Второй закон, подписанный фюрером в 35-м, был «Закон о необходимости прерывания беременностей по причине наследственных болезней». Беременных женщин кромсали, как кроличьи тушки, — это называлось «евгенистическим абортом». Но что делать с теми, кто уже имел несчастье родиться на свет инвалидом? У лидеров Третьего рейха и на это имелся ответ. Эвтаназия. В том же году Гитлер одобрил национальную программу по официально узаконенному убийству больных и увечных, но отложил выполнение задуманного до начала серьезных военных действий. Своему ближайшему окружению он пояснил свое решение так: в ходе большой войны такая программа пройдет как по маслу. Ведь внимание общества и Церкви будет отвлечено более важными событиями, а значит, и сопротивление окажется минимальным. А пока десятки тысяч врачей проходили курсы по «Расовой гигиене» и вся Германия была увешана плакатиками, где за креслом инвалида стоял широкоплечий улыбающийся парень во врачебной куртке: «60 тысяч дойчмарок, — гласила надпись. — Вот сколько стоит содержание такого уродца в год. Эти 60 тысяч берутся из твоего кармана, германский налогоплательщик…»
Фюрер сдержал слово. Осенью 1939 года…
Макс ее, конечно, потом ругал:
— Дура ты, колобочек!
— Не называй меня колобочком! — привычно обиделась она.
— О’кей, просто дура! Они ж тебя на понт взяли, понимаешь? Ну какие в этом поселке камеры, а? Тем более ночь уже была, темно — что там видно-то! Надька тебе по голове-то надает, будь спокойна. Вообще, может, из команды выпрет!
Тася чуть не плакала:
— Вот сам бы с той теткой из полиции и говорил! Посмотрела б я на тебя! Что б ты ей рассказал про этот свой плащ и перчатки?! Она на меня вообще как на идиотку смотрела!
Они уже подъехали к лагерю — за деревьями виднелись палатки игроков. Макс раздраженно нажал на тормоза, и Тася чуть не клюнула носом приборную доску.
— Ты меня не любишь, — обреченно сказала она. — Я для тебя — только квартира чистая и кормежка. От мамашки своей бешеной сбежал, вот и вся любовь. — Давнее подозрение сдавливало горло, грозилось выйти наружу слезами. — Ты, наверное, тоже в Надьку влюблен.
«Конечно, — корчилось все внутри, — кому ты нужна, прыщавая сарделька? И так-то никому не нужна, а уж если поблизости оказывается зеленоглазая Надя Шварц… Да ты сама бы на себя не посмотрела, ничего удивительного, что Макс…»
И тут она почувствовала теплые твердые руки вокруг своих трясущихся, как желе, плеч.
— Ну, колобочек… — Он тихо целовал ее в висок. — Ну что ты опять завелась-то, а? Она, конечно, красивая и все дела, но ты же мой родной, теплый колобочек…
— Я не колобочек, — втянула она носом обиженно, но рук его не скинула. Мириться им было так же сладко, как и ссориться.
— Ладно, — поняв, что буря, не успев разыграться, улеглась, сказал Макс, — пойдем.
Лагерь располагался на большом поле, с трех сторон окруженном лесом, с четвертой — пригородное шоссе. Те, кто приезжал на машинах, парковались на специально отведенной для этого площадке, недалеко от съезда с дороги. Тася вынула костюмы из багажника, и они пошли к месту стоянки: там уже высились палатки — с десяток дворфов, столько же троллей. Орки, рыцари Заморья, наемники Лангана, сестры Зиграна, вся волшебная братия. Их группа послала заявку месяц назад. Раньше они тоже были наемниками, но теперь Королева решила, что они станут эльфами, и проспонсировала костюмы — а это было немаловажным, даже при том, что Макс классно умел делать ремни с железными заклепками, а Таськина мать неплохо шила. Заявку же в этом году они писали сами — у Королевы была сессия. Решили не сдавать Никиту, хотя в анкете на сайте было четко сказано — все противопоказания и болезни. И хоть они с Таськой уже давно начали подозревать неладное, в анкете написали, что ни аллергий, ни хроников в команде нет. Было забавно сочинять командную легенду — Макс над ней две недели сидел, даже работать не ходил: ничего, мол, предки твои меня как-нибудь да прокормят. И придумал классно: обряды, историю их эльфийского рода, артефакты всякие. Таська каждый вечер читала — дивилась: вот откуда у тебя фантазии столько, Максик? А тот самодовольно жмурился — много книжек фэнтезийных читал, багаж есть. Индивидуальную легенду придумал, правда, только для себя и Колобочка. Никитка тогда написал что-то невнятное, а Королева, как всегда, что твой Пушкин. Ясно, по существу. И литературно, образно. Скоро у них начнутся учения: столкновения по легенде между гильдиями, предсказанные Вальхаллами еще тысячу лет назад. Потому они и приехали: Макс знал, что на мечах дерется слабо. Не хотелось выглядеть лошком перед Королевой, вот и решил потренироваться. Макс подошел к орку, из зеленогорской, кажись, команды. Предложил схлестнуться. Вышли уже на полянку возле палаток, встали в позицию. И тут Макс его увидел. Вот черт! Макс опустил деревянный меч.
— Эй, ты чего? — Зеленогорский смотрел на него выжидательно, а тот не мог отвести взгляд от седой головы, то появляющейся, то вновь пропадающей между палатками.
— Подожди, — сказал он орку. И добавил: — Прости, сегодня вряд ли получится.
— Вот чудак! Сам же предложил! — Расстроенный зеленогорский махнул лапищей в тяжелых перчатках и отошел.
А Макс стал искать глазами Тасю: им пора сваливать. И быстро! Макс сам себе не желал признаться, что после той истории реально его боялся. Таську Макс нашел в палатке с тремя девицами, по виду — ведьмачками.
— Привет, — кинул он девицам в черном, потом, дернув Таську за рукав, прошипел: — Он тут. Видно, нас ищет.
— Ой! — Тася прижала ладошку к по-детски округлившемуся рту.
— Сиди здесь, не высовывайся. — Макс оглядел поле через щель входа в палатку. — Я заведу машину и тебе звякну.
Тася испуганно кивнула. Макс вынырнул из палатки и, пригнувшись, побежал к парковке. Завел машину и развернулся, набрал Тасин номер.
— Сейчас! Только посмотри по сторонам, прежде чем вылезать.
Он сам вглядывался в палаточный городок: лес флагштоков с доморощенными флагами под Средневековье, дымок кострищ, лениво, после вчерашней попойки, передвигающиеся странные персонажи. Но больше не видел ни седой как лунь головы, ни бледного тонкого птичьего профиля. Слева, пригнувшись от страха, к машине бежала Тася. Она распахнула дверцу, впрыгнула на сиденье… И тут что-то тяжелое ударило в стекло со стороны Макса. Окно треснуло. Вскрикнув от неожиданности, Макс повернул голову и увидел белое лицо с трясущимися губами, красные воспаленные глаза.
— Пусти! — Брызгала слюна, он разевал рот, кривые зубы будто забирались один на другой: птенец птеродактиля. — Вылезай!
— Хренушки! — Макс резко рванул с места, облив грязью его нежно-голубой эльфийский костюм. Машина быстро набрала скорость, а Тася, задержав дыхание, смотрела в зеркало дальнего вида на уменьшающуюся фигурку сзади. А фигурка размахивала руками, рубила воздух мечом.
— Сволочи! — доносилось до них. — Гады! Сволочи!
Андрей стоял рядом с Пашей над телом Шварца. Великий ученый был тощ, длинен, под два метра, и спокойно-внушителен даже на прозекторском столе.
— Жалко мужика. — Паша кивнул трупу. — Ему б еще работать и работать.
Он снял простыню, и Андрей ахнул — все тело Шварца было в порезах: вертикальных, горизонтальных, идущих наискось.
— М-да, — только и сказал Паша. — Прямо преступление страсти. Теперь смотри — в крови не было найдено ни следов алкоголя, ни каких бы то ни было седативных или стимулирующих препаратов.
— Значит, в момент нападения он был полностью адекватен, — кивнул себе Андрей.
— Да. В желудке — парочка бутербродов с ветчиной. Время ужина — примерно за час до наступления смерти. А сейчас взгляни на его руки. — Паша перевернул кисти профессора ладонями вверх.
Андрей снова кивнул:
— Он сопротивлялся. Пытался поймать клинок — отсюда и многочисленные порезы ладоней и пальцев.
Паша кивнул в ответ:
— И думаю, при таком раскладе шансы на то, что убийца ушел оттуда, не унеся на одежде крови жертвы, равны нулю. Дальше — раны. Их примерно сорок — точно сказать не берусь. При таких повреждениях идет пересечение разнонаправленных разрезов. То есть каждая рана делится еще на несколько.
— Что ж это за ублюдок? — Андрей не мог отвести взгляда от рассеченной ударами белой кожи. — Он здоров?
— Либо болен, либо сильно ненавидит жертву. Причиной смерти явилась острая сердечная недостаточность вследствие большой кровопотери. Ну и болевой шок, понятное дело. Не думаю, что он мог сопротивляться больше двух минут с момента нападения. Так, и последнее — помоги-ка.
Вместе они осторожно перевернули труп на живот.
— Вот. — Паша указал ему на место в районе лопаток.
