Он отодвинул стул, встал и пошел прочь, убежденный, что его сейчас вырвет. Дверь в мужской туалет в задней части кофейни была нараспашку. Он захлопнул ее и заперся. Лампа дневного света неровно мигала. Пол был мокрый, словно его недавно мыли, но все равно выглядел грязным, с прилипшими к кафелю волосками. Джордж опустился на колени перед унитазом. В ноздри ударил запах древних труб, и Джордж согнулся, уже желая сблевать, несмотря на прострелы в боку. На этом все и кончилось. Тошнота сменилась головокружением. Ухватившись за унитаз, он оттолкнулся и встал. Пустил холодную воду и несколько раз вымыл руки, затем плеснул в лицо и на шею. Потом еще раз глубоко вдохнул через нос, выпрямился и привалился к раковине.
Посмотрел в зеркало. Бледность шокировала. Волосы взмокли от пота. «Каким же я был придурком», – подумал Джордж. Он пялился на свое отражение еще минуту, дожидаясь, когда перестанет кружиться голова.
Джордж перекатился на спину. В номер вошли двое, захлопнули за собой дверь. Один, пониже и жилистее, хотел ударить каблуком Джорджу по колену, но промахнулся. Второй, выше и толще, скомандовал:
– Вставай, урод! Убью, к гребаной матери!
Джордж отполз на середину комнаты, глаза привыкали к полутьме. Гости были его возраста или младше. Они смахивали на пару полузащитников из школьной команды, переодевшихся к походу в «Бургер-кинг» в субботу вечером. На обоих были футболки «Оушен пасифик», заправленные в битые [25] джинсы.
– Тогда я лучше полежу, – отозвался Джордж.
– Пидор сучий! – заговорил второй. – Сказано встать, подымайся!
– Дай минутку подумать, я не врубился.
Мелкий, который топотун, нагнулся и сгреб в кулак последнюю чистую рубашку Джорджа. Тот попытался врезать ему в нос, промазал и заехал в адамово яблоко. Гость прерывисто вздохнул и отшатнулся, схватившись за горло и округлив рот.
– Сука… – сипло выдавил недоросток.
Джордж встал, понимая, что надо бы испугаться, но инстинкт выживания позволил сохранить хладнокровие. Он выставил ладони.
– Не знаю, что вам надо…
Тот, что был поздоровее, бросился на него. Джордж попытался ударить, но не успел замахнуться, как был уже скручен и брошен на свежезастеленную постель. Противник заломил ему руки так, что притиснул ничком, удерживая шею предплечьем и пригвоздив поясницу коленом.
– Нравится, сука? Нравится?
Посчитав вопрос риторическим, Джордж не ответил. Паренек, которого он саданул в горло, подошел к кровати, вступив в полоску света, проникавшего через задернутые занавеси. Он раздышался и осторожно ощупал шею. У него был узкий подбородок, багровый от прыщей, и стрижка «ежик», сквозь которую белела испещренная родинками кожа.
– Тебе конец, паскуда, – сообщил он хрипло.
– Скажи только, что я такого сделал, – отозвался Джордж.
– Сам знаешь, – произнес здоровяк, перенося всю тяжесть тела на колено, которое упиралось Джорджу в хребет.
В матрасе запела пружина.
– Честное слово, нет! Это касается Одри Бек?
– Не, ни капли, – с издевкой ответил заморыш, теперь вращавший челюстью на манер пассажира самолета, у которого заложило уши.
– Серьезно, мне известно не больше вашего. Даже не понимаю, ее ли я знал.
– Это ты подсадил ее на наркоту?
– Мы говорим о разных людях. Одри Бек не поехала в колледж. Кто-то выдавал себя за нее. Одри отправилась в Уэст-Палм-Бич с каким-то Йеном Кингом. Богом клянусь!
– Что за пургу ты несешь?
– Дай перевернуться, и я скажу.
– Ага, вертай его, – подхватил мелкий.
Парень, державший Джорджа, выполнил очередной хитроумный комплекс борцовских движений: перевернул его на спину, а колено упер ему в солнечное сплетение. Джордж рассмотрел своего главного обидчика. Тот был широк и высок, с жирным подбородком и лбом крупнее остальной части лица. Светлые волосы коротко острижены на макушке и висках, а на затылке оставлены длинными.
– Может, послушаешь секунду? Я не вру. Похоже, я вообще не был знаком с Одри Бек.
Лбище покачал башкой, как родитель, которому дитя малое пудрит мозги.
– Если мы выясним, что ты приложил руку к тому, что с ней случилось, затравлю, как оленя, и пристрелю. Усек?
– Да, но…
– Понял, урод?
– Понял.
– Скотт, дай-ка я двину ему по горлу, как он мне.
– Я сам, – ответил Скотт и занес пухлый кулак.
Джордж поднял плечи и прижал подбородок к груди, а потому ему досталось по верхней губе и носу. Кровь брызнула и оттуда, и оттуда, а из глаз хлынули слезы.
Ребята убрались так же стремительно, как пришли.
Джордж проковылял в ванную и зарылся лицом в тонкое полотенце, которое пахло отбеливателем. Сильнее всего болел нос, потом – место между скулами и глазницами. Он прижимал полотенце к лицу минут пять; затем сообразил, что дверь так и открыта, – пересек комнату и запер ее. Сел на кровать и набрал номер из записки, что обнаружил на машине. Сердце колотилось, и он забеспокоился, сможет ли говорить внятно.
– Алло?
Ответила девушка; голос был встревоженный, с легким южным акцентом – другим, не очень похожим на выговор Одри.
– Вы оставили мне записку с этим номером.
Голос Джорджа звучал напрочь простуженным.
– Это вы из Мазер-колледжа?
– Да. Вы кто?
– Дружила с Одри.
Джордж принялся трясти сигаретной пачкой, пока не выскочил кончик с фильтром.
– Я тоже, казалось, но получается, что нет.
– Она не поехала в колледж, – сказала девушка.
– Ну, кто-то все же поехал. Как вас зовут?
– Кэсси Завински.
– Значит, вы знали, что Одри не поехала в Мазер?
– Да, знала.
– А кто заменил ее, знаете?
– Как зовут – нет, но знаю, что кто-то это сделал. По-моему, она училась в Чинкепине. Вы же с ней встретились, познакомились? Какая она была?
– Она была моей подружкой. Клевая.
Джордж зажег сигарету. От первой затяжки нос немного прочистился – и учуял кровь.
– Но толком о ней ничего не известно? – спросила Кэсси.
– У меня к вам тоже полно вопросов. Понятия не имею, откуда вы знаете, что я здесь, и чего добиваетесь. Может, увидимся?
– Это можно.
– Придорожную забегаловку «Шони» знаете?
– Конечно.
Через два часа Джордж, приняв душ и переодевшись, с разбитым носом и рассеченной липкой губой, сидел в задней кабинке с огромным стаканом колы.
«Шони» был забит парочками – одинокими пожилыми и молодыми с шумными детьми. Кэсси было легко узнать, едва она вошла: одна, ровесница Джорджа, в винтажной мужской жилетке поверх футболки «Краудед хаус» [26] и тесных драных джинсах. Джордж помахал ей, и она подошла – плавно скользнула к нему.
– Что с тобой стряслось? – спросила она.
Наверное, пора на «ты».
– Два типа явились в мотель и захотели выяснить, что я сделал с Одри. Может, ты их знаешь?
– Что за типы?
У нее были короткие рыжеватые волосы, маленькие сине-зеленые глаза, курносый нос-кнопка и огромный рот с большими белыми зубами. Она не стала краше от алой помады, наложенной слоем в четверть дюйма и запятнавшей клык.
– Не знаю. Качки. Одного звали Скотт.
– Ой, надо же! Скотти – мой брат. А другой был худой и лопоухий?
– Точно.
– Это Кевин Лайнбек, его закадычный дружбан. Ой, надо же, вот нехорошо! Они должны были… Они бы и не узнали про тебя, если бы не я.
– Все равно не понимаю, как ты проведала.
Появилась официантка, и Кэсси заказала «Доктор Пеппер».
– Значит, ты был сегодня у Беков? – спросила она. – А Билли Бека видел? Брата Одри? Ну, это он позвонил мне и сказал – наверно, через минуту после того, как ты ушел. Понимаешь, кроме меня, только он знал, что Одри не собиралась в колледж. А он знал, что я знала, – вот сразу и позвонил. Мой брат, свинья такая, должно быть, подслушал, как я говорила с Билли. То есть я так думаю. Прошлым летом Скотт пообщался с Одри минут пять – и до сих пор по уши влюблен.
