— Этот человек родился в сорочке, — говорили про него в городе.
При этом известии слегшая в постель Анна Дмитриевна встала с постели.
«Я отомщу за себя», — запало ей в сердце.
Как уязвленная львица, бродила она по своей комнате; ей казалось, что Русланова из тщеславия и кокетства отняла у нее жениха, обаяние Петровского в глазах ее удесятерилось.
«Я все покинула для него, — думала она, — и свою надменность, и желание нравиться другим, и блестящие партии, которые мне предстояли. Я поработила перед ним свою гордость, а он посмеялся надо мной. Я не останусь неотмщенной! У меня достанет на это силы. Я не пошлю брата драться с Петровским, я отомщу сама и отомщу жестоко! Он любит Русланову — не бывать же Елене его женой».
Как привести свое намерение в исполнение — Боброва еще не давала себе в том отчета; по крайней мере она старалась отдалять от себя мысль о способе выполнения своей мести до наступления роковой минуты. «Мне нужен помощник», — думала она и стала любезничать с Ичаловым.
Ичалов ожил: он вообразил себе, что она его любит и потому только отказала Петровскому. Он стал наряжаться, прихорашиваться и по целым дням сидел у Бобровых…
Мы знаем, в чем выразилась кровавая месть Анны Дмитриевны.
Вот то прошлое преступников и их жертвы, которое удалось раскрыть Кокорину. Не все, им сообщенное, можно было облечь в форму следственных актов. Однако я все-таки сделал надлежащие допросы для того, чтобы проверить дознание следственными действиями.
Следствие было окончено.
Подобно тому, как скульптор из неопределенной мраморной массы высекает статую, так и судебный следователь из массы добытых полицией под его руководством сведений выясняет дело.
Когда задача эта достигнута, «следователь объявляет всем участвующим в деле лицам, что следствие закончено, и отсылает все производство к прокурору или его товарищу». Я так и сделал.
Судебное разбирательство, по странному совпадению обстоятельств, было назначено на 2-е июня, то есть на тот самый день, когда год назад должна была совершиться свадьба Петровского с Бобровой. Боброва все это время содержалась в тюремном замке; Ичалова отец, убедившись в сравнительно малой его виновности, согласился взять на поруки.
Старики Бобровы беспрерывно обращались ко мне с просьбой доставить им свидание с дочерью. В приемную тюремного замка, где по тюремным постановлениям допускалось свидание арестантов с их родственниками, Анна Дмитриевна не выходила. Тюремный смотритель говорил, что арестованная не отвечает вовсе на приглашение выйти в приемную и едва касается пищи, которую ей приносят. Входя к ней в комнату, смотритель застает ее почти всегда в одном и том же положении: она лежит неподвижно на кровати, повернувшись лицом к стене и не обращая никакого внимания на то, что около нее происходит. «Она упорно молчит, и вызвать ее на какой бы то ни было ответ невозможно, — говорил смотритель, — она с каждым днем все более и более худеет и как бы теряет сознание».
Я ходатайствовал перед прокурором, чтобы родителям был открыт доступ в камеру заключенной, и получил разрешение. Я сопровождал стариков при посещении ими дочери. Смотритель пошел предупредить Анну Дмитриевну о предстоящем посещении. Возвратившись в коридор, он сказал нам, что на вопрос, желает ли она видеть своих родителей, она ничего не отвечала.
Мы вошли в камеру. Анна Дмитриевна была в том самом положении, как описывал смотритель. Она лежала на кровати, повернувшись к стене и закрыв лицо своими всклоченными донельзя волосами. На наше появление она не обратила никакого внимания. Старушка Боброва бросилась к дочери, обхватила ее голову руками и, захлебываясь от слез, целовала ее волосы. «Аннушка, — говорила она, — это мы пришли к тебе, я и твой папа. Что с тобой? Посмотри на нас. Мы тебя все так же любим, поговори с нами, Анюта; помолимся вместе Богу; нет греха, которого бы не прощало Его милосердие. Зачем ты убиваешь себя? Погляди на нас, Анюта».
Анна Дмитриевна поднялась на постели и, прислонившись к подушке, старалась привести в порядок свои волосы. Я с ужасом взглянул ей в лицо. Это уже не было лицо живого человека, в нем не было ни кровинки. Губы ее были белы и сухи. Она осмотрела нас всех, по-видимому, никого не узнавая. Глаза ее как-то механически переходили с одного из нас на другого, ни на ком не останавливаясь.
— Анюта, Анюта! — рыдала мать. — Господи, прости ее, подкрепи ее.
Я вышел тихонько в коридор и послал за доктором, предполагая, что его присутствие будет для нее полезнее нашего. Я дождался Тархова в коридоре.
— Что? — спросил приехавший вскоре Тархов. — Какова Анна Дмитриевна?
— Не знаю, доктор, что вы скажете, по-моему, она безнадежна.
Тархов поторопился к больной. Анна Дмитриевна лежала в прежнем положении, повернувшись лицом к стене; старушка-мать ее была в истерике, а отец хлопотал около нее, стараясь дать ей проглотить несколько капель воды.
Тархов подошел к Анне Дмитриевне и, взяв ее за руку, наклонился над ней, стараясь повернуть к себе лицом. На вопрос его она ничего не отвечала. Простояв над ней несколько минут, он отошел от постели и спросил перо и бумагу, чтобы выписать рецепт.
— Что, доктор? — спросил я у него.
— Совсем плохо.
— Безнадежна?
— Медик никогда не должен терять надежды; посмотрим, что будет дальше.
Я уехал домой сильно расстроенный. Исчезла молодая жизнь, перед которой было так много надежд. В глубине души я не винил Боброву, настоящим виновником разыгравшейся драмы я считал Петровского.
На другой день, освободившись от утренних занятий, я поехал в тюремный замок. На крыльце я встретил Тархова, выходившего из замка.
— Что?
— Все кончено.
— Прости ей Господи!
Наступило 2-е июня. Я непременно желал присутствовать при разбирательстве дела, над главной виновницей которого совершился уже суд Божий. Но следственные дела опять задержали меня дома, и я приехал в суд, когда приговор уже был объявлен и публика бродила по коридорам. Ичалова оправдали присяжные, Аарон был приговорен к тюремному заключению.
В то время, как я говорил с знакомыми, к нам подошел один из старых приятелей Русланова.
— Все понесли должную кару, — сказал он, — остался нетронутым только тот, кто был настоящим виновником этого ужасного происшествия. Петровский может спокойно посвататься теперь и к третьей невесте.
— Петровского давно уже нет в живых, — возразил случившийся тут полковник Матов, — через несколько дней после смерти Анны Дмитриевны его убил на дуэли майор Бобров.
