Ян Флеминг - Разглашению не подлежит. Осьминожка. Полковник Сун

Губернатор замолчал, задумчиво посмотрел на Бонда и сказал:

— Вы не женаты, впрочем, это не важно. Мне кажется, любые отношения между мужчиной и женщиной могут продолжаться до тех пор, пока в них жива хотя бы частица милосердия, Когда любовь прошла, когда одного из них совершенно очевидно и искренне не заботит, жив или умер другой, тогда все кончено. Откровенное презрение или, что гораздо хуже, угроза личности, покушение на инстинкт самосохранения — такое не прощается никогда. Мне доводилось быть свидетелем сотен чудовищных измен, преступлений и даже убийства, которые были прощены. Не говоря уже о банкротствах и подобных неприятностях. Неизлечимая болезнь, любое безрассудство, несчастье — все это можно пережить. Но никогда — смерть милосердия в одном из двоих. Я много думал об этом и изобрел довольно высокопарное название определяющему фактору в человеческих отношениях, Я назвал его квантом утешения.

Бонд отозвался:

— Прекрасное определение Оно великолепно отражает суть дела. Я понял, что вы имели в виду, и должен сказать, что вы абсолютно правы. Квант утешения — это тот минимум надежды, который дается человеку. В конечном счете вся любовь и дружба держатся на этом. Вы справедливо подметили, что человеческие существа очень ранимы. И если кто-то не только дает вам почувствовать вашу беззащитность, но явно стремится погубить вас, то это конец. Квант утешения становится равным нулю. Вы должны убираться подобру-поздорову, пока целы. Понимал ли это Мастерс?

Губернатор не ответил на вопрос Бонда. Он продолжил рассказ:

— По-видимому, Рода Мастерс услышала, как муж открывает дверь. Мельком взглянув на него, она успела заметить лишь его глаза, губы, линию подбородка. Усов не было, а волосы опять свисали неопрятными космами, как при первой их встрече. Рода заранее надела самое скромное из своих платьев и воспользовалась минимумом косметики. Она устроилась в кресле так, чтобы свет из окна падал на страницы книги у нее на коленях, но лицо оставалось в тени. Рода решила, что, когда Мастерс откроет дверь, она переведет взгляд с книги на мужа, покорный, смиренный, и будет ждать, пока он не заговорит. Затем она встанет, тихо подойдет и остановится перед ним, склонив голову. Она расскажет ему все и разрыдается, а он обнимет ее, и она будет обещать, обещать… Она репетировала эту сцену много раз, пока не осталась довольной.

В должное время и должным образом она подняла глаза от книги. Мастерс тихо опустил чемодан, медленно пересек комнату и подошел к камину. Облокотившись на каминную полку, он смотрел на нее отсутствующим взглядом. Глаза его были холодны и бесстрастны. Он засунул руку в карман и вынул листок бумаги. Сухим голосом жилищного агента он сказал: «Это план нашего дома. Я разделил его на две половины. Твои комнаты — кухня и твоя спальня. Мои — эта комната и свободная спальня. Ты можешь пользоваться ванной, когда она не нужна мне. — Он наклонился вперед и уронил листок на открытую книгу. — Ты никогда не должна входить в мои комнаты, за исключением тех случаев, когда к нам придут гости».

Рода открыла рот, собираясь что-то сказать, но Мастерс остановил ее жестом.

«Сейчас я последний раз говорю с тобой наедине. Если ты обратишься ко мне, я не буду отвечать. Когда у тебя возникнет нужда сообщить мне что-то, можешь оставить записку в ванной. Я надеюсь, что ты будешь готовить мне пищу и накрывать на стол без опозданий. Когда я поем, ты можешь располагать столовой. Я буду давать тебе двадцать фунтов в месяц на хозяйство. Эту сумму ты будешь получать через моих адвокатов по первым числам каждого месяца. Они уже готовят документы на развод. Я развожусь с тобой, и ты не будешь препятствовать этому, потому что не сможешь. Частный детектив собрал все улики против тебя. Суд состоится через год, считая с этого дня. К этому времени закончится срок моей службы на Бермудских островах, а до тех пор на людях мы будем вести себя как нормальные супруги».

Мастерс засунул руки в карманы и вежливо-вопросительно посмотрел на нее. К тому времени слезы уже текли по ее лицу. Она выглядела испуганной, как будто ее ударили.

Мастерс сказал безразличным голосом: «Может, ты хочешь что-нибудь спросить? Если нет, то забери свои вещи отсюда и иди на кухню. — Он посмотрел на часы. — Я хотел бы обедать каждый день в восемь часов. Сейчас полвосьмого».

Губернатор отпил виски. Он пояснил:

— Эту сцену я восстановил по тем крохам, что мне рассказал Мастерс, и более полным деталям, которые Рода Мастерс поведала леди Берфорд. Несомненно Рода старалась любым путем поколебать его решимость — доводами, мольбами, истериками, но он оставался непреклонным. Она никак не могла пронять его. Ей иногда казалось, что он уехал куда-то далеко и прислал в дом кого-то другого замещать себя во время их мучительных свиданий. В конце концов она была вынуждена смириться. У нее не было денег. Она не могла даже купить себе билет в Англию. За кров и еду ей приходилось делать все, что он говорил. Да, именно так все и было. Целый год они прожили, приветливые на людях, но замкнутые и одинокие, когда оставались наедине. Что и говорить, мы все были поражены переменой. Ведь никто из них не раскрыл их договор. Ей было стыдно признаться, у Мастерса не было причин для откровенности. Он показался нам чуть более замкнутым, чем раньше, но работал он первоклассно, и все вздохнули свободно, сойдясь во мнении, что какое-то чудо спасло их брак. Как ни странно, они приобрели отличную репутацию, даже стали популярной парой. Все было прощено и забыто.

Год минул, подошло время Мастерсу уезжать. Он объявил, что Рода останется уладить дела с домом, и они нанесли прощальные визиты. Мы слегка удивились, когда она не пришла проводить Мастерса на пароход, но он сказал, что жена приболела. Только спустя полмесяца слухи о разводе стали просачиваться из Англии. Затем Рода Мастерс неожиданно появилась у губернатора и долго говорила с леди Берфорд. Вскоре вся история, включая ее поистине ужасную следующую главу, стала известной.

Губернатор допил виски. Лед глухо задребезжал, когда он поставил стакан. Он продолжал:

— По-видимому, за день до отъезда Мастерс обнаружил записку жены в ванной комнате. В ней говорилось, что прежде, чем он покинет ее навсегда, они должны увидеться для последнего разговора. Мастерс и раньше находил записки подобного содержания и всегда их рвал, оставляя клочки на полке над раковиной. На этот раз он ответил, назначив ей встречу в шесть часов вечера в их маленькой гостиной. Когда пришло время, Рода Мастерс смиренно вошла сюда из кухни. Душераздирающие сцены, которые она закатывала, пытаясь вымолить прощение, давно остались в прошлом. Теперь она тихо сказала, что у нее осталось только десять фунтов от денег, что он дал на хозяйство, и больше ничего, совсем ничего. Когда он уедет, она останется без средств к существованию.

— У тебя есть драгоценности, которые я подарил, и меховая накидка.

— Мне очень повезет, если я выручу за все пятьдесят фунтов.

— Ты должна устроиться на работу.

— Это займет время. Мне надо где-то жить. Отсюда я должна выехать через две недели. Ты мне больше ничего не дашь? Я буду голодать.

Мастерс хладнокровно взглянул на нее и сказал:

— Ты красива. Ты никогда не будешь голодать.

— Ты должен помочь мне, Филип. Ты просто обязан. Твоей карьере повредит, если я приду просить милостыню у правительства.

Он ответил, что в доме им ничего не принадлежит, за исключением нескольких мелочей. Когда они въехали, он уже был меблирован. Его хозяин заходил неделю назад, и опись имущества с ним уже согласована. Остается только их автомобиль, «моррис», который достался Мастерсу уже подержанным, и радиола — он подарил ее жене как раз перед тем, как она увлеклась гольфом.

Филип Мастерс посмотрел на нее в последний раз. Никогда больше он не собирался встречаться с ней. Он сказал:

— Хорошо. Можешь взять себе машину и радиолу. Теперь все. Я должен укладываться. Всего хорошего.

И он ушел к себе в комнату.

Губернатор посмотрел на Бонда.

— Маленькая любезность напоследок, не так ли? — Он мрачно ухмыльнулся. — Когда Мастерс уехал. Рода собрала свои немногочисленные побрякушки, обручальное кольцо, лисий палантин, села в машину и отправилась в Гамильтон. Объехав ломбарды, она выручила сорок фунтов за украшения и семь — за свой лоскут меха. Затем она направилась к агенту по продаже машин, имя которого было выгравировано на приборном щитке автомобиля, и вызвала управляющего. Когда Рода спросила, сколько он ей заплатит за «моррис», тот решил, что его хотят одурачить.

— Но, мадам, мистер Мастерс взял эту машину в рассрочку. Он сильно запаздывал с платежами. Конечно, он предупредил вас, что мы послали ему письмо нашего поверенного о погашении долга еще неделю назад. Мы узнали, что он уезжает. Он написал в ответ, что приедете вы и все уладите. Дайте-ка я взгляну, — он достал регистрационную книгу. — Да, точно, за автомобиль вы должны еще ровно двести фунтов.