Вот достает он из ведра маленькую зеленую лягушку и объясняет, что лучше всего привыкать к ней, играя. С лягушкой можно сделать удивительные вещи. Можно, например, вставить соломинку и надуть ее. Тогда она на поверхности плавать будет, но не сможет нырнуть, и это очень смешно. Можно раздеть лягушку: стриптиз сотворить. Солдатик достает маленький ножичек и показывает, как это нужно делать. Он делает небольшие надрезы на уголках рта и одним движением снимает с нее кожу. Кожа, оказывается, с нее снимается так же легко, как перчатка с руки. Раздетую лягушку Кипа пускает на пол. Видны все ее мышцы, косточки и сосуды. Лягушка прыгает по полу. Квакает. Такое впечатление, что ей и не больно совсем. Солдатик запускает руку в ведро, достает еще одну лягушку, снимает с нее кожу, как шкуру банана, и пускает ее на пол. Теперь вдвоем прыгайте, чтоб не скучали.
– Товарищ старший лейтенант, полковник Марчук приказал мне показать вам все мое хозяйство и немного вас к этим зверюшкам приучить.
– Ты и со змеями так же легко обращаешься?
– С ними-то я и обращаюсь. А лягушки в моем хозяйстве – только чтобы змеюшек кормить.
– Ты и этих к змеям отправишь?
– Раздетых? Ага. Зачем добру пропадать?
Он берет двух голых лягушек и ведет меня в змеиный питомник. Тут влажно и душно.
Он открывает крышку и опускает двух лягушек в большой стеклянный ящик, где застыла в углу серая отвратительная гадина.
– Ты с какими змеями работаешь?
– С гадюками, с эфами. В разведке Туркестанского округа мы кобру просили, но она еще не прибыла. Такая чепуха, но дорога перевозка. Ее в пути греть нужно, кормить, поить. Существо нежное, нарушишь режим – непременно окочурится.
– Тебя кто этому ремеслу обучал?
– Самоучка я. Любитель. С детства увлекался.
– Любишь их?
– Люблю. – Сказал он это буднично и совсем нетеатрально. И понял я – не врет солдатик. Любитель хулев со своими змеями!
В этот момент обе голые лягушки пронзительно закричали. Это толстая ленивая гадина наконец удостоила их своим вниманием.
– Садитесь, товарищ старший лейтенант. – Глянул я на стул. Убедился, что не свернулась на нем прохладная скользкая гадина. Сел. Передернуло меня.
Кипа улыбается:
– Через десять уроков вы сюда сами проситься будете.
Но не сбылось его пророчество. Змеи мне все так же отвратительны. Но все же я могу держать змею в руке. Я знаю, как хватать ее голой рукой. Я знаю, как потрошить ее и жарить на длинной палочке или на куске проволоки. И если жизнь поставит альтернативу: съесть человека или змею, я сначала съем змею.
5
Вертолет оставил нас на заболоченном острове. Кравцова вертолет скоро заберет, а я останусь один на контрольной точке.
– Если группа начнет входить в связь, не организовав наблюдение и оборону, такой группе штрафной час прибавляй…
– Понял.
– За любое нарушение в подготовке шифрованного сообщения с соревнований снимай всю группу.
– Понял.
– Смотри, чтобы пили воду правильно. Воду глотать нельзя. Нужно немного в рот набрать и держать ее несколько секунд во рту, смачивая язык и гортань. Тот, кто воду глотает, тот никогда не напьется, тот потеет, тому воды никогда не хватает, тот из строя быстро выходит. Увидишь, неправильно воду пьют, смело по пять штрафных рисуй, можешь и по десять.
– Я все понимаю, товарищ полковник. Не первый раз на контроле. Вы бы поспали немного. Вертолет через час вернется. Самое время вам. Вы уж сколько времени не спите…
– Да это, Виктор, ничего. Служебные заботы я и за заботы не считаю. Хуже, когда партийное руководство донимает. Везет нам: во Львове между партийным руководством и командованием округа хорошие отношения. А вот в Ростове командующему Северо-Кавказским военным округом генерал-лейтенанту танковых войск Литовцеву несладко приходится. Местные партийные воротилы вместе с КГБ ополчились против него. Жизни не дают. Жалобы в Центральный Комитет пишут. Уже написали жалоб и доносов больше, чем Дюма романов…
– И никто генералу Литовцеву помочь не может?
– Как тебе сказать… Друзей у него много. Но ведь как поможешь? Люди мы подневольные. Уставы, наставления, военное законодательство чтим, не нарушаем… Как ты ему в рамках закона поможешь?
– Товарищ полковник, может, я чем помочь могу?
– Чем же ты, Витя, старший лейтенант, генерал-лейтенанту поможешь?
– У меня впереди ночь длинная, я подумаю…
– Думать вообще-то много не надо… Все уж продумано. Действовать надо. Кажется, вертолет гудит… Это за мной, наверное. Вот что, Виктор, тут на учениях присутствует мой коллега, начальник разведки Северо-Кавказского военного округа генерал-майор Забалуев. Он хочет лично посмотреть прохождение диверсионных групп, но диверсантов своим званием смущать не желает. Завтра он тут с тобой на контрольной точке будет сидеть. Форма у него наша, обычная: куртка серая без знаков различия. В действия групп он вмешиваться не станет. Просто хочет понаблюдать да с тобой потолковать… Если ты и вправду помочь желаешь, попроси…
– Вы думаете, товарищ полковник, что после окончания соревнований мне придется заболеть?
– Я тебе такого приказа не давал. Если сам чувствуешь, что надо, то тогда конечно. Но помни: в нашей армии так просто не болеют: нужно справку от врача иметь.
– Будет справка.
– Только смотри, бывают ситуации, когда человек чувствует себя больным, а врач – нет. Это нехорошая ситуация. Нужно так болеть, чтобы у врача сомнений не было. Температура действительно должна быть высокой. Знаешь, как бывает, сам чувствуешь себя больным, а температуры нет.
– Будет температура.
– Ладно, Виктор. Успехов тебе желаю. У тебя есть, чем генерала накормить?
– Есть.
– Только с водкой не суйся… если сам не попросит.
6
Через девять дней являюсь к полковнику Кравцову доложить, что после соревнований заболел, но теперь себя чувствую хорошо. Он улыбается мне и журит слегка. Тренированный разведчик никогда не болеет. Нужно себя контролировать. Нужно гнать болезнь от тела. Наше тело подчинено нашей воле, а усилием воли можно выгнать из себя любую болезнь, даже рак. Сильные люди не болеют. Болеют слабые духом.
Он ругает меня, а сам цветет. А сам улыбку свою погасить не в силах. Он улыбается ярко и открыто. Так солдаты улыбаются после штыкового боя: не тронь наших! Только тронь, кишки штыками выпустим.
7
Много у тебя, брат-диверсант, врагов. Ранний рассвет и поздний закат – против тебя. Звенящий комар и ревущий вертолет – твои враги. Плохо тебе, брат, когда солнце в глаза. Плохо тебе, парень, когда ты попал под луч прожектора. Плохо тебе, когда сердце твое галопом скачет. Плохо тебе, когда тысячи электронных устройств эфир прослушивают, ловя твой хриплый шепот и срывающееся дыхание. Плохо тебе, брат, всегда. Но бывает хуже. Бывает совсем плохо. Совсем плохо – это когда появляется твой главный враг. Много еще против тебя придумают всяких хитростей: противопехотных мин и электронных датчиков, но главный враг всегда останется главным. У главного твоего врага, мой друг, уши торчком, желтые клыки с каплями злой слюны, серая шерсть и длинный хвост. Глаза у него карие с желтыми крапинами и рыжая шерсть под ошейником. Главный твой враг быстрее тебя. Он твой запах носом чувствует. У главного твоего врага прыжок гигантский, когда он на твою шею бросается.
Вот он. Вражина. Главный. Наиглавнейший. У, гад, как клычищи-то оскалил. Шерсть дыбом. Хвост поджал. Уши прижал. Это перед прыжком. Сейчас, зараза, прыгнет. Не рычит. Хрипит только. Слюна липкая вокруг пасти. Точно бешеный. В КГБ для таких собак особая графа в персональном деле предусмотрена. Называется «злостность». И пишут умудренные специалисты в этой графе страшные слова: злостность хорошая, злостность отличная. У этого пса наверняка в графе о злостности одни восклицательные знаки. Зовут зверюгу Марс, и принадлежит он пограничным войскам КГБ. Не скажу, что огромен пес. Видел я псов и покрупнее. Но опытен Марс. И это все знают.
Сегодня не я против Марса. Сегодня против Марса Женя Быченко работает. Прокричали мы Жене слова напутственные, мол, держись, Женя, мол, всыпь ты ему, мол, продемонстрируй хватку диверсантскую и все, чему тебя в Спецназе учили. Советы в таком деле кричать не положено, не принято. Совет, даже самый расчудесный, в самый последний момент может отвлечь внимание бойца, и вцепится ему свирепое животное прямо в глотку. Оттого советчиков в такой ситуации посылают – …за горизонт.
Нож Женя в левой руке держит, а куртку – в правой. Но не обмотал он руку курткой. Просто ее на весу держит, на вытянутой вперед руке. Не нравится это псу. Необычно это. И нож в левой руке не нравится. Почему в левой? Не спешит пес. Взгляд свой звериный бросает с ножа на глотку и с глотки на нож. Но и на куртку пес смотрит. Почему ее человек вокруг руки не обернул? Знает серый своим песьим разумением, что у человека только одна рука решающая, вторая только дополняющая, только отвлекающая. И надо ему, псу, не ошибиться. Надо ему на ту руку броситься, которая страшнее, которая решающая. А может, все же за горло? Бросает свой взгляд пес, выбирает. Когда он свое песье решение примет, то остановится его взгляд, и бросится он. И человек на арене, и мы, зрители, ждем именно этого момента. Перед прыжком у собаки взгляд останавливается, у человека будет короткое мгновение для встречного удара. Но опытен Марс. И бросился он внезапно, без рыка и хрипа. Бросился он, как другие собаки не бросаются. Бросился Марс, не остановив своего взгляда, не сжавшись перед прыжком. Его длинное тело вдруг повисло в воздухе, его пасть, его страшные глаза вдруг полетели на Женьку, и не крикнул никто, не визгнул. Момент прыжка не уловил никто. Мы прыжок ожидали секундой позже. И оттого в тишине пес на Женькино горло летел. Только Женькина куртка стегнула по глазам. Только черный его сапог подковой сверкнул. Только взвыл пес, отлетев в угол. Взревели мы от восторга. У-у-у-у-у-у… Зарычали мы, как кабаны дикие. Завизжали от радости.
