— Это была шутка. Он здорово подшутил и над ней, и точно так же надо мной. А потом, после спектакля, очень нас хвалил.
— Вас хвалил, Виктория Павловна, — возразил Александр Михайлович. — Это подтверждают и присутствующие журналисты, например, сама Юлия Чернова. А вот насчет госпожи Лазаревой она придерживается другого мнения. Она полностью согласна с тем, что в память Евгения Борисовича надо поставить «Ромео и Джульетту», а дешевые поделки Лазаревой забыть, как страшный сон. Дашенька, вы ведь согласны?
— А? — неуверенно выдавила та. — Мне все равно. Как Виктория Павловна, так и я.
— Какие глупости! — вскипел Денис. — Тебе предлагают Джульетту, это твоя роль, идеальное попадание, а тебе все равно! Бездарную Наташку позвали в сериал, а ты с твоим талантом собираешься прозябать! Нельзя же быть такой наивной, честное слово! Тебя оттирают, а ты…
Даша нежным жестом поднесла ладонь к его губам, заставляя замолчать.
— Наши планы уже определились, — твердо заявила Вика.
— А мои еще нет, — развел руками директор. — Вы помните, Виктория Павловна, предполагалось отдать помещение студии под биллиард? Разумеется, мне как любителю искусства это претит, но в нынешние времена, когда нас так давят налогами… Конечно, если мы сможем рассчитывать на поддержку прессы, сохранить студию будет легче. Да и у меня самого не поднимется рука на любимое детище самого Преображенского! Буду согласен терпеть убытки в память великого артиста. Но, если его память перестанут чтить, если его имя опорочат, то я и городская общественность… мы предпочтем…
«Как по нотам разыгрывает, сволочь, — с ненавистью подумала Вика. — Во у Маринки характерец, черт бы ее побрал! Всех умудрилась настроить против себя — и этого козла, и стерву Чернову! Чего ей стоило подписать интервью, рука бы не отсохла! Тогда этот козел не посмел бы ее тронуть, а теперь…»
Требовалось как-то подипломатичнее среагировать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы, только ничего дельного на ум не шло. Но тут раздался стук в дверь, и Виктория Павловна с огромным облегчением крикнула:
— Войдите!
Появилась Галина Николаевна, за ней в комнату бочком вполз Талызин, и Вика в который раз подивилась его невзрачности да неуклюжести. Кто б мог предположить, что этот человек успел за пару дней всех допросить и выведать кучу сведений? Не иначе, ему просто повезло. А чего это он так рано? Впрочем, нет, не рано — время пронеслось незаметно. К тому же в некотором смысле он удивительно кстати — неприятная минута разрешения конфликта откладывается на неопределенный срок. За этот срок многое может случиться! Таков был Викин жизненный принцип — не думать о неприятном до тех пор, пока есть к тому хоть малейшая возможность.
— Добрый вечер! Я вас отвлек? Но ведь гораздо лучше, если я сам приду сюда и побеседую сразу со всеми, чем транжирить ваше время, вызывая к себе. Вы все — люди занятые, правда?
Присутствующие закивали.
— А Галина Николаевна была так добра, что согласилась прийти сюда. Я это высоко ценю. Я вообще ценю любую помощь следствию. Впрочем, сегодня я вас надолго не задержу, — безмятежно продолжил Игорь Витальевич. — Пара вопросов, и все. Первый — про подсобку. Кто из вас заходил туда в течение субботы?
— Я, — с вызовом ответила Тамара Петровна. — Мне надо было туда кое-что отнести. Я вам уже говорила.
— И во сколько?
— Сразу после спектакля. Все покланялись, опустился занавес, и я сбегала в подсобку.
— И в каком состоянии находился тогда блок?
— О господи! — вздохнула Тамара Петровна. — Вы что, считаете, если одно и то же спросить сто раз, так на сто первый я отвечу иначе? Я не обратила на блок ни малейшего внимания. Он не имел отношения к премьере, я на него и не смотрела вовсе.
— А если б с ним было что-то не так, вы бы обратили внимание?
— Ну, — ехидно сообщила та, — если б упал мне на голову, так, наверное, обратила бы.
— А потом, во время банкета, вы в подсобку не ходили?
— Нет, не ходила.
— Однако вы на какое-то время покинули зал.
Тамара Петровна подняла брови и процедила:
— Я посетила дамскую комнату.
Талызин словно не заметил яда, сочащегося из ее слов, и простодушно прокомментировал:
— Надолго.
— Да, на столе оказалась некачественная водка, и меня тошнило. Требуются подробности?
— Нет, нет, ни в коем случае! Может быть, кто-нибудь еще заходил в субботу в подсобку?
Затянувшееся молчание прервала Галина Николаевна, спокойно произнеся:
— Кирилл, вы ведь там были в субботу?
Молодой человек удивленно нахмурился, и она пояснила:
— Мы еще встретились, когда вы оттуда вышли. Перед самым спектаклем.
— А, — кивнул Кирилл, — точно. Я и забыл.
— Ничего страшного, — ободрил его Талызин, — главное, что теперь вспомнили. Так зачем вы туда заходили?
— У меня куда-то запропастилась компьютерная дискета, нужная по роли как реквизит, и я подумал, не оставил ли ее там.
— И как же?
— Нет, она лежала у меня в дипломате.
— И долго вы пробыли в подсобке?
— Пару минут.
— И за пару минут, — уважительно прокомментировал следователь, — вы успели обыскать помещение и обнаружить, что там нет дискеты? Дискета — вещь маленькая, может заваляться, где угодно.
— Ничего я не обыскивал, — довольно нервно возразил Кирилл. — Окинул помещение взглядом, увидел, что дискеты нет, и тут же вышел. Я особенно и не надеялся, что она там. Поэтому и забыл потом про эту вашу подсобку!
— Но вы ведь регулярно там бывали?
— Это еще почему?
— Ну, как! — улыбнулся Талызин. — Раз вы предположили, что могли оставить там дискету, значит, туда нередко захаживали.
К молодому человеку вернулась привычная флегматичность.
— Просто подумал, ее могла отнести туда Тамара Петровна. Она все хранит в подсобке.
— Но вы сказали — «оставил».
— А имел в виду другое. Сказал, не подумав.
— Хорошо. Итак, вы окинули помещение взглядом. Вы увидели при этом блок?
— Наверное. Но я искал дискету и на блок, как и Тамара Петровна, не обратил внимания.
Игорь Витальевич попросил:
— А вы вспомните! Вы ведь мужчина, к тому же инженер. Вам это должно быть близко. Тем более, именно вы принесли блок в подсобку и установили его…
— Ну, знаете ли! — резко вскричала Наташа. — Да за такие намеки…
Кирилл повернулся к ней, и она смолкла.
— Я ничего плохого, — смущенно уточнил следователь. — Просто имел в виду, что Тамаре Петровне как женщине трудно удержать в памяти нечто, связанное с блоком, а мужчине, да еще инженеру, легче.
— Наверное, — кивнул Кирилл. — Но я так нервничал из-за премьеры, что плохо помню все, что было в тот период.
— Да, кстати! А с Евгением Борисовичем вы перед премьерой общались?
— Возможно. Даже скорее всего.
— И о чем вы беседовали?
— Наверное, ни о чем существенном. Не помню.
Вика знала, что он врет, однако мысль соперничать в откровенности с Галиной Николаевной ей даже в голову не пришла. Не хочет говорить, и не надо — это его личное дело.
Талызин, казалось, был полностью удовлетворен.
— Итак, — констатировал он, — в подсобке были Тамара Петровна и Кирилл Андреевич. Оба не заметили ничего особенного. Кстати, Кирилл Андреевич, а что привело вас туда вторично?
— В каком смысле — вторично? — недоверчиво осведомился Кирилл.
— Но ведь именно вы обнаружили тело, я не ошибаюсь? Чтобы его обнаружить, вам пришлось забрести в подсобку. Зачем?
— Ну… думаю…
Неожиданно вмешалась Наташа.
— Объясните, — выпалила она, — а мы вообще-то обязаны отвечать на ваши вопросы? Я считала, для этого вы должны предъявить нам какие-нибудь бумаги, а без них это не допрос, а самоуправство.
— В какой-то степени, да, — почти весело подтвердил Игорь Витальевич. — Я занимаюсь самоуправством. Проблема в том, что можно вести дело строго официально, и тогда все вы будете вызваны в прокуратуру, а ваши показания будут протоколироваться и подписываться. Это займет немало вашего времени, да и чревато немалыми проблемами, учитывая некоторую… некоторую изменчивость показаний большинства из вас. Подобная изменчивость, зафиксированная на бумаге, производит неблагоприятное впечатление, а мне совершенно не хочется причинять вам неприятности. Поэтому я пытаюсь разрешить проблему по-хорошему, неофициально. Я понимаю, что от творческих людей, артистов нельзя требовать, чтобы они помнили мелкие детали быта, особенно в день премьеры. Но это понимаю я, любитель театра, а вовсе не каждый представитель нашего ведомства. Так что… но если вы предпочитаете…
— Нет-нет, — всплеснул руками Сосновцев, — мы предпочитаем дружеские отношения и очень вам за них благодарны. Нам не требуются формальности, куда важнее суть! Бюрократия осталась в совковом прошлом.
