К тому времени у Макарова появился новый знакомый – сосед по квартире, Досифей Ерофеевич, человек бурной жизнеспособности и почти свободной профессии: был он агентом-распространителем печатных изданий на процентах, да еще художественным фотографом. В этом объеме Досифей Ерофеевич и заказал себе визитные карточки.
Сблизились соседи на почве общей страсти к шахматам. Досифей Ерофеевич тоже был закоренелым холостяком и человеком философской складки. Он постоянно развивал мысль о бренности земного существования и, сидя за шахматной доской, часто мурлыкал под нос древнюю студенческую песенку:
На свете все пустое – богатство и чины,
Было б винцо простое, кусочек ветчины…
Впрочем, Досифей Ерофеевич был далеко не беден: носил шелковое белье, запонки с бриллиантиками и галстучную булавку с роскошным рубином.
– Плавленый? – как-то осведомился Макаров, легонько ткнув перстом в вишневый камешек. Досифей Ерофеевич укоризненно покачал головой:
– Не выношу суррогатов!.. Желудовый кофе – не мой напиток. Все, что я имею, – высшего качества. Супериор! Манифик!.. Кстати, вы моих часиков не видели, сосед?
Он извлек из кармана большой замшевый кошелек со многими отделениями и с монетницей на рамке, достал из кошелька еще один замшевый мешочек, а из мешочка добыл и благоговейно положил на стол роскошные золотые часики с тремя крышками и солидной бриллиантовой монограммой.
– Этот шедевр, конечно, не для всеобщего обозрения, Макар Иваныч: вы – приятное исключение. Только надеюсь на вашу скромность. Вещице цены нет! Настоящая «Омега», золото девяносто шестой пробы, а о монограмме и говорить нечего, – подбор люкс! Вы разбираетесь в таких камешках? Вот, смотрите: в центре буква Д – голубые бриллианты чистейшей воды. Папа мой, покойник, знал толк в таких вещах, недаром был именитым горнозаводчиком… А теперь заглянем сюда, дорогой и уважаемый Макар Иваныч, поднимем нижнюю крышку. Читайте: «Фирма Мюр и Мерилиз, по особому заказу Ерофея Акинфиевича Демидова, князя Сан-Донато». Эх, папка!.. Если бы ты дожил до наших дней и посмотрел, как твой сын прячет фамильные драгоценности и добывает себе средства на жизнь коммивояжерством самого низкого пошиба!..
– Как! – поразился Макаров. – Так вы… тот Демидов?
– Как видите, -улыбнулся Досифей Ерофеевич. – Потомственный князь Сан-Донато. Судьба играет человеком!.. -Тут он спрятал часы в кошелек, а кошелек – в бортовой карман; сокрушенно махнул рукой.
– На свете все пустое!.. Знаете, Макар Иванович, что-то не хочется мне сегодня тратить время на эту арабскую игру. Не махнуть ли нам в какое-нибудь современное Эльдорадо, ну, хоть в ресторацию «Россия»? Это, конечно, не «Медведь», не «Кюба» и даже не «Яр». Но за неимением лучшего…
Макар Иванович был ошеломлен. Только и нашелся ответить, что он не при деньгах. Но сосед усмехнулся:
– Пустяки! – И вытащил пухлый бумажник, отсчитал десять червонных бумажек, подал Макару Ивановичу: – Прошу! Берите, берите, не стесняйтесь! Во-первых, я, несмотря на удары судьбы, не настолько обеднял, а во-вторых, я эти деньги вам просто одалживаю. Вернете, когда разбогатеете… Ну, одевайтесь, дорогой! Махнем к цыганам! Слава богу, большевики хоть этого удовольствия не лишают порядочных людей…
В ресторане «Россия» к ним тотчас присосались две пиявки в черных бархатных платьях. Одна – крашеная блондинка, вторая – крашеная брюнетка.
Утром Макар Иванович очнулся в своей комнате, с недоумением скосил глаза на край постели: женщины уже не было, но подушка, казалось, еще хранила ночное тепло.
Макар Иванович бросился к заветному чемодану, но все было на месте. Потом он осмотрел карманы, но и здесь все оказалось в целости, до перочинного ножичка включительно. Правда, от ста рублей остались только три червонца, но тут уж ничего не поделаешь: настолько тогда расчувствовался, что по тридцатке сам отвалил красулям. Одной, конечно, за дело, а второй за что? Решительно не мог вспомнить, какая же из них утепляла его холостяцкое ложе?
А в дверь уже стучался сосед:
– Пора! Служба зовет, умывайтесь! Я уже все приготовил.
В большой, со вкусом обставленной комнате соседа уже пили кофе с коньяком вчерашние дамы. Они благосклонно улыбнулись Макару Ивановичу, но держались с достоинством, и никаких фамильярностей не было, чему Макар Иванович очень обрадовался: он терпеть не мог никаких «пупсиков», «котиков», «папашек».
На службу Макаров пришел с мешками под глазами, но в благодушнейшем настроении. Он не журился: надо же встряхнуться, черт побери, а то окончательно закиснешь!
И хотя опять пошло каждодневное тик-так, тик-так, Макар Иванович словно преображался на глазах сослуживцев: стал как-то разговорчивее, добрее и однажды даже предложил счетоводу Кузьме Фомичу червонец взаймы до следующей получки.
В общем характер у человека менялся в лучшую сторону. Он даже сказал помглавбуху ни с того ни с сего:
– До чего же есть хорошие люди на свете, Пал Палыч!
Пал Палыч оторвался от костяшек на счетах и очки опустил на нос, ниже их штатного места.
– Чего это вы?.. Может, жениться собрались?
Позже, докладывая патрону о делах, Пал Палыч намекнул:
– Должен сообщить, Зосима Петрович, Макар наш…
– Несколько отмяк? Да и я заметил. Что ж, и для кассира непредосудительно, лишь бы кассовые отчеты не задерживал, а там его дело. Пусть хоть Есенина читает!
– Пить начал, – вмешался счетовод Кузьма Фомич. – Намедни я в кассу зашел – платежку относил, а от Макария того… разит!
– Спиртным? – помрачнел главный бухгалтер.
– Нет, гвоздикой…
– Ну, это не одно и то же, – сказал помглавбуха, а главный изрек:
– Да это ты, Фомич, сам того, через край хватаешь! Кто богу не грешен, жене не виноват? А гвоздичка – мероприятие пользительное. Или вот еще – чаёк. Ежели пожевать – начисто отбивает. А орлеанские девственницы средь нашего брата счетного работника – понятие немыслимое. Так что, не осудите ближнего своего, и вас не осудят… Тебе бы, Кузьма Фомич, понять сие особо следовало, ибо лично состоишь у Макария в дебиторах.
Так бухгалтерия одобрила перемены в характере Макара Ивановича, произошедшие в результате частого общения с потомком князя Сан-Донато.
А потомок, как-то сидя за шахматами с Макаровым и цедя сквозь зубы свою неизменную философскую песенку, вдруг поставил пешку на старое место.
– А ведь мы расстаемся, Макар Иваныч. Решил я перейти на оседлый образ жизни, хотя это, конечно, не в Питере и не в Екатеринбурге, а в сибирской дыре. Я открываю свой магазин. Ювелирный. Одним словом, становлюсь нэпманом. Если не погнушаетесь – будем продолжать наши симпатичные встречи… – Досифей Ерофеевич пожевал губами. – Кстати, сосед, как ваши денежные дела? Не поправились? Я к тому, что сейчас все свои финансы собираю. Впрочем, вы могли бы рассчитаться со мной и чем-нибудь другим. Ну, например, извлечь какое-нибудь золотишко или камешки. В нашем ювелирном ремесле всякая вещь может сгодиться: поплевал, почистил мелом, щеточкой потер – ан заиграла, засверкала, товарный вид приняла вещица!..
Затем он спросил загадочным шепотом:
– Возможно, у вас сохранилась царская валюта? Бумажки сотенные или пятисотки?
– Гм…- промолвил Макар Иванович и заерзал на месте.
– Разумеется, – продолжал кредитор, – я не смогу царскими принять, как говорится, баш на баш, но в пятидесяти процентах от номинала – извольте! В Харбине и в Монголии крупные царские кредитки все еще ходят, голубчики! А почему, спросите? А потому, что за рубежом никто в серьезность советской власти не верит, и большевики, кстати, сами это неплохо доказывают: ввели же нэп с частным капиталом. Отсюда недалеко и до реставрации. Понимаете? Тем более, что и Англия, и Франция, и Америка требуют уплатить царские должишки… Надежда, надежда, дорогой Макар Иванович, и вера горами двигают! Да-с… Дальновидный человек, сохранивший сейчас «петьки» и «катеринки», уже теперь может большие дела делать. Так что учтите, соседушка! А должок ваш, батенька, могу принять или современной валютцей – червонцами по номиналу, или царскими купюрами: две сотенки царских за сотню червонцами. Только это – ни-ни: между нами!
До полуночи Макар Иванович перебирал дрожавшими пальцами тугие пачки сторублевок, обандероленные бумажными лентами с царским двуглавым орлом. Миф оборачивался реальностью, но реальность была какая-то половинчатая, «пятидесятипроцентная».
Утром Макар Иванович решился на поверочный эксперимент.
Он пришел к соседу и выложил на стол перед своим кредитором две кучки кредиток. В одной было десять белых бумажек с сеятелем; в другой лежали две сторублевки с пышным бюстом императрицы Екатерины.
– Прошу, Досифей Ерофеевич: хотите – эту кучку, а желаете – вот эту…
– Ага! – подмигнул кредитор. – Значит, долг платежом красен? Ну, в таком случае, с вашего позволения возьму… – Он чуть поразмыслил, стоя над столом. – Возьму вот эти две «катеньки». А «мужичков» советских, сеятелей этих, оставьте себе на развод. Между нами: скоро поеду в Монголию за серебром, уже и командировка имеется от кредитного товарищества. Так что, если у вас царские имеются, – приберегите. Чуете, батенька?..
