитесь со мной, что если она, будучи невиновной, взяла на себя чью-то вину, значит она хорошо знает убийцу и не хочет, чтобы полиция узнала его имя. Ведь так?
– Да, я вынужден согласиться. Могу ли я видеть Жермен?
– Нет.
– Но…
– Нет, месье Вальер, не сейчас.
Он попытался было протестовать, но я его прервал:
– Месье Вальер, где сейчас находится ваш сын?
– Пьер? Сегодня понедельник, значит он сейчас в районе Анноне.
– Он что, по понедельникам ездит в Анноне?
– По понедельникам и вторникам.
– Когда он должен вернуться?
– Это зависит от того, как он справится с работой. Иногда ему приходится оставаться там даже на ночь.
