грохот с каждой минутой становился все яростней. Когда я выходила из комнаты моего пациента, я увидела, что дверь мистера Конрада Х., проблема которого состояла в обостренной подозрительности, открыта ровно настолько, чтобы предъявить мне полоску его лица и вопросить, что случилось. Мне было жаль сэра Конрада. В тех редких случаях, когда он в сопровождении одной из нас выбирался в театр, он вмешивался в
непристойные сцены, полагая, что актрисы их разыгрывают, дабы над ним поиздеваться.
Я попыталась успокоить мнительного пациента, объяснила, что производится «перестановка», и даже убедила его закрыть дверь – а это нешуточное достижение. Я уже направлялась к лестнице, когда в противоположном конце коридора заметила еще одного пациента, выходившего из ванной для пансионеров. Это был Арбунтот. На нем был все тот же красный халат, черные волосы блестели от влаги. Понсонби, кажется, препоручил его заботам Нелли Уоррингтон. Нелли поддерживала своего пациента под локоть, чтобы отвести в комнату, но Арбунтот тоже заметил меня и остановился. На память мне сразу же пришли его неприличные картинки, его улыбочка, но самое главное – его слова.
«У меня в голове – как будто камешек застрял в ботинке, мисс».
Я помахала рукой в знак приветствия и собралась уже спускаться, когда поняла, что Арбунтот не отвечает на мой вежливый жест. Он застыл в неподвижности. И уставился на меня.
Издалека я не смогла разглядеть выражения его лица. Нелли вообще ничего не заметила – она открывала дверь.
Кажется, Арбунтот улыбался – но очень странной улыбкой. Я напрягла зрение.
Нет, это была не улыбка. Его рот искривился в гримасе. Как будто Арбунтот пытается мне что-то сказать, о чем-то предупредить.
А потом он шагнул вперед и исчез за дверью. В течение всего этого незабываемого дня выражение лица мистера Арбунтота не выходило у меня из головы.
4
На очередном собрании в кабинете Понсонби недоставало только Понсонби.
От его имени говорил наш бухгалтер Филомон Уидон. Уидон объявил, что у доктора много срочных дел в городе, но он оставил подробные инструкции.
Мне стало почти жаль Понсонби. Для меня он как муравей в муравейнике, растревоженном палочкой сорванца: Понсонби нервничал из-за всякой мелочи, высоко вздымал свою героическую макушку, бесконечно множил ошибки, обо всем забывал и составлял подробные списки, сознавая всю грандиозность предстоящих событий.
– Доктор Корридж и его помощник прибывают завтра в полдень, – возвестил Уидон, обтирая платком яйцеобразную лысину. – Они воспользуются гостеприимством Кларендона. Мы оборудовали для столь просвещенной особы гостевую комнату. А я уступил свою комнату его ассистенту. И переселяюсь к Джимми Пигготу.
«Бедный Джимми, – подумала я. – И бедный мистер Уидон».
А еще – почему бы и нет? – бедный Понсонби!
Мистер Уидон силился обрести «состояние Понсонби», но у него не получалось. Он даже ни капельки не покраснел. Румянец у Уидона я наблюдала, только когда он возвращался с подпольных представлений или с поиска сокровища, – мне поведали, что он занимался этим в прошлую субботу, явился в крайнем возбуждении и утверждал, что обнаружил «Женщину, написанную японцем» в одной из лачуг на севере Портсмута, но поймать так и не сумел. И все-таки он оставался тем самым Уидоном, который обменивался с нами шуточками, предлагал свою компанию для походов в такие театры, где женщинам запрещалось появляться в одиночку; тем самым Уидоном, которого мы все держали за безобидного субъекта и именно из-за этого – парадоксальным образом – оказывали ему меньше почтения, нежели доктору Понсонби. Росту он был низенького, с вогнутой посередине лысиной, через которую бороздками проходили редкие волосенки. Уидон был холост и предан своей работе, так что Кларендон превратился для него в домашний очаг: Уидон располагал даже собственной комнатой на первом этаже. Он считался правой рукой Понсонби, и не только в том, что касалось бухгалтерии. Это был заурядный человечек, одинокий и услужливый, конторщик до мозга костей. Немного робкий, немного скрытный. Уважающий сложившуюся иерархию; никто никогда не видел, как Уидон кричит или приходит в ярость.
Полагаю, что после такого описания излишне уточнять, насколько ему были любезны грязные постановки; по моим подсчетам, Уидону не хватало каких-то пяти-шести лет, чтобы официально получить статус «развратного старикашки».
Объявление о визите сэра Оуэна Корриджа мало кого застало врасплох: Понсонби уже поделился новостью с Брэддок, а это был vox populi [5].
– Разумеется, трудно переоценить ключевую важность появления здесь сэра Оуэна. Я надеюсь, что все вы с должным усердием…
Уидон так и не завершил свою речь, а мы уже закидывали его вопросами.
– А газетчики приедут? – не выдержала Джейн Уимпол, и я заметила, как Сьюзи подалась вперед в ожидании ответа. Хорошо зная обеих, я была уверена, что они заключили пари.
– Газетчики? – Уидон растерялся.
– Сэр Оуэн Корридж здесь… Уй… Мистер Уидон, это ведь такая новость…
– Мисс Уимпол, он приезжает инкогнито.
От этого «инкогнито» повеяло тайной.
– Можно узнать… для… как? – полушепотом выдохнула Сьюзи.
Все мы, включая и Уидона, имели немалый опыт в расшифровке языка Сьюзен Тренч.
– Доктор Корридж – личный друг преподобного Доджсона, а цель его визита – медицинская, это связано с… определенной проблемой, возникшей у его преподобия…
Раздалось насмешливое бульканье. Наши чепцы развернулись к дальней стене кабинета, где миссис Мюррей трудилась над своим вековечным клубком. Она была как будто полностью поглощена рукодельем и не поднимала головы, несмотря на эффект, произведенный ее зловещим смехом.
– Вы что-то хотели сказать, миссис Мюррей? – смущенно спросил Уидон.
– Пророчества не повторяются, Филомон. Они исполняются.
– Очень хорошо, спасибо, миссис Мюррей. Еще будут вопросы?
– Подвал освобождают ради этой… «медицинской цели»? – спросила Нелли, серьезная, как и всегда. – Если дело в этом, нам, медицинским сестрам, тоже следует быть в курсе.
– Леди, мне известно столько же, сколько и вам. Я уже объяснил: сэр Оуэн Корридж приедет, чтобы осмотреть преподобного Доджсона. Вот и все.
– Осмотреть! – прокаркала вы и сами догадались кто. – Какая честь!
После слов миссис Мюррей мы, как правило, замолкали, однако в отсутствие ее покровителя, доктора Понсонби, власть, которой старушка себя наделяла, потеряла в весе.
Нелли Уоррингтон даже отважилась ей перечить:
– Миссис Мюррей, вы уже неоднократно высказывали свое мнение по данному вопросу. Теперь же, если вас не затруднит, не мешайте нам работать.
И тогда водянистый взгляд рассерженной старухи остановился на моей товарке.
– Ах, Нелли, разумница Нелли… Ты тоже против меня? Да разве вы не видите, что зло проживает в последней комнате восточного крыла, на втором этаже, и у него глаза двух цветов? А знаете ли вы, что там будут делать, в этом подвале? А доводилось ли вам
