— Гоша там, в ИТК, сожрать себя не дал, — пробормотал генерал, морщась от коньяка, — возможно, какая-нибудь зверюга здесь до него добралась. Он ведь их люто ненавидел, уголовничков, даже взыскания имел за превышение служебных полномочий.
— Кто? Гоша?! — вскрикнул Стас, опомнившись.
— Да, — кивнул Плешь, — это здесь, в Москве, он был добродушный, спокойный, а там часто срывался. Могли ему отомстить, могли запросто. Ваш отец его из такого дерьма вытащил, что лучше не вспоминать.
— Не надо, — кивнул генерал, — о покойном или ничего, или хорошо. Впрочем, неизвестно, грех ли это. В ИТК под Архангельском среди осужденных ангелов не было. Я, если хочешь знать, приставил его к тебе потому, что он за своего мог глотку перегрызть. Я таким верю. Вот и получилось, что он как будто заслонил тебя собой. Его убили, а ты жив.
Стас низко опустил голову и сжал ладонями виски. Генерал посмотрел на сына с тоской и жалостью. Явилась секретарша с подносом, но никто не стал пить кофе. Стас пожаловался на головную боль и попросил, чтобы его доставили домой. Генерал остался в банке.
— Может, ты лучше поедешь к нам? — спросил он сына на прощание. — Пора тебе мать навестить, и вообще у нас было бы безопасней.
— В любом случае я должен заехать к себе, — мучительно поморщился Стас, как будто от головной боли ему тяжело было говорить, — сто лет не был дома, надо переодеться, белье поменять, и вообще. А к вам я приеду вечером, — он чмокнул отца в рыхлую колючую щеку.
В бронированном «Ауди», принадлежащем службе безопасности банка, он раскинулся на мягком сиденье и закрыл глаза.
* * *
Сергей палил по мишени второй час подряд. Он проснулся в шесть утра и отправился в тир, чтобы пострелять до завтрака в полном одиночестве. Он был в наушниках и не слышал, как к нему подошел кто-то. Просто вдруг почувствовал, что не один в тире, обернулся, снял наушники.
За спиной у него стоял доктор Аванесов и улыбался:
— Здравствуй, дорогой. Отлично стреляешь. Ну давай рассказывай, как дела?
— Спасибо, все нормально, — улыбнулся в ответ Сергей.
— Вижу, вижу, какой ты молодец. Поправился, окреп. Знаю, что бегаешь уже, и аппетит хороший. Кстати, ты завтракал?
— Нет еще.
— Совсем ничего не ел с утра?
— Ничего. Вот как раз собираюсь. Вы мне компанию не составите, Гамлет Рубенович?
— Обязательно, дорогой, — энергично кивнул доктор, — и позавтракаем, и поужинаем. Но только не сейчас. Позже.
— Гамлет Рубенович, что-то случилось? — небрежно спросил Сергей, пытаясь заглянуть в круглые вишнево-черные глаза доктора.
— Что случилось? Абсолютно ничего! Почему должно случиться? Очень ты мнительный человек, Сережа. Мы сейчас с тобой на осмотр пойдем, пора рентген сделать и еще кое-какие процедуры, может, не совсем приятные, но куда денешься? — Доктор отвел взгляд, бодренько усмехнулся, взял у Сергея пистолет, ласково похлопал по плечу и слегка подтолкнул к выходу.
В госпитальном корпусе были все такие же пустые коридоры и такая же мертвая тишина, которую нарушал только стук их шагов по кафельной плитке. Резиновые подошвы докторских ботинок влажно поскрипывали. Они поднялись на второй этаж, вошли в просторный кабинет. В центре его стояла высокая кровать сложной конструкции. Вдоль стен стеклянные шкафы, какие-то приборы с компьютерными мониторами, дальше, у широкого окна, письменный стол. На нем сидела, болтая ногами, медсестра Катя.
— О, привет, давно не виделись! — сказала она, спрыгивая на пол. — Ты отлично выглядишь.
— Спасибо, ты тоже отлично, — кивнул Сергей.
— Сядь, дорогой, отдохни, — сказал Аванесов, — я сейчас вернусь.
Сергей опустился на клеенчатую банкетку. Катя опять вскочила на стол, достала из кармана халата пакетик с разноцветными леденцами, развернула, кинула в рот конфету.
— Тебе не предлагаю, потому что нельзя, — заявила и скорчила комически-серьезную гримаску.
— Что, осмотр будет под наркозом? — поинтересовался Сергей с дурацкой улыбкой.
— М-м, — Катя помотала головой и прикрыла глаза, — точно не знаю, но, кажется, тебе собираются штыри удалять, — прошептала она так тихо, что он с трудом расслышал.
— Какие штыри?
— Ну какие?! Которые в ногах!
— Зачем?
— Так положено. Кости срастаются, штыри больше не нужны. Нет, сначала, конечно, рентген и все такое.
— Опять резать? — поморщился Сергей.
— Да не волнуйся ты, операция пустяковая, там только небольшое отверстие делается под коленной чашечкой и штырь аккуратненько удаляют. Совершенно не больно. Через пару дней опять бегать будешь.
Послышались голоса и в кабинете появился Аванесов. Он был в халате, шапочке и маске. Вместе с ним вошла высокая тонкая женщина, тоже в полном медицинском обмундировании и, кроме того, на лбу у нее было круглое зеркальце с дыркой посередине, какие используют ларингологи.
— Познакомься, Сережа, это Юлия Николаевна, она очень опытный врач, приехала из Москвы, чтобы тебя посмотреть, — представил ее Аванесов.
Сергей увидел только карие глаза, большие, спокойные, ясные, обрамленные подкрашенными длинными ресницами.
— Здравствуйте, — она улыбнулась под маской, подошла и легко прикоснулась пальцами к подбородку Сергея, — пожалуйста, повернитесь.
В лицо ударил ослепительный свет лампы, Сергей болезненно зажмурился.
— Можете закрыть глаза, — разрешила Юлия Николаевна, — и пожалуйста, расслабьтесь, — у нее был довольно низкий, глубокий голос. Пахло от нее легкими дорогими духами. Тонкие холодные пальцы щекотно скользили по лицу Сергея.
— Вы ларинголог? — спросил он.
— Да, да, она ларинголог, кандидат наук, — поспешно ответил за женщину Аванесов, — поскольку, кроме всех прочих радостей, ты перенес ОРЗ, то надо проверить гайморовы пазухи, чтобы ты был у нас как огурчик.
Женщина промолчала, но Сергей почувствовал, что пальцы ее напряглись.
— Ты думаешь, наверное, что насморк — это ерунда какая-то, — подала голос Катя, — но если хочешь знать, там, в носу, все бывает очень серьезно.
— У меня нет никакого насморка, — раздраженно заметил Сергей.
— Нет, так будет, — ухмыльнулся Аванесов, — видишь ли, пока ты у нас тут лежал, мы тебя всего насквозь проверили, в том числе и снимочек черепа сделали. На всякий случай. Так вот, дорогой, у тебя недостаточное дренирование лобной пазухи, обусловленное гипертрофией средней раковины и искривлением носовой перегородки. А это, Сережа, способствует переходу острого фронтита в хроническую форму, — доктор принужденно откашлялся, после чего повисла тишина.
Сергей видел перед собой, совсем близко, большие карие глаза необычной, очень красивой формы. Наружные уголки были слегка опущены вниз и оттенены длинными ресницами.
— Гамлет Рубенович, можно вас на минуту? — Голос женщины прозвучал вполне спокойно, но немного глухо.
— Да, конечно, Юлия Николаевна, конечно, дорогая, — Аванесов галантно подхватил ее под руку.
Дверь за ними закрылась, но Сергей успел услышать, как женщина громко, возмущенно произнесла:
— Что за балаган? Вы же врач!
— Тише, тише, дорогая, — проурчал в ответ голос Аванесова.
И действительно, стало тихо. Гамлет Рубенович увел ее подальше от двери.
— Катя, что происходит? — спросил Сергей.
— Слушай, отстань, пожалуйста, — прошептала она в ответ и отвернулась. Он успел заметить, что лицо ее пылает.
Аванесов вернулся один, очень быстро. От искусственной бодрости не осталось и следа. Он спустил маску на подбородок, был хмур и красен, как вареная свекла.
— Раздевайся! — рявкнул он Сергею. — Давай на койку, быстро!
— Гамлет Рубенович, — зло улыбнулся Сергей, — вы можете объяснить наконец, в чем дело?
— Не могу! — заорал Аванесов. — Не имею права! Я военный человек, черт бы нас всех подрал! Я врач, но военный, понимаешь? У меня приказ! И у тебя тоже!
— Интересно, какой же приказ у меня? Кто мне его отдал? — прищурился Сергей.
— Вопросов не задавать! Вот какой у тебя приказ! А отдала тебе его сама жизнь, понял? Чеченская война тебе его отдала! Все, снимай штаны, буду ноги твои смотреть!
— А эта женщина с зеркальцем тоже военный врач? — спросил Сергей, вставая.
— Юлия? Нет. Она нет.
— И не ларинголог?
Аванесов застыл. Глаза его налились кровью, ободок шапочки потемнел от пота. Он открыл рот, чтобы крикнуть, но не крикнул, произнес хрипло, еле слышно:
— Не мучай меня, Сережа, клянусь, ничего плохого с тобой здесь делать не собираются. Ты мне веришь?
— А вы самому себе верите?
— Не смей так со мной разговаривать! Мальчишка! Я тебе ноги сделал? Ну, отвечай!
— Сделали, — кивнул Сергей, — огромное вам спасибо.
— Это плохо? Я плохое тебе сделал, да?
Больше Сергей не сказал ни слова. Разделся до трусов, улегся на койку. Аванесов, продолжая возмущенно сопеть, сначала стал тыкать стетоскопом ему в грудь, слушал сердце, потом принялся за ноги, щупал их, мял, просил согнуть и разогнуть колени, пошевелить пальцами. Сергей искоса наблюдал за его лицом. Постепенно от мрачности не осталось и следа, под пышными, с проседью, усами подрагивала довольная улыбка. Доктору Аванесову, конечно, было приятно видеть блестящие результаты своей работы.
