В прошлом году, когда в предновогодний вечер Олег Борисович и Сергей Георгиевич долго общались, а темы не кончались, после ресторана, где было шумно, они направились к Сергею Георгиевичу, квартира которого была рядом с рестораном. Там Олег Борисович сказал фразу, которая объяснила отсутствие информации о его личной жизни:
— Личная жизнь на то и личная жизнь, чтобы не афишировать ее и не ставить в известность общественность.
Рассматривая фотографии, Сергей Георгиевич периодически поглядывал на Олега Борисовича. Он сосредоточено листал какой-то документ, но резкие и нервные движения, не свойственные ему, свидетельствовали о его волнении. Нет, подумал Сергей Георгиевич, этот мужественный человек испытывает огромное волнение и ответственность за Ольгу Петровну и Машу. Поздняя любовь, поздний ребенок, даже если ты не биологический отец, наверное, вызывает уйму эмоций, которые Олег Борисович не испытывал. И теперь, делая вид, что работает с документами, он с нетерпением ждал оценки работ Маши. В этом запоздалом чувстве отцовства было столько трогательности — он с волнением ждал оценки первого шага в жизни Маши, который она сделала с его помощью.
— Я не профессионал, но снимки мне нравятся, очень хорошая работа, — сделал заключение Сергей Георгиевич и закрыл альбом. — Можно посмотреть фотографию на вашем столе?
— Конечно, — согласился Олег Борисович, он встал из-за стола и протянул фотографию в красивой рамке. — Мне очень нравится эта синичка, она какая-то аккуратненькая, маленькая. В ней столько энергии.
Сергей Георгиевич взял в руки фотографию, внимательно рассмотрел, а потом заметил:
— Это не синица, это лазоревка. А снимок забавный.
В это время в кабинет зашла Маша, она смутилась и неожиданно стала оправдываться:
— Я была на веранде, вас там не оказалась, а я хотела спросить, что еще предложить.
— Все нормально, — успокоил ее Олег Борисович. — Ты лучше послушай новость. Оказывается мой любимый снимок — это не снимок синицы, а это лазоревка.
— Правда? Как интересно, я и не знала, кого фотографирую, — сказала Маша и приблизилась к Сергею Георгиевичу, чтобы еще раз посмотреть на фотографию.
— Лазоревка меньше синички, а главное — у нее на голове «шапочка» ярко-голубого цвета, обведенная снизу белой каемочкой, — говоря, Сергей Георгиевич проводил пальцем по головке птицы. — А у синицы «шапочка» черная.
— Вот здорово, у меня увеличилось количество птиц, которых мне удалось сфотографировать, — обрадовалась Маша. — А откуда Вы так хорошо знаете птиц?
— Орнитологией я не занимаюсь, но, когда стал жить в деревне, повесил четыре кормушки. Стали прилетать птицы. Мои ограниченные знания простого горожанина — воробей, ворона, синица, сорока — оказались недостаточными. Обзавелся книгами, определителями. Стал действовать по принципу — увидел, прибежал домой, посмотрел фотографию или рисунок, определил.
Маша почувствовала, что ей повезло — она встретилась с человеком, который мог дать ей много новой информации. Она недолго себя мучила, возбужденно спросила:
— А какие птицы прилетают к вашим кормушкам?
— Я понимаю, что говорить о воробьях, галках и синицах нет смысла. Каждый день прилетает дятел, бывают снегири, свиристели. Почти каждый день залетают сойки.
— Дятел, сойка… — от восторга Маша не смогла продолжить.
— Не простой дятел, а большой пестрый дятел, — подзадорил Сергей Георгиевич.
Глаза Маши загорелись, чувствовалось, что ее распирает любопытство. Олег Борисович это заметил и, чтобы она не отвлекала Сергея Георгиевича, предложил:
— Маша, проконтролируй, чтобы накрыли стол минут через сорок-пятьдесят, а мы, если Сергей Георгиевич не возражает, с ним прогуляемся.
Олег Борисович и Сергей Георгиевич вышли прогуляться. Сухой воздух обжег холодом и взбодрил. Надвинув на лоб шапки, приподняв воротники, мужчины медленно направились в сторону пруда. Свежий снег, выпавший с утра, по своей структуре был очень мелким и покрыл дорожку столь ровным ковром, что слепил глаза, словно кто-то зеркалом направлял солнечный зайчик. Пришлось остановиться, чтобы глаза адаптировались к отраженному свету.
— Простите меня, — извинился Олег Борисович, — я не спросил, каким временем Вы располагаете, а стал им распоряжаться.
— Все нормально, я свободен, только в семь часов мне надо быть в районе метро «Парк Победы».
— Вам надо будет заезжать к себе домой?
— Нет, необходимые документы я отправил по почте, — сообщил Сергей Георгиевич.
— Отлично, можем спокойно поговорить, потом мой водитель Вас отвезет.
Сергей Георгиевич согласился. Предложенный вариант его вполне устраивал — можно было не торопиться, а общение с Олегом Борисовичем доставляло удовольствие. Неожиданно Олег Борисович поскользнулся, но удержался. Он засмеялся, а потом прокомментировал ситуацию:
— Пригласил человека, чтобы расспросить о чем-то, но мог лишиться этого удовольствия.
— Тогда не будем откладывать задуманное, — поддержал Сергей Георгиевич.
Они прошли еще метров десять, только тогда Олег Борисович вернулся к книге:
— Должен сказать, что меня очень удивила Ваша позиция по некоторым вопросам. В частности, я не считал Вас сторонником мировой элиты или мирового правительства, как Вы пишете в книге, но в ней Вы поддержали тезис об ограничении численности населения. Меня это очень удивило.
Сергей Георгиевич остановился, ничего в его внешности не изменилось, словно он ждал этого вопроса.
— Я сам долго размышлял над этой проблемой. Можно двигаться в одном направлении, но ставить разные цели, — начал объяснять свою позицию Сергей Георгиевич.
— Но цель, по своей сути, одна — сокращение населения планеты.
— Согласитесь, что сокращение и ограничение — разные процессы, которые приводят к различным последствиям. Один процесс принудительный, другой — добровольный.
— Можно убить человека, а можно принудить его к самоубийству, — заметил Олег Борисович. — Процессы разные, но результат один.
Сергей Георгиевич засмеялся. Смеялся он тихо, по-детски, чуть прищурив глаза.
* * *
Маленький Сергей смеялся тихо, он устал, но продолжал требовать, чтобы отец с ним играл.
— Оставь его, пусть немного успокоится, — предложила мама, но не скрывала своей радости.
— Не-не-не, еще, — требовал ребенок.
Отец прикасался губами к его шее, энергично выдыхал. Было шумно и щекотно. Сергей заливался смехом. В этот момент отец приподнимал его, чтобы видеть глаза смеющего сына, а он хватал своими ручонками его за лицо и сильно-сильно прижимался к нему.
Они были счастливы! Время не существовало, будущее было где-то далеко, было только настоящее, с которым никто не хотел расставаться.
* * *
— Вспомнил свое детство… Оно живет в наших ощущениях. Часто мы, дворовые ребята-друзья, сидели на лестнице и спорили. Иногда доходило до драки, когда защищали убеждения. Бывало, что спор шел по пустякам, а главное проходило мимо. Так и сейчас, поэтому давайте я скажу о моем представлении, в чем разница, — предложил Сергей Георгиевич. — Мировая элита, при содействии подконтрольных профессоров, ученых, определила, что необходимо сократить численность населения планеты до одного миллиарда человек. Так будет комфортно. Им и природе.
— Так называемый «золотой миллиард» определен программой Global 2000. Об этой программе впервые публично сообщил американский государственный деятель Сайрус Вэнс, — раздраженно согласился Олег Борисович. Он не скрывал своей злобы: — Населению России выделена квота в пятнадцать миллионов людей, об этом прилюдно в свое время заявляли британский премьер-министр Маргарет Тэтчер и госсекретарь США Мадлен Олбрайт.
— Точно. Один миллиард рабов — рабочих, инженеров, ученых, деятелей культуры и других, и они должны обслуживать элиту, обслуживать их и их корпорации, предприятия. Для сокращения населения используются различные методы, я не буду об этом говорить.
Олег Борисович кивнул, а потом добавил:
— Боюсь, что мы плавно вползаем в эпоху войн: больших и маленьких, скоротечных и вялотекущих.
— Согласен. Позвольте мне закончить с населением, потом я вернусь к проблеме войны. Планета Земля, как живой организм, а многие ученые уже так и думают, может выдержать без ущерба определенную нагрузку.
— Надо полагать, разговор идет о пропитании…
— …одежде, энергии и других вещах, которые необходимы человечеству, — продолжил Сергей Георгиевич. — Очевидно, что существует реальная планка численности, после которой начнутся необратимые процессы в среде обитания. Вот почему я писал об ограничении, а сокращение населения — это путь к войне.
