Вот только глаза закрывались сами собой.
Виола на несколько секунд смежила веки и…
Когда разлепила их, было уже темно.
Мысленно застонав, она переключила канал на тот, где показывали время.
– Ничего себе! – ахнула она. – Одиннадцать!
После сна она чувствовала себя хуже. Голова начала болеть и подташнивало. Виола сползла с кровати и поплелась на кухню ставить чайник. Когда вода закипела, сделала себе бодрящий напиток: столовая ложка крупнолистового черного чая, несколько лепестков гибискуса и капля абсента. По сравнению с ним все «Редбулы» и «Адреналины» меркли. Виола сама изобрела этот рецепт в те времена, когда часами просиживала за компьютером в надежде заработать. Для поддержания бодрости пила то чай, то кофе, то энергетики, то алкоголь, если таковой имелся в доме. А как-то смешала все, что нашла, и продержалась на получившемся миксе до утра.
Пока напиток настаивался, приняла контрастный душ. Вышла из ванной и пожалела о том, что не держит дома пива. Сейчас бы кружечку холодненького нефильтрованного…
Эхххх.
Она выпила «чаю». Посмотрела какое-то дурацкое реалити. Там молодые люди искали свою любовь, но находили почему-то одни неприятности и скандалы. Когда шоу закончилось, время приближалось к полуночи. Виола хотела залечь в кровать с книжкой и проглотить за ночь ее всю, благо не очень большой объем, как запиликал домофон.
Двоюродный брат явился? Уже?
Виола прошла в прихожую, сняла трубку:
– Ромка, ты?
– Виола? – Голос был незнакомым.
– Да, это я.
– Здравствуйте. Вы меня не знаете. Как и я вас. Разве что заочно. Но мы друг другу не были представлены, хотя виделись на похоронах Олеси Красотули. Я хотел бы с вами поговорить.
– Откуда вы узнали мой адрес?
– Один из оперов, ведущих дело, дал. Не буду фамилии называть. Вы его за это не судите. Я очень просил.
– Зачем?
– У меня есть для вас послание от Красотули. Словесное. Нашел его сегодня в своей почте. Хочу передать, а потом вы сами решите, надо делиться этим с полицией или нет. Я не стал. Вы уж сами…
– Хорошо, заходите! – Она нажала кнопку, открывающую замок на подъездной двери.
– Нет, я не буду заходить, уж извините. Лучше вы спуститесь. Поговорим в моей машине. – Он назвал марку, цвет и номер. – Она припаркована между вашим домом и кирпичной тринадцатиэтажкой. Я буду ждать вас в салоне авто.
– Хорошо, буду через пять минут.
Она повесила трубку и стала собираться.
Кто это?
Очень приятный спокойный голос. Молодой вроде бы.
Виола натянула джинсы, футболку. Сверху напялила вязаную длинную кофту с капюшоном. Вообще это был не ее стиль. Она одевалась стильно и женственно. Предпочитала классику. Но у каждой леди есть хотя бы один комплект простой удобной одежды. И пара кроссовок. Именно их Виола натянула на все еще ноющие ноги. Затем покинула квартиру.
В подъезде стояла тишина. Завтра рабочий день, и все уже легли. Виола спустилась на лифте, ткнула по кнопке домофона, вышла на улицу.
Прохладно. Хорошо, что надела кофту. У подъезда тоже никого. Виола жила в спокойном дворе. Даже проживающая через подъезд алкоголичка Ниночка решала свои конфликты с полюбовниками интеллигентно – без криков и драк.
Виола обогнула дом и стала высматривать автомобиль с номером «364».
Вдруг…
Из темноты вынырнул кто-то. Схватил. С нечеловеческой силой и быстротой. Виола не успела ничего предпринять, чтобы защититься. И вот она уже лежит на асфальте, ее тело придавлено коленом. Одна рука нападавшего на ее лице, и она ничего не видит. Надо укусить, думает Виола, но ощущает острую боль. В ее тело что-то вонзили.
Она пытается кричать, но получает коленом по ребрам.
Мне конец, обреченно думает Виола. И корит себя за беспечность. Как могла она выйти среди ночи из дома непонятно к кому?
И тут слышит топот, кто-то бежит. Даже, скорее, не слышит, а чувствует телом. Асфальт дрожит? Разве такое возможно?
Раздается крик. Виоле кажется, что она узнает голос, хотя не разбирает слов.
Ромка, брат!
Она с облегчением понимает, что ее больше никто не удерживает – нападающий убежал, – и теряет сознание.
Кир жил в крохотной квартирке, но не мечтал ни о какой другой. Ему нравилась его клетушка. Эдакий шестнадцатиметровый рай.
Когда-то в его квартире располагалось техническое помещение. Полуподвальное. С окном таким узким и низким, что воспринимать коморку как квартиру не мог даже начальник ЖЭКа. Иначе давно бы подсуетился и оформил его на себя. В итоге в начале двухтысячных помещение выставили на аукцион, и его выиграла мама Кира. Тогда она занималась бизнесом, имела средства, вот и приобрела недвижимость. Хотела открыть здесь что-нибудь. Типа пункта приема металла или ремонтной мастерской. Но вскоре у самой дела разладились, и она стала сдавать комнатку частным предпринимателям. Вот только помещение оказалось «проклятым». Кто бы его ни арендовал, все прогорали. В итоге сюда переехал Кир, когда выразил желание жить отдельно.
Старшему брату досталась квартира. Ему – клетушка. Но Кир не роптал.
Он обжил гнездышко довольно быстро. Сделал ремонт своими руками, обставил. Душа в нем не было, зато имелся туалет. И кухня – закуток с плиткой и холодильником. В комнате – кровать, стол и шкаф. Что еще нужно? А из окна открывался изумительный вид – весной на молодую траву, летом на клевер и шикарные лопухи, осенью на опавшую листву росших во дворе кленов, зимой на снег.
Мать и брат если и приходили в гости к Киру, то задерживались ненадолго. Им было неуютно в раю Кира. Мать жаловалась на сквозняки, брата начинали мучить приступы клаустрофобии, и оба твердили о том, что надо поменять эту халупу с доплатой на что-то более приличное. Но помощи не предлагали. Хотя Кир и не принял бы ее. Матери спасибо за каморку, а брат и сам гол как сокол. Хотя видимость создавать мастер. Но что с него, красавца писаного, взять? Мать, как говаривали многие, всю жизнь ему в попу дула, девки табунами бегали и бегают, привык себя исключительным считать.
Кир проснулся в семь. Сразу поставил чайник.
Умывался, чистил зубы и ополаскивал, так сказать, стратегические места он над унитазом. Что поделать, если нет раковины? Поэтому горячей воды ему много требовалось. Три литра согреешь, чашку чая заваришь, остальное в тазике разведешь холодной водой. Настоящее мытье раз в неделю. Кир ходил в баню. Да не в общую, стеснялся обнажаться при посторонних, а в «нумера». Снимал маленький номер на час, грелся в парной, затем драил свое худощавое тело суровой мочалкой. Бассейном не пользовался – брезговал. А вот кадку с холодной водой, что вывешивалась под потолком, на себя опрокидывать любил.
Кир умылся, попил чаю с сушками и сел за компьютер. Утро он начинал с новостей и узнавал их из Интернета, так как телевизора не имел.
В дверь постучали. Кир крикнул:
– Кто?
– Я, открывай.
Голос принадлежал брату. И Кир подкатился к двери, отпер.
– Салют, – поздоровался Денис.
– Здравствуй. Не ожидал тебя увидеть в такую рань.
– Сам в шоке, – буркнул тот, плюхнувшись на кровать в кроссовках.
– Сними обувь, пожалуйста.
Брат скинул кроссовки. Кир подобрал их и поставил на специальную полочку.
– Ко мне менты приходили, – сообщил Денис. – Про Красотулю расспрашивали.
– И что рассказал?
– Да все!
– Зачем?
– А что, врать надо было?
– Мог бы умолчать кое о чем.
– Например?
– Сам знаешь.
– Если ты о том, что я ее трахнул…
– Денис! – гневно воскликнул Кир. – Сколько раз я тебя просил не употреблять этого слова, если речь заходит об Олесе.
– Ой, ладно, ладно. Мне сказать, занялся с нею любовью? – Денис приподнялся, взял подушку и подсунул ее себе под спину, чтоб смотреть на брата во время разговора. – Так это будет враньем. Не любил я ее.
– Ты лишил ее девственности, так и скажи.
– Да. Лишил. О чем сообщил ментам.
– Полицейским, – машинально поправил Кир.
– Задрал ты уже к словам придираться.
– Надеюсь, в подробности ты не вдавался?
– Пришлось. Они расспрашивали.
– Это не по-джентльменски.
– А я из себя сэра и не строю.
Кир еле сдержался, чтобы не запустить в красивую физиономию брата чем-нибудь. Например, книгой, что лежала возле компьютера. Сомерсет Моэм «Бремя страстей человеческих». Семьсот страниц. Твердый переплет!
Он помнил день, когда брат поделился с ним новостью о том, что лишил Олесю девственности (трахнул), и заявил, что в постели она бревно, поэтому больше он с ней спать не будет. Киру тогда так неприятно стало. И стыдно. Сначала за брата, потом за Красотулю. Ведь знает, какой он. Понимает, что она для него ничего не значит. Ему даже не льстил тот факт, что Красотуля в него была влюблена долгие годы. Таких, как она, у Дениса полно. И Олеся не первая, кто принесла на алтарь своего чувства девственность. У Дениса был «победный» список. Туда вносились имена или клички девушек, с которыми у него был секс. В особой графе были девственницы. Их насчитывалось два десятка.
