— Место для новичка освобождается только после чьей-нибудь смерти, — заметила я.
— Тогда я, возможно, не захочу поступать туда. Но, если подумать, выходит, что после смерти вашего друга открылась вакансия? Может быть, его убили, чтобы кто-то мог занять его место. Вообще говоря, это мысль, — закончила она.
Мы обе вновь развеселились.
— Как глупо мы себя ведем, — заметила я.
— Глупо, но все-таки мурашки по коже, — согласилась она.
* * *
Когда мы вернулись в отель, зубы Лолы уже выбивали дробь.
— Вы простудитесь, — сказала я голосом собственной матушки. — Вам надо бы отправиться к себе в номер и как следует пропариться в ванне.
— Идея отличная, однако не без маленького недостатка. В это время дня горячей воды в кранах не бывает, — напомнила мне Лола.
— И в самом деле, — вспомнила я. На практике оказаться под горячим душем здесь можно было только выпрыгнув из постели в тот самый миг, когда около шести утра начинали петь трубы. Именно в этот момент здесь включалась горячая вода, или же ее нагревали до половины нужной температуры. После этого до конца дня из обоих кранов текла жидкость или слегка тепловатая, или просто холодная.
— Плохо дело, — проговорила я и обратилась к сидевшему за столом в приемной молодому человеку. — Мне ничего не передавали?
— Нет, — ответил он, заглянув в мой ящик.
— А вы уверены? — настаивала я. — Никто днем не заходил сюда и не интересовался мной?
— Дежурил не я, — ответил он.
— Тогда, будьте любезны, узнайте у того, кто находился здесь, — попросила я.
Бой без особой охоты открыл находившуюся позади него дверь и заглянул в нее.
— Здесь был мужчина, — промолвил он спустя мгновение. — Мы позвонили вам, однако не получили ответа. Записки он не оставил. Сказал, что дело не срочное и что он зайдет попозже.
Не срочное? Я придерживалась противоположного мнения.
— А он не сказал, когда именно?
— Не знаю, — протянул коридорный. Я гневно глянула на него, и он вновь заглянул в дверь.
— Нет, — услышала я в итоге. — Он этого не сделал.
Раздосадованная, я повернулась к Лоле. Та по одной брала оливки из выставленной в вестибюле чаши. Я собиралась нырнуть в собственную комнату, и предоставить ее собственным силам. Однако в этой грязной и промокшей одежде она казалась настолько жалкой, что я не сумела этого сделать.
— У меня возникла такая мысль, — сказала я, взяв ее за руку. — Не стоит ли вам выпить пару бокалов по-настоящему хорошего красного вина? С кусочком сыра, хлебом, может быть, даже с ветчиной и дыней.
— Не смейтесь надо мной, — ответила она.
— У меня в номере, — шепнула я, приложив палец к губам, давая тем самым знак говорить потише, чтобы юноша за регистрационным столом не услышал нас.
— Я ваша раба навек, — сказала Лола.
Мы поднялись на второй этаж рука об руку и направились по коридору к моей комнате. Отперев дверь, я щелкнула выключателем. И успела уголком глаза заметить розовое, как жевательная резинка, одеяло.
— О, Боже, — воскликнула Лола. — А это что такое?
Некогда я входила в компанию, у которой был свой любимый розыгрыш. Одна из нас получила от свекрови в подарок на день рождения, наверное, самое уродливое из всех когда-либо произведенных на свете блюд. В то Рождество первоначальная обладательница чудовищного дара завернула свое сокровище самым заманчивым образом и поднесла другой нашей подруге. Потом блюдо стало переходить из рук в руки все более изобретательным образом. Оно прибывало в коробках с пиццей, его подсовывали в буфеты, улучив момент, когда никто не мог этого увидеть, прятали в садовых беседках, приклеивали лентой к коробке со стиральным порошком — опять-таки, если это можно было сделать без свидетелей. Однажды его обнаружили в туалетном бачке. Никогда нельзя было сказать заранее, каким именно способом этот неприятный предмет объявится у тебя в доме. Уставившись на гидрию с химерой, оказавшуюся в своем розовом одеяле на моей постели, я вспоминала об этом блюде. Единственная разница заключалась в том, что ее никоим образом нельзя было назвать подарком от напрочь лишенной вкуса родственницы. Нет, это был не имеющий цены краденый сосуд возрастом в двадцать пять сотен лет.
— Великолепная вещь, — произнесла Лола. — А нельзя ли взглянуть поближе?
— Ну, конечно, — сказала я.
— Похожа на настоящую, — сказала она. — То есть этот сосуд кажется подлинным, однако он слишком совершенен. Если бы она была подлинной, на ней были бы какие-то дефекты, царапины и все такое, не правда ли? А где вы нашли его?
— Купила в Риме, — ответила я. — У студента-художника. И заказала еще несколько штук. Выставим на продажу и посмотрим, как пойдут. Если будет спрос, я закажу еще. Видите ли, я совместно с компаньоном владею антикварным магазином в Торонто. Разве я не говорила вам?
Удивительно, насколько легко в эти дни ложь слетала с моего языка.
— Антикварный магазин! Как мило! — сказала она. — Мне всегда хотелось завести что-нибудь в этом роде.
— Будет гармонировать с той антикварной мебелью, которая у нас есть, — продолжила я. — Если кто-нибудь спросит у нас аксессуары и все такое.
— Да, конечно, неплохая мысль, — проговорила она. — Однако она…
— О ком вы? — переспросила я.
— Ваша художница.
— Художник.
Когда врешь, приходится быть бдительным.
— Он не подписал ее.
— Разве? — спросила я. — Действительно, вы правы.
— Ему следовало бы это сделать, чтобы вас не задержали в таможне, — продолжила она. — Не разбирающийся в деле человек примет ее за подлинную древность.
— Хороший совет, — согласилась я. — Придется удостовериться в том, что он подпишет остальные заказанные мной сосуды.
— И эту тоже — если вы сумеете отослать ее ему. Ведь в Италии, кажется, считается нелегальным даже владение некоторыми разновидностями древностей, я где-то читала об этом. А может быть, так обстоит дело в Индии.
— Намек поняла, — ответила я. На самом деле мне просто хотелось прикрикнуть на нее и приказать заткнуться, но тут зазвонил телефон.
— Хелло, — поздоровался знакомый голос. Лейк говорил едва ли не шепотом. — Это…
— Лара Макклинток слушает, — слова эти предназначались сразу для Лейка и Лолы.
— Вот что, такого поступка не предполагалось, — начал он.
— Не предполагалось, — согласилась я. — Не могли бы вы назначить время и место нашей встречи, синьор Марчезе?
— Кто? Понимаю: вы не одни? — спросил он.
— Да, — согласилась я, улыбаясь Лоле и делая жест в сторону бутылки, а свободной рукой доставая штопор из сумочки.
— Ваза с химерой у вас? — спросил он.
— Да, у меня.
— Хорошо. Наверно, это наш единственный шанс.
— Согласна, — ответила я. Но рассказать ему о плане «А» было просто необходимо, и я повторила. — Так, где и когда мы встретимся?
— А вы знаете Кортону? — спросил он.
— Я знаю, где она находится, если вы имеете ввиду именно это. Но без других подробностей.
— Вы знаете Танелла ди Питагора?
— Нет.
— Кто-то идет. Пора уходить. Ждите меня завтра в семь утра у Танелла ди Питагора. В это время там никого не будет. Возьмите ее с собой.
— Но, синьор… — В трубке послышались гудки. Разговор, на мой взгляд, получился более чем досадным. На следующее утро мне предстояло, поднявшись в немыслимую рань, отыскать нечто, называющееся танелла, в совершенно незнакомом мне городе, не имея никаких инструкций не только относительно того, как отыскать этот объект, но даже, что он собой представляет. Я могла только предположить, что слово это означает нора, но знание это ничем не могло помочь мне.
— Ну, как вам показалось вино? — спросила я, пытаясь говорить нормальным голосом.
— Чудесное, — ответила Лола. — Вы так любезны.
— Как мило вы все разложили, — восхитилась я тем, как искусно она разложила еду на бумажных тарелках, расставив их на столике возле окна.
— Не слишком радостный вид, правда? — проговорила она, задергивая занавеску, чтобы отгородиться ею от тусклой серости по ту сторону окна. — Мои комнаты расположены по ту сторону коридора, однако вид тот же самый. Впрочем, пожарной лестницы нет, однако, можно видеть еще одну слепую каменную стену соседнего дома. Тем не менее жаловаться не на что. За такие деньги на лучшее рассчитывать не приходится. Расскажите же мне о своем антикварном магазине, — предложила она, после того как мы чокнулись и пригубили вино.
* * *
Я рассказала ей все: о том, как начала дело, как вышла замуж за Клайва, а потом развелась с ним, утратив и магазин, который пришлось продать, чтобы выделить ему полагавшуюся при разводе долю. Как потом снова купила его и как мы с Клайвом снова вернулись к делам. Я рассказала, что теперь Клайв живет с моей лучшей подругой Мойрой, и признание это заставило ее театрально поднять брови. Я рассказала ей обо всем, за нервной болтовней то и дело поглядывая на гидрию с химерой, невзирая на все попытки даже не смотреть в эту сторону и дергаясь всякий раз, когда это приходило в голову ей.
