Гестапо тщательно собирало компрометирующие материалы о сотрудниках абвера, и поэтому я был особенно удивлен, узнав на допросах подлинного Германа Рюге, что он, помимо прямой работы на абвер, является еще и агентом гестапо. Только этим обстоятельством я объясняю те доверительные отношения, которые сложились у меня с майором Кригером. В тот памятный январь сорок третьего из разговоров с Кригером я понял, что дезинформация о солоницком железнодорожном узле дело его рук. Расспросить его подробнее, как ему удалось внедрить в подпольную организацию своего человека, я не решался, чтобы не вызвать у майора подозрений. Кригер был опытным контрразведчиком, и любой неосторожный вопрос мог его насторожить.
Обсудив создавшееся положение с представителями подпольного обкома, мы решили срочно переправить участников подполья в лес, к партизанам, тем более что, по словам Кригера, ликвидация организации «За Родину!» назначалась на двадцать шестое число. В тот день в Солоницы ушел связной. Наметили мы также кандидатуры людей для работы на железнодорожной станции. Я думал, что на этом дело и кончится, и уже собрался уезжать, но Кригер спутал все карты: вместо двадцать шестого он провел операцию по ликвидации Солоницкого подполья двадцать четвертого. Весть о том, что наши товарищи схвачены гестапо, произвела на меня тяжелое впечатление, я буквально не находил себе места. Через несколько дней, поздравляя Кригера с успешным проведением операции, я как бы невзначай спросил его о том, как это ему удалось. Кригер загадочно улыбнулся и, постучав костяшками пальцев по столу, мечтательно сказал:
– У меня в детстве был чудесный пес по кличке Дике.
– Ну и что? – не понимая, к чему он клонит, спросил я.
– Чужих он пускал в дом охотно, но обратно выйти никто не мог. Вот и в этом деле мне помог мой верный Дике!
Дальнейший разговор с Кригером не внес ясности.
Нам было известно, что все арестованные подпольщики расстреляны. Одно из двух: или предателем был неизвестный нам человек, имя которого не удалось установить, или Кригер вместе с подпольщиками расстрелял и своего осведомителя, который перестал быть ему нужным. Зная Кригера, я был убежден в то время, что второе предположение более правильное, тем более что случайный человек вряд ли мог знать всех членов организации.
И вот через столько лет правда восторжествовала. Эхо войны, о которой мы всегда должны помнить, дало себя знать. Карпов стал последней жертвой среди героев Солоницкого подполья. Жаль его безмерно. Обидно, что мы жили с ним рядом, а не были знакомы.
Что же касается Курдюмова-Князева, то если вам показалось, что он был откровенен, не отрицая убийства Карпова, признаваясь в своих связях с гестапо, то вы ошибаетесь. Курдюмов-Князев не был откровенен ни на следствии, ни в суде. Зная, что он разоблачен, этот провокатор пытался создать новую версию, выгородить себя, представить себя жертвой жестокости фашистов. Но ему это не помогло. Суд установил его подлинное лицо. Я был на этом судебном процессе. Но не в качестве прокурора, а как свидетель. Какой был приговор? Расстрел.
Такова суть уголовного дела, о котором я узнал от своего друга и коллеги Рудова Якова Тимофеевича. Он по-прежнему живет и работает в Зеленогорске, недалеко от Зорянска. А я – в Южноморске. Новый город, новые дела, новые проблемы. О них и пойдет рассказ дальше.
