— Что ты хочешь, чтобы я тебе сказал?
— Ты уверен, что тебе нечего сказать?
Он схватил графин с водой, наполнил стакан и выпил, не утолив жажды. Потом жестко посмотрел на Еву, словно прицеливаясь.
— Ты права, — прошептал он. — Я должен кое-что тебе сказать.
Ему показалось, что лицо Евы как-то сжалось, застыло, превратилось в маску.
— Только что пришла последняя пластинка, — закончил он.
Метрдотель услужливо наклонился над столиком.
— Вы выбрали?
Ева сделала ему знак отойти.
— Бедняжка, — сказала она.
Пластинка остановилась. Ева молчала, положив голову на руки. Лепра метался по комнате от рояля к двери и обратно. «Я уже хожу, как в камере, — подумал он. — Еще немного, и начну думать, как заключенный». Он в изнеможении остановился около Евы и оперся на спинку ее кресла.
— Ну… что ты об этом думаешь?
— Забавный был человек, — сказала она.
— Сумасшедший! — закричал Лепра. — Псих! Надо совсем спятить, чтобы так изощряться! Ева…
Она запрокинула голову и взглянула на него.
— Ева… ты считаешь… что его план сработает до конца?
— Мелио умер, — сказала она, — а пластинка пришла. Почему бы и письму не дойти до прокурора?
Ее тонкие губы, шептавшие что-то, глаза на запрокинутом лице внезапно показались ему чудовищными и нереальными.
— Я тоже выбит из колеи… Но ты, кажется, уже смирилась с этим. Я тебя не понимаю.
— А что я должна делать, по-твоему? Биться головой о стену? Кататься по земле? Он выиграл. Пусть так. Мы тут уже ничего не можем сделать.
— Он выиграл! — усмехнулся Лепра. — Он! Он! Что значит он? Он ведь умер, а? Ты говоришь о нем, словно он жив и здоров.
Ева пожала плечами, показала на проигрыватель.
— Он здесь. Ты слышал его, так же как и я.
— Так ты сдаешься?
— Я жду, — сказала Ева. — Это твои слова… Надо ждать.
— Ну а я ждать не намерен. Сложу чемодан и завтра буду в надежном месте.
— А я? — спросила Ева.
— Поедешь со мной.
— Он сказал бы точно так же… — сказала Ева с горечью. — Так все и началось... Ладно, я поеду с тобой. А что потом?
— Прошу тебя, — простонал Лепра. — Что бы я ни говорил, ты сердишься.
— Я вовсе не сержусь. Я просто спрашиваю: что потом? Ну, поедем мы в Швейцарию или Германию — и что там будет? Сменим имя. Допустим. Допустим даже, что нас не узнают. И что? Ты считаешь, что сможешь давать концерты? Ты будешь обычным безработным. А мне придется вести хозяйство… Нет уж, уезжай один, если хочешь.
Они смотрели друг на друга. О Фожере уже никто не думал. Внезапно они увидели друг друга в истинном свете.
— Ты предпочитаешь, чтобы нас арестовали? — прошептал Лепра. — Ты знаешь, что меня ждет?
— Нас, — поправила Ева. — В любом случае я заплачу дороже, чем ты. Твое имя упоминается в письме почти вскользь.
Лепра бессильно опустился в кресло.
— Лучше уж сразу покончить с собой, — сказал он.
— Ты способен на это?
Лепра ударил кулаком по подлокотнику.
— Послушай. С меня хватит. Ей-богу, тебе приятно меня доводить. Что ты предлагаешь?
— Ничего. Мы пропали — это ясно.
Лепра обхватил руками колени и опустил голову, чтобы не видеть ее, чтобы вообще ничего не видеть.
— Если бы только узнать, откуда приходят пластинки, — сказал он глухим голосом.
— Если б узнать, кто убил Мелио!
Они замолчали, и стало слышно, как поднимается лифт. Когда Лепра поднял голову, Ева сидела, закрыв глаза, с неподвижным лицом, и по щекам у нее текли слезы.
— Ева!
Одним движением он опустился на колени и обнял ее за талию.
— Ева, милая… Ты плачешь из-за меня… прошу тебя, дорогая моя… Ты такая сильная, мужественная, непобедимая… может, еще не все потеряно.
Она откинулась на спинку кресла и стала мотать головой слева-направо, словно боль, терзавшая ее, стала невыносимой.
— Пластинка — еще не доказательство, — упорствовал Лепра.
— Жан, у тебя есть право на слабость, но не на глупость, — сказала она. — Когда письмо попадет к Борелю, он устроит мне очную ставку с шофером такси и получит необходимые доказательства.
На это нечего было возразить. Ловушка захлопнулась. Она прижала к себе голову Лепра и крепко обняла его.
— Теперь я хочу, чтобы ты был мужчиной… чтобы весь этот ужас хоть чему-то послужил…
Она ждала. Лепра молчал, растворясь в тепле ее тела.
— Ты слышишь? — повторила она.
Он медленно отстранился и встал.
— Уложить всю жизнь в одну неделю будет трудновато. Ведь именно этого ты хочешь?
— Все зависит от тебя.
— Ты согласишься стать моей женой на неделю?
Она через силу улыбнулась.
— Если это единственный выход…
— Ты видишь другой?
— Тут не я решаю.
— По-твоему, ответственность за все несу я один?
— Не морочь мне голову, ладно…
Лепра задумчиво обошел комнату. Подойдя к Еве, он поцеловал ее.
— Где наша не пропадала!
Первый день уже начался. Лепра повел Еву в «Каскад». Заказал изысканный ужин, обрадовался этому, но отметил, что трудно радоваться, если нельзя говорить о будущем. Уже многие месяцы, а может быть, и годы, его естественное жизнелюбие питалось проектами, планами, но сейчас их не было. Он пил, пока Ева не отодвинула от него бутылку.
— Веди себя достойнее, — сказала она.
Он подавил в себе возникшую на мгновение неприязнь.
— Извини. Я не привык жить по дням.
— Я знаю. Для этого надо быть очень несчастным.
Листья на деревьях уже покраснели. Двое, потерявшие свое будущее, брели куда глаза глядят, и Лепра, чтобы не молчать, рассказывал истории из детства. Воспоминания, которые он так долго хранил в себе, буквально переполняли его. Консерватория, упорная работа, виртуозы, властители дум, возникающие вдалеке на сцене в нереальном свете рампы, словно в ином пространстве. И навязчивая идея стать одним из них.
— Я всегда откладывал настоящую жизнь на потом, — признался он.
— Ты никогда так со мной не говорил, — сказала Ева. — Продолжай, милый.
— Тебе, правда, это интересно?
— Ты даже не представляешь себе, как.
Он воодушевился, заговорил о бедности, о годах, проведенных в кафе и бистро. Ему вспоминались редкие вечера, когда выпадала возможность показаться настоящим ценителям, и дни, полные безысходности, загубленный талант, проходные влюбленности и, наконец, Фожер! Фожер, который в один прекрасный день отставил бокал и приказал официанту позвать незнакомого пианиста. «Сядь. Как тебя зовут?.. Лепра? А у тебя недурно выходит. Сыграй мне что-нибудь простенькое… только для меня… что хочешь, лишь бы тебе это было дорого. Понял?»
Лепра сыграл ему ноктюрн Форе. Разговоры понемногу стихли, все лица повернулись к эстраде, и раздались первые аплодисменты в его жизни. «Хочешь работать со мной?» — спросил Фожер.
— А потом ты увидел меня, — сказала Ева.
— Да. Ты — в блеске славы. Я — робкий, неуклюжий. Я чуть не умер от застенчивости, страха и восхищения, когда ты протянула мне руку. И теперь могу тебе сказать: я уже в тот момент начал ненавидеть Фожера. Я завидовал ему, потому что у него было все. Мне казалось, что он все у меня отобрал. Я, впрочем, был не так далек от истины. В каком-то смысле он все у меня забрал.
Ева почувствовала, что он снова отдалился от нее, что дверь, распахнувшись на мгновение, вновь захлопнулась. Они сели в такси.
— Северный вокзал, — бросил Лепра.
Она не задала ему ни одного вопроса. Сам все объяснит, потому что мужчины — она знала это по опыту — не созданы для одиночества. Лепра задержался у справочной, изучая расписание поездов. Ему по-прежнему хотелось сбежать. Он вернулся, дежурно улыбаясь и ничего ей не сказав.
— Где ты хочешь поужинать? — спросил он резко.
— Решай сам, дорогой.
И снова возникшее между ними напряжение стало невыносимым. Он повел ее в кафе на площадь Вогезов, где можно было спокойно поговорить. Но частые паузы и недомолвки только подчеркивали зыбкость их планов.
— Помнишь первые вечера, которые мы проводили вместе? — спросила Ева. — Ты говорил не умолкая и, когда мы расставались, всегда повторял одно и то же: извините, что я все время болтаю, но мне столько надо вам сказать!
— Это упрек?
— Что ты. Просто приглашение.
— Я все сказал.
Он снова налег на вино, на сей раз Ева не отняла бутылку. Она смотрела, как постепенно пьянеют его глаза.
— Я, конечно, не красавец, — проворчал он. — Слепой увидит, что я преступник. Раз я это чувствую, значит, видно.
Он вытер пальцы салфеткой.
— Я, по-моему, заврался. Ты, по сути, была права. Надо было предупредить полицию в Ла Боле. Сердишься на меня?
— Ты верен себе.
— В любом случае все это касается только меня.
Больше он не произнес ни слова, сделал знак официанту, судорожно пересчитал купюры и мелочь. Стемнело. Выйдя, Лепра заколебался. Идти на спектакль! Потерять еще один вечер? Он схватил руку Евы, и она поняла этот безмолвный призыв.
