Наши взгляды встретились.
– Я тебя помню, – вдруг произнесла я.
– Я тебя тоже, – уверенно ответил он. – Однажды в старшей школе, после того, как ты заступилась за меня в сортире, я сказал тебе слова о том, что ты пострашнее моей старшей сестры будешь. Я имел ввиду Астрид. Хотя по силе твоего хука слева я мог бы догадаться, что ты тоже являешься моей старшей сестрой.
– Должно быть, с такими сёстрами, как Астрид и Тереза, у тебя было далеко не самое сладкое детство, – едва уловимо ухмыльнулась я.
– Пейтон, – позади Грира вырос силуэт Астрид, и спустя секунду я увидела тень стоящего позади неё Маршалла. – Ты пришла.
– Можно войти? – повела бровью я.
Хотя внешне я и сохраняла хладнокровное спокойствие, внутренне я чувствовала, как моё сорвавшееся с цепей сердце начинает клокотать где-то в области моего сжимающегося горла.
– Конечно заходи! – в ответ воскликнули в один голос Астрид с Гриром, и я вдруг поняла, что стоит мне только переступить порог этого заведения, и они не выпустят меня отсюда до тех пор, пока психологически не изнасилуют. В конце концов, как мне предстояло понять в скором времени, оказывается, именно для этого и существуют на этом свете родственники: чтобы насиловать твою душонку какой-нибудь из крайне непонятных, странных, изощрённых форм любви.
Я переступила порог. И меня мгновенно заключила в объятья та часть моей семьи, которую впоследствии я буду считать самой адекватной, даже несмотря на то, что всю оставшуюся жизнь именно эта адекватная часть с удивительным апломбом будет напрочь игнорировать мою нелюбовь к внезапным объятьям.
Глава 74.
Пейтон Пайк.
Конец ноября.
Их оказалось слишком много и каждый из них жаждал общения со мной, даже самые мелкие Холты. Мистер и миссис Холт настаивали на том, чтобы я называла их папой и мамой, Астрид с Маршаллом заставляли меня регулярно мериться с ними силами в армрестлинге (Астрид я победила три из трёх раз, Маршаллу не сдавала позиции в течение целых пятнадцати секунд, что приводило всех в чистый восторг), Грир с Грацией устраивали мне экскурсии по своему большому дому, Тесса с Байроном вызывали на пикники, а мои племянники не просто стремились залезть на мои руки, но хваткой взрослых людей вцеплялись в мои ноги, как только понимали, что я пытаюсь незаметно ретироваться, дабы выжить. Иногда я всерьёз считала, что все они меня терроризируют. Особенно двое старших детей Грира с Грацией – четырехлетняя Кэмерон и двухлетний Доминик – и сын Тессы с Байроном – пятилетний Берек. Узнав, что я коп, Берек Крайтон буквально стал моей тенью, а однажды, обзаведясь игрушечными наручниками, пока я отвлеклась, приковал моё запястье к стулу, на котором я сидела. Меня это, мягко говоря, не порадовало, так что я не стала просить мальчика отстегнуть меня – вместо этого резко дёрнула рукой, таким образом заставив пластмассовые наручники разлететься надвое. С тех пор этот пацан в буквальном смысле влюбился в меня: стал считать, что я едва ли не всесильна, и регулярно предпринимал попытки освободиться от похожих наручников по моему примеру, но чем дольше у него это не получалось провернуть, тем серьёзнее прогрессировала его страсть к моей персоне. Теперь я подозреваю, что лет до четырнадцати, пока в нём не вырастет сила для поломки пластмассовых наручников, он будет заглядывать в мои глаза любовным взглядом. Повезло, что сыновья Маршалла и Астрид уже взрослые парни, и до обнаружения нашего кровного родства уже вскользь были знакомы с моим непростым темпераментом, чтобы теперь опасаться лезть ко мне с объятиями и конфетами.
Пару дней назад я словила себя на том, что призывный клич: “Тётя-тётя-тётя!..”, – который издавали мелкие Холты ещё до того, как я появлялась из-за угла, начал всерьёз вызывать во мне лёгкую панику. Но если меня призывали не дети Грира, а один только Берек Крайтон, моя “лёгкая паника” моментально перерастала в “эпичный мандраж”. В такие моменты мне всерьёз хотелось сорваться с места, запереться в своей машине и, вжав педаль газа до упора, умчаться куда подальше от очередной порции зашкаливающего внимания к моей персоне.
Жажда Холтов общения со мной с каждым днём всё больше походила на жажду оторвать от меня кусочек если не плоти, тогда хотя бы души, с целью сделать из этой добычи фантасмагорический амулет, после чего повесить столь странное украшение на свою шею в качестве доказательства того, что мы всё же смогли сродниться… Порой всё это было чересчур. Не прошло ещё и месяца с того момента, как мы вступили в контакт, а я, кажется, уже начинала уставать от столь яростного, навязчивого внимания к себе.
На прошлой неделе мистер и миссис Холт показали мне детскую комнату, находящуюся в их доме в Куает Вирлпул, до отказа забитую детскими игрушками, книгами, одеждой… Все эти вещи они на протяжении тридцати пяти лет “дарили” мне на каждый мой день рождения, на каждое Рождество и даже в другие праздники, и просто без повода… При виде этой комнаты, напоминающей настоящий музей боли, мне стало не по себе. Откровенно говоря, я смутилась из-за того, как это выглядело: трогательно и одновременно жутковато. Хотя до того дня, как я увидела эту комнату, я и была максимально внимательна к чувствам мистера и миссис Холт, после увиденного я стала ещё и терпима к этим двум людям: перестала сжимать зубы, когда кто-то из них невзначай касался меня, и стала заставлять себя чаще улыбаться им, а вскоре словила себя на том, что улыбка начала даваться мне с большей лёгкостью. Мистер и миссис Холт буквально заставили меня забрать из комнаты-музея “хотя бы что-то”, и в итоге я приняла врученную мне золотую цепочку в бархатной коробочке, которую они купили в честь моего восемнадцатилетия, а сама я взяла пару коллекционных книг и виниловый проигрыватель с уже вставленной в него пластинкой. Три дня назад они попросили меня поучаствовать в фотосессии: захотели обновить главное семейное фото, которое они ежегодно делали с целью вывешивания красочного портрета над камином. Идея обновления данного снимка у них возникла после того, как они продемонстрировали мне все тысячи тысяч своих семейных фотографий и десятки раз пересмотрели скромную сотню моих фотокарточек – миссис Холт, болеющая привязанностью к своей фотокамере, была расстроена тем, что меня так редко фотографировали в детстве, а после я сама не слишком часто делала свои снимки (только за пару недель нашего общения эта увлечённая женщина создала бо́льшую коллекцию моих фотоснимков,