Трое или четверо полицейских, переводя глаза с Коулмэна на Дель Изолу, стояли рядом, словно манекены, и слушали.
— В тот вечер он не говорил, что собирается уехать? — Дель Изола перевел взгляд на Инес — она стояла в нескольких шагах от них, несмотря на то что ей предложили стул. — Вы говорите, он находился в подавленном состоянии?
— Разумеется, он не светился радостью после смерти моей дочери. Но насчет отъезда ничего не говорил.
Ему задали еще несколько вопросов. Не страдал ли синьор Гаррет помрачением рассудка или потерей памяти? Не было ли у него намерения спрятаться от кого-то? Имел ли он долги? На эти вопросы Коулмэн ответил, что, «насколько ему известно», нет.
— Как долго, синьор Коулмэн, вы пробудете в Венеции?
— Дня два-три.
Он спросил у Коулмэна, в каком отеле тот остановился, записал его римский адрес, поблагодарил его и сказал, что передаст все это в американское консульство.
— А вы, синьора, присутствовали на том ужине на Лидо? — спросил он у Инес.
— Да.
Он записал адрес Инес в Венеции. Казалось, ему нравилось проводить дознание, хотя он и сказал, что работает не в этом здании.
— А где те, другие, люди? Могу я узнать их имена?
Коулмэн назвал чету Смит-Питерсов, остановившихся в отеле «Монако», и миссис Перри, проживающую в отеле «Эксельсиор» на Лидо.
Разговор был окончен. Коулмэн и Инес снова вышли на холодную улицу. Коулмэн, бодрый и веселый, предложил Инес посмотреть церковь Санта-Мария Зобениго, не имевшую, по его словам, на своем фасаде ни одного религиозного сюжета. Инес прекрасно знала эту церковь и намеревалась купить себе черные перчатки.
Сначала они пошли в церковь.
В отель они вернулись после трех. Коулмэн изъявил желание порисовать, а Инес предложила заказать горячего чая, так как продрогла до костей. В четыре зазвонил телефон, трубку сняла Инес.
— Да, да, Лора. — С минуту она слушала. — Ну что ж, очень милое предложение, только я должна сначала посоветоваться с Эдвардом. — Лежа на спине, она сообщила Коулмэну: — Они приглашают нас поужинать в «Монако», а для начала выпить чего-нибудь в баре «Гарри».
Коулмэн скривил гримасу, но согласился. Инес договорилась на семь в баре «Гарри».
— Да, мы ходили. Нет, они ничего не знают. До встречи.
В бар они немного опоздали. Он был заполнен на три четверти. Первым делом Коулмэн на всякий случай быстро огляделся по сторонам, думая увидеть Рэя, потом заметил за дальним столиком яркую прическу Лоры Смит-Питерс. Она сидела напротив мужа. Коулмэн направился к ним вслед за Инес. Между столиками, грациозно удерживая в равновесии подносы с мартини и всевозможными закусками, проворно скользили официанты в белом.
— О, привет! — радостно встретила их Лора. — Как мило, что вы поддержали наше предложение в такой пасмурный вечер!
На улице слегка моросило.
Коулмэн сел рядом с Инес.
— Что вы сегодня делали? — поинтересовалась Лора.
— Были в церкви Санта-Мария Зобениго, — сообщила Инес.
Они заказали коктейль для Инес, виски для Коулмэна. Смит-Питерсы пили мартини.
— Очень вкусно, только ужасно крепко! — сказала Лора.
«Как будто мартини когда-то был слабым. Если, конечно, туда не набухать льда, который растает», — подумал про себя Коулмэн.
— Как может чистый мартини быть слабым? — оживленно проговорил Фрэнсис, и Коулмэну стало досадно, что этот зануда произнес вслух его мысль.
«Видно, еще не побывали на допросе в полиции», — подумал Коулмэн. Он приготовился к смертельно скучному вечеру, решив, что закажет еще одно виски, как только увидит официанта. Тот вскоре появился с салатницей оливок и блюдом горячих крокетов, которые Коулмэн предложил остальным. Официант разложил крокеты по тарелкам, поставив рядом с каждой сложенную треугольником салфетку.
— Мне бы следовало посидеть на диете, но ведь живем-то мы один раз, — посетовала Лора, принимаясь за еду.
Коулмэн заказал еще виски, не сводя при этом глаз с двери. В зал вошли мужчина и женщина.
— Значит, вы ходили сегодня в полицию, Эд? — проговорил Фрэнсис, наклонившись к нему. Его седоватые волосы были гладко зачесаны назад и казались мокрыми, словно их только что напомадили.
— Я рассказал им все, что знал, — ответил Коулмэн. — То есть очень немного.
— У них есть какие-нибудь ниточки? — спросила Лора.
— Нет. В отделении даже не слышали о Рэе Гаррете. Им пришлось послать еще за одним полицейским, он, правда, тоже ничего не знал, но записал мои показания. — «Этим, пожалуй, следует ограничиться», — подумал Коулмэн.
— А он не говорил, что собирается уехать? — снова поинтересовалась Лора.
— Нет.
— Он был в подавленном состоянии? — спросил в свою очередь ее муж.
— Я бы не сказал. Вы же видели его в тот вечер. — Коулмэн зацепил вилкой оливку.
Прочистив горло, Фрэнсис Смит-Питерс проговорил:
— Знаете, я сам хотел пойти в полицию. Просто из чувства долга, как его соотечественник… Но потом подумал: раз вы видели его последним…
Коулмэна раздражал тоненький голосок Фрэнсиса, напоминавший звук электропилы. Да и глаза у него, как заметил Коулмэн, были все время настороже, несмотря на всю демонстрируемую дружбу. Если бы Фрэнсис пошел в полицию, он счел бы себя обязанным рассказать там — после наводящих вопросов, конечно, — о том, что Коулмэн не любил Рэя Гаррета и не раз высказывался в его адрес весьма недружелюбно. Коулмэн чувствовал, что он способен на это. И Лора тоже.
— Я тоже так подумала, — вставила Лора. — Вы знали его намного лучше и к тому же видели его последним.
«Возможно, именно Лора и удержала своего мужа от того, чтобы пойти в полицию», — подумал Коулмэн. С другой стороны, Фрэнсис настолько плохо владел итальянским, что Коулмэн мог понять причину его сдержанности. «Давай не будем вмешиваться, Фрэнсис. Ты же знаешь, Эд недолюбливает его. Да и потом, откуда нам знать, что случилось той ночью?» — так Коулмэн примерно представил себе их разговор в номере отеля.
— А я с трудом представляю, что это за район — набережная Дзаттере, — сказал Фрэнсис. — Что это за район?
— О, там даже спокойнее, чем здесь, — ответил Коулмэн.
— А вы как думаете, Инес, что могло случиться? — спросила Лора. — Можете что-нибудь предположить? Ведь у вас так развита интуиция.
— Об этом ничего не могу сказать, — ответила Инес. — Он… — Она беспомощно дернула плечиком. — Нет, даже не знаю, что и думать.
— А что вы только что хотели сказать? — спросил Фрэнсис. — Он — что?…
— Я подумала, что если он был угнетен, подавлен, то мог все бросить и уехать. По-моему, такое вполне возможно.
Коулмэн чувствовал, что Смит-Питерсы сомневаются в ее словах и даже в том, что она сама верит в это.
— Улочки, — сказал он. — Улочки в Венеции такие узкие — очень удобно для грабителей. Огрел чем-нибудь тяжелым по голове, а тело в канал.
За соседним столиком шумели американцы, смех одного из них походил на собачий лай.
— Но это же так ужасно! — воскликнула Лора, закатывая глаза.
— А вы никого не видели поблизости, когда высадили его? — спросил Фрэнсис.
— Я не сходил с катера, поэтому не мог увидеть ничего особенного, — сказал Коулмэн. — Во всяком случае, ничего подобного не припоминаю. Я развернулся и направился в сторону Сан-Марко.
— А где был в ту ночь Коррадо? — спросила у Инес Лора.
Та пожала плечами и, не глядя на нее, ответила:
— Не знаю. Быть может, дома.
Инес сама уже задавала этот вопрос Коулмэну.
Коулмэн посмотрел на дверь и, вдруг вскочив, снова сел, дернувшись всем телом — в дверях показался Рэй.
— Что случилось? — спросила Инес.
— Чуть… Чуть не проглотил оливковую косточку, — сказал Коулмэн. Даже особенно не всматриваясь, он видел, что Рэй снова вышел, заметив его.
— Все-таки я ее проглотил, — с улыбкой проговорил Коулмэн, понимая, что у него нет во рту оливковой косточки, чтобы показать остальным. Он был ужасно рад, что Инес, испугавшись за него, не заметила Рэя и что Смит-Питерсы сидят к двери спиной. Он заметил, что Рэй отрастил бороду. А убрался как быстро!
— Фу-х!… Перепугался до смерти! Мне показалось, она попала в дыхательное горло, — уже со смехом проговорил Коулмэн.
Разговор перевели на другую тему, но Коулмэн не слышал ни единого слова. Значит, Рэй жив и что-то задумал. Но что? Натравливать на него полицию он явно не собирается, иначе давно бы уже сделал это. А может, полиция уже ждет его за дверью? Коулмэн снова украдкой посмотрел на дверь. Двое мужчин, смеясь, неторопливо выходили из зала. Дверь, так же как и окна, была сделана из непроницаемого серого стекла, через которое ничего нельзя было увидеть. Прошло минут пять, но все оставалось по-прежнему.
Коулмэн заставил себя включиться в беседу.
Интересно, где прятался Рэй все это время? Но, где бы он ни скрывался, сегодня ему, наверное, пришлось поменять свое убежище из-за напечатанной в газете фотографии, если, конечно, он не сказал правды тому, у кого остановился. Только это вряд ли, думал Коулмэн. А может, у него здесь друзья? Коулмэн чувствовал, что начинает злиться, и ему стало немного страшно. Живой Рэй представлял для него опасность — опасность быть заподозренным в покушении на убийство, а точнее — в двойном покушении. Правда, доказать можно было только второе — кто-нибудь мог видеть Рэя в воде в ту ночь или даже вытащить его, или каким-то невообразимым чудом он мог доплыть до Пьяццале, где его тоже могли увидеть промокшего до нитки. Коулмэн пришел к выводу, что ему следовало завершить уничтожение Рэя, и хотя мысль эта была навеяна эмоциями — главным образом страхом, — он все же чувствовал, что логика вскоре подскажет ему более верный способ, нежели те, что он использовал до сих пор.
