Рассматривая витрину, он постепенно начинал припоминать, что именно говорила ему Этель, и что он непременно должен рассказать Нив. «Сплетни, пересуды — да, это стабильное явление в мире моды, и в моей статье все это есть, — Этель говорила в своей обычной манере, торопясь и задыхаясь. — Но я могу предложить нечто гораздо большее — бомбу! Динамит!»
Он тогда опаздывал на встречу и не дал ей договорить: «Пришлите мне приблизительный план».
Но от Этель не так-то легко было отделаться: «Так во что же может быть оценен грандиозный скандал?»
Не слишком серъезно Джек ответил: «Если это будет достаточно сенсационно, с полмиллиона».
Джек стоял и смотрел на манекены, держащие в руках легкие зонтики. Он мог разглядеть надпись с названием магазина, выведенную по краям зонтов. Завтра же он должен позвонить Нив и рассказать ей про то, что говорила Этель.
Он возвращался по Мэдисон Авеню, желая избавиться от смутного, едва осознанного беспокойства в душе. «Я ищу предлог, — думал он. — Почему я не могу просто пригласить ее куда-нибудь?»
В этот момент он совершенно четко осознал причину своего смятения. И, если бы ему кто-то сказал, что Нив сейчас не одна, он просто не захотел бы об этом слышать.
* * *
Для Китти Конвей четверг был очень насыщенным днем. С девяти утра до полудня она развозила стариков на приемы к врачам. Потом она работала, на волонтерских началах, разумеется, в небольшом магазинчике при Гарден-Стэйт Музее. Все это позволяло ей чувствовать себя не совсем бесполезной.
Еще в колледже она брала курс антропологии, желая стать второй Маргарет Мид. Потом она встретила Майкла. Сейчас, помогая юноше найти копию египетского ожерелья, ей пришло в голову, что неплохо было бы летом записаться в какую-нибудь антропологическую экспедицию. Такая мысль показалась ей очень заманчивой.
Подъезжая к своему дому апрельским вечером, Китти подумала, что становится неприятной самой себе. Пора было бы уже найти себе серъезное занятие. Она свернула с Линкольн Авеню и улыбнулась, увидев свой дом, возвышающийся на повороте Гранд-вью Серкл — весьма впечатляющее строение в колониальном стиле с черными ставнями на окнах.
Дома она прошлась по комнатам нижнего этажа, включая везде свет, потом зажгла газовый камин в гостиной. Когда был жив Майкл, он здорово умел разводить огонь, мастерски укладывая растопку и поленья так, что пламя горело долго и равномерно, и аромат древесины наполнял комнату. Как ни старалась Китти, у нее так не получалось, и, мысленно попросив прощения у Майкла, она установила газовую горелку.
Она поднялась в спальню, которую обставила в абрикосовых и светло-зеленых тонах, подражая сочетанию, увиденному на гобелене в музее. Стащив с себя серый шерстяной костюм, она уже предвкушала, как залезет после душа в удобную пижаму и халат, но тут же оборвала себя, решив, что это дурная привычка, ведь еще только шесть часов.
Вместо этого она вытащила из шкафа синий спортивный костюм и кроссовки. «Сейчас как раз самое время сделать пробежку», — сказала она себе.
У Китти был разработан постоянный маршрут — от Гранд-вью до Линкольн Авеню, одна миля в сторону от центра, поворот у автобусной стоянки и — обратно домой. Ощущая приятное напряжение в теле после пробежки, Китти сбросила в ванной одежду в корзину с грязным бельем, приняла душ, скользнула в пижаму и остановилась перед зеркалом. Она всегда была стройной и поддерживала себя в хорошей форме. Морщинки вокруг глаз не слишком глубокие. Волосы выглядели совершенно естественно, парикмахеру удавалось подобрать оттенок краски в точности соответствующий ее природному, рыжеватому. «Неплохо, — кивнула Китти своему отражению. — Но, Боже мой, через два года мне будет уже шестьдесят».
Семь часов — время для теленовостей и шерри. Китти прошла через спальню к коридору и вспомнила, что оставила в ванной свет. Хочешь — не хочешь надо экономить электричество. Она вернулась и протянула руку к выключателю, и рука ее замерла на полпути. Она заметила синий рукав своего спортивного костюма, который свешивался из корзины. Горло Китти перехватило от страха, губы мгновенно пересохли, она почти почувствовала, как у нее зашевелились волосы. Этот рукав! А в нем — рука. Вчера, когда ее лошадь споткнулась. Летящий обрывок целлофана, коснувшийся ее лица. Промелькнувшая рука в синем рукаве. Она же не ненормальная, она все это на самом деле видела.
Китти не вспомнила о вечерних новостях, она сидела на диване перед камином, подавшись вперед и потягивая шерри. Но ни огонь, ни шерри не могли унять охвативший ее озноб. Надо бы позвонить в полицию, но, может, она ошибается. Тогда она будет выглядеть полной идиоткой.
«Я не ошибаюсь, — твердила себе Китти, — но подождем до завтра». Она приняла решение на обратном пути заехать в парк и подняться на холм. «Конечно, я видела руку, но кому бы она ни принадлежала, тому уже вряд ли можно помочь».
* * *
«Ты говоришь, в квартире Этель хозяйничает племянник?» — спросил Майлс, наполняя ведерко для льда. «Ну, так он взял деньги, а потом положил их обратно. Что же здесь такого?»
И снова, слушая убедительные объяснения Майлса, Нив чувствовала себя глупо; такими же нелепыми после разговора с отцом казались Нив все ее соображения по поводу исчезновения Этель, а позже — по поводу ее зимней одежды. Теперь вот — история со стодолларовыми купюрами. Она была рада, что хоть не рассказала Майлсу о том, что встречалась с Джеком Кэмпбеллом. Придя домой, она переоделась в голубые шелковые брюки и такого же цвета блузку с длинными рукавами. Нив ожидала, что Майлс выскажет что-то вроде: «Весьма изысканно. В самый раз для того, чтобы обслуживать гостей во время трапезы». Но вместо этого увидев дочь, входящую на кухню, его глаза потеплели. «Твоей матери всегда очень шел голубой цвет, — сказал он. — Ты с возрастом все больше становишься на нее похожа».
Нив заканчивала последние приготовления, тоненько нарезая ветчину с дыней, выкладывая макароны с соусом «песто», палтус, фаршированный креветками, овощи, салат из листьев эндива и аругулы, сыр и пирожные. Она достала кулинарную книгу Ренаты и листала ее, пока не наткнулась на страничку с набросками. Избегая рассматривать рисунки, Нив сосредоточила свое внимание на написанные от руки указания Ренаты по поводу приготовления палтуса.
Удостоверившись, что все сделано подобающим образом, Нив достала из холодильника банку с икрой. Майлс наблюдал, как она раскладывает тосты на блюде. «Я все-таки плебей — никогда не понимал изысканности вкуса этой штуки», — сказал он.
«Вряд ли это признак плебейства, — Нив вынимала ложечкой икру на кружочки тостов. — Просто ты многого был лишен». Она внимательно взглянула на отца. На Майлсе был темно-синий пиджак, серые брюки, светло-голубая рубашка и красивый красный с синим галстук, который она подарила ему на Рождество. «Интересный мужчина, — подумала Нив. — И ни за что не скажешь, что он так тяжело болел». Она высказала это вслух.
Майлс с некоторой опаской протянул руку к тостам и быстро засунул один в рот. «Нет, все равно мне не нравится, — прокомментировал он, а потом добавил, — Я, действительно, прекрасно себя чувствую, и моя бездеятельность начинает меня раздражать. Я зондирую почву относительно места начальника Отдела по борьбе с наркотиками в Вашингтоне. Эта работа будет занимать все мое время. Что ты думаешь по этому поводу?»
Нив вздохнула и обняла его: «Это замечательно. Действуй. Это как раз для тебя».
Она напевала, неся икру и блюдо с бри в гостиную. Если бы еще объявилась Этель Ламбстон. Она как раз размышляла, как скоро может позвонить ей Джек Кэмпбелл, как раздался звонок в дверь. Оба гостя явились одновременно.
Епископ Дэвин Стэнтон относился к числу тех немногих прелатов, которые даже в мирской жизни уютнее чувствуют себя в одежде священника, нежели в спортивном пиджаке. Пряди когда-то медного цвета волос смешались с сединой; добрые синие глаза за стеклами очков в серебряной оправе излучали тепло и ум. Его высокая и тонкая фигура при движении производила впечатление очень гибкой и подвижной. Нив всегда испытывала при нем неловкость, считая, что Дэв может читать мысли, и одновременно удовлетворение, потому что была уверена, что Дэву должно нравится то, что он читает. Она сердечно поцеловала его.
Энтони делла Сальва, одетый в свое новое детище, был, как всегда, ослепителен. Элегантный покрой темно-серого из итальянского шелка костюма позволял скрывать излишнюю полноту, которая становилась все более и более внушительной, хотя дядя Сал и так никогда не отличался худобой. Нив вспомнила, как Майлс подметил однажды, что Сал напоминает ему сытого кота. Сравнение и в самом деле было очень точным. Его черные волосы, которых совершенно не коснулась седина, соревновались в блеске с такими же черными мягкими кожаными мокасинами от Гуччи. У Нив появилась профессиональная привычка тут же подсчитывать стоимость наряда; костюм Сала она оценила не меньше, чем в пять сотен долларов.
