Чтобы вернуться в Сохо, Малькольм снова сел в ожидавшее его такси, потом спустился в метро и вышел на Черринг-Кросс. По-прежнему следовавший за ним Дэвит уже решил, что дела идут наилучшим образом, и стал прикидывать, как бы ему завтра уничтожить жителя Томинтула и отобрать драгоценный пакет. Но тут его размышления были нарушены самым неожиданным образом: на углу Шафтеберри-авеню Малькольм вытащил волынку и заиграл "Берега Аргайла". Это тут же вызвало в толпе взрыв самых разнообразных чувств. Одни, застыв, смотрели вслед шотландцу, другие двинулись за ним по пятам. Совершенно сбитый с толку Питер спрашивал себя, уж не рехнулся ли часом Мак-Намара. Наконец произошло то, чего и следовало ожидать. Перед Малькольмом, скрестив руки, вырос полисмен, тот самый, с которым он уже имел дело в начале прогулки.
- Пожалуйста, прекратите!
- Вы не любите "Берега Аргайла", старина?
- Поверите ли вы мне, сэр, если я скажу, что ровно ничего не имею против Шотландии и шотландцев...
- Поздравляю, у вас хороший вкус, старина!
- ...и что я был бы счастлив поехать в Прагинтул?
- Томинтул.
- Простите, сэр, в Томинтул.
- Вас встретят как почетного гостя, старина!
- Так вот, это доставит мне огромное удовольствие там, но не на улицах Лондона, где я должен регулировать движение!
- Да?
- И я буду бесконечно признателен, сэр, если вы скажете, долго ли еще собираетесь издеваться надо мной!
- Я?! Да вы мне очень нравитесь, старина!
- И вы тоже, сэр, очень мне нравитесь, поэтому прошу вас пойти со мной в участок, там мы сможем познакомиться поближе. Но, по правде говоря, не поручусь, что сержант Бредли любит игру на волынке...
- Услышав, как я играю, он ее полюбит, старина!
Попросив коллегу заменить его, полисмен направился в ближайший полицейский пост вместе с шотландцем, который возглавлял процессию, продолжая играть "Эль-Аламейн". Что касается Дэвита, то он тщетно пытался понять, уж не попал ли он случайно в какой-то совершенно безумный мир. Считая излишним следовать за любопытствующими в полицию, где его могли бы узнать, Питер поспешил в "Гавайскую пальму".
Без всякого нетерпения ожидая возвращения Мак-Намары, Дункан пытался растолковать Патриции Поттер свою точку зрения.
- Вы просто разочаровываете меня. Патриция! Неужели вы действительно вообразили, что я могу отпустить вас с этим идиотом? Я слишком дорожу вами, милая!
- И к тому же я чересчур много знаю о ваших делишках...
Джек бесстрастно кивнул.
- Вы и впрямь знаете слишком много, чтобы я позволил вам состариться в компании кого-то другого.
- То есть пока я вам не надоем...
- Вы совершенно правы. Видите, как прекрасно мы понимаем друг друга? Разве это не лучшее доказательство, что мы созданы для этого союза?
- Вы негодяй!
- Забавно, что вы так и не избавились от старомодных выражений!
- Значит, моя жизнь, мое счастье - все это не имеет значения? И я должна от всего отказаться в двадцать три года?!
- Только не пытайтесь заставить меня поверить, будто внезапно открыли в себе призвание пасти овец!
- Нет, это нормальное желание вести честную жизнь с хорошим парнем.
- Противно слушать, до какой степени вы лишены честолюбия! Неужели вы могли всерьез увлечься этим громилой в юбке?
- И что с того?
- А то, что вы даете мне лишний повод поскорее от него избавиться.
Патриция в ужасе вскочила.
- Но вы же не...
- Сидите спокойно, дорогая!
Она бессильно упала в кресло.
- Скажите, Джек, вы ведь не убьете его?
- Убью.
- Но почему? За что?
- Потому что он тоже слишком много знает о том, что вы называете моими "делишками". Я даже расскажу вам, как я это сделаю. Судите же, как я вам доверяю! Завтра Дэвит устроит так, чтобы он вошел в эту комнату первым, и...
Дункан вытащил из ящика стола пистолет с глушителем.
- Эта игрушка рассчитана только на один выстрел, но я хороший стрелок, и одной пули хватит. Самым сложным будет убрать этот огромный труп.
- Вы чудовище!
- Я просто практичен, дорогая. Кроме того, уверен, что вы забудете о своем негодовании, как только я преподнесу вам норковое манто... Поразительно, до чего быстро мех этого зверька успокаивает самую мстительную память! Разумеется, если вам взбредет в голову попытаться воспрепятствовать моим планам, придется принять против вас крайние меры, и мне будет жаль...
Патриция хотела было возразить, но Дункан жестом заставил ее молчать. И тут на лестнице послышались шаги. Вскоре вошел совершенно запыхавшийся Дэвит. Дункан и Патриция удивленно наблюдали, как он переводит дыхание, не в силах сказать ни слова.
- Где шотландец? - спросил Дункан.
- В полиции!
- Черт возьми, все-таки замели?
- Нет.
- Так почему же его взяли?
- За то, что играл на волынке посреди Шафтсберри-авеню!
- Вы что, смеетесь надо мной?
Питер обрисовал невероятную сцену, разыгравшуюся у него на глазах. Когда он закончил рассказ, Дункан, не обращаясь прямо ни к кому из присутствующих, задумчиво проговорил:
- Что бы это могло значить?
- Да это просто какой-то чокнутый! Так я и знал, что этот придурок навлечет на нас неприятности!
- Помолчите, Питер, и подумайте хорошенько, прежде чем говорить. Если бы он нес героин, можно было бы подумать, что он нарочно привлек к себе внимание полиции. Ведь за это полагается огромная премия!
- Вот именно.
- Но в пакете же не было героина, и шотландец это знал!
- Так зачем же...
- Другое предположение: он нарочно попадает в полицию, чтобы на нас донести... но опять-таки не вижу, что он на этом выгадает сегодня, тогда как завтра...
- Так что же мы будем делать, патрон?
- Подождем.
- Но вдруг...
- Это мы узнаем, когда появится полиция.
- Нечего сказать - в самое время!
- Нет, Дэвит, время на этом остановится, и мы закончим наши земные приключения здесь - и вы, и я, потому что, представьте себе, у меня нет ни малейшего желания снова вкусить тюремных наслаждений.
- У вас - нет, но у меня...
Дункан вытащил пистолет и спокойно навел дуло на своего приспешника.
- Моя судьба будет вашей, Питер, независимо от того, нравится вам это или нет.
И, повернувшись с улыбкой к Патриции, Дункан добавил:
- Не рассчитывайте, что я оставлю вас одну, дорогая. Пожалуй, вы и в мире ином мне пригодитесь.
Телефонный звонок взорвал царившее в кабинете напряжение. Джек взял трубку левой рукой.
- Да? Прекрасно!.. Он один? Тогда пусть поднимется.
Повесив трубку, Дункан объявил:
- Мистер Мак-Намара, краса и гордость Томинтула, прибыл... в одиночестве...
Все замолчали, но чувства были настолько напряжены, что в наступившей тишине каждый ощущал приближение шотландца задолго до того, как на лестнице послышались его шаги. Наконец тяжелая поступь Малькольма, чуть приглушенная толстым ковром, стала слышна отчетливо. Дункан, Дэвит и Патриция застыли, устремив глаза на дверь. Дверь распахнулась, и на пороге показался Малькольм Мак-Намара.
- Что случилось? - спросил он, увидев бледные, напряженные лица. При этом у него был такой огорошенный вид, что все трое облегченно вздохнули.
- Вы один? - поинтересовался Дункан.
- Один? Что за вопрос? А кого бы вы хотели, чтобы я с собой прихватил? Вот, держите ваш бесценный пакет. Могли бы предупредить, что там конфеты. По вашей милости я выглядел в полиции круглым идиотом! Фараоны катались со смеху, они, видите ли, не думали, что шотландцы питаются леденцами, как лондонские ребятишки! Я даже чуть не рассердился, потому что, понимаете ли, должен же быть этому какой-то предел!
Из всех присутствующих, кажется, только Дэвит не поверил в искренность шотландца.
- Какого черта вам понадобилось дуть в эту чертову трубку посреди проспекта? Вы не нашли бы ничего лучшего, если бы очень хотели попасть в полицию!
- Но я и в самом деле хотел туда попасть, старина!
Питер выругался и хотел было излить все накопившееся негодование на голову Малькольма, но Дункан велел ему замолчать.
- На сегодня мы вас слышали достаточно, Дэвит!.. Мистер Мак-Намара, мисс Поттер и я будем счастливы выслушать ваши объяснения.
Шотландец опустился в кресло и в первую очередь обратился к Патриции:
- Еще двадцать четыре часа, детка, - и мы мчимся в Томинтул!
К великому удивлению Мак-Намары, Патриция разрыдалась. Он встал, подошел к ней, ласково положил руку ей на плечо и спросил:
- Вы чем-то расстроены, детка?
Эта сцена страшно действовала Дункану на нервы, и он с нетерпением ждал, когда же пролетят эти сутки и можно будет наконец отвести душу, раз и навсегда уничтожив эту сентиментальную гориллу. Да и Патриция свое получит! Тем временем Питер, от внимания которого ничего не ускользало, чувствовал себя на вершине блаженства.
Спокойный голос Малькольма, как покровом, окутывал Патрицию, и она вдруг почувствовала себя в безопасности. Девушка уже готова была все ему рассказать, но встретилась глазами с Дунканом и прочла в его взгляде готовность немедленно убить обоих, поэтому лишь устало пробормотала:
