- О Беркутове ничего не слышно?
- Пока ничего. Колесов связался с надежным людьми. Обещали помочь.
- Вы фотографию Петрова сможете раздобыть?
- Постараюсь использовать старый канал ФСБ. А для чего она понадобилась?
- Здесь всплыли кое-какие новые обстоятельства. Надо кое-что проверить. У тебя все?
- Все.
- Тогда, бывай здоров! О результатах встречи с Потаевым сразу меня проиформируешь. Понял?
- Да понял я, понял. Чего уж тут не понять магистри, в смысле, учитель. Вэрбум сат сапиэнти.
- Издевается, да? Опять какую-нибудь непристойность сказал.
- Ну что вы, как я могу. Я только сказал, что умному довольно одного слова.
- Ты от скромности не умрешь.
- Видит Бог, - я даже занизил свои возможности.
- Ну ты и пижон, Андрюша! Ты ж вроде собирался не шпрехать больше по латыни?
- От прошлого на так просто избавиться. Нет-нет, да и выскочит оно этаким гнойным нарывом.
- Ты уж постарайся. Не пасуй перед трудностями.
- Я стараясь.
- В таком случае, покедова! И не очень-то там расслабляйся.
- До свидания, Сергей Иванович! И пусть в ваших праведных делах вам всегда сопуствует удача.
Я только неопределенно хмыкнул в ответ и положил трубку. Вот архаровец, любого заговорит! Молодец! Моя школа.
Не успел выкурить сигарету, как вновь зазвонил телефон. Это был начальник отдела уголовного розыска транспортной милиции полковник Игнатов. Мы с ним были хорошо знакомы, не одно дело вместе раскрутили.
- Сергей Иванович, на станции Шаля задержан какой-то старик, который попросил связаться с тобой.
Я так и подскочил. Похоже, не доехали наши беглецы до Москвы.
- Что за старик? Тебе сообщили его фамилию?
- Постой, у меня где-то записано... Друганов. Друганов Олег Дмитриевич. А кто он такой?
- За что его задержали?
- Якобы он со своим попутчиком двух мужиков подстрелили.
- А попутчик Друганова?! Что с ним?! - закричал я громче Иерихонской трубы.
- Да вроде как убег.
Слава тебе, Господи! У меня отлегло от сердца.
- А где эта Шаль находится?
- Шаля, - поправил меня Игнатов. - За Екатеринбургом примерно в ста ста пятидесяти километрах. Дело ведет следователь транспортной прокуратуры Индюков Владимир Евдокимович. Его телефон: 5-32-66.
Я записал. Поблагодарил Игнатова и положил трубку.
А Калюжный-то, Калюжный! Отмочил, что называется, так отмочил! Каков ковбой! Хлопнул двух киллеров и поминай, как звали. Никак не ожидал от него подобной прыти. Считал, что он просто не способен на такое. Допекли мужика, вразнос пошел. Ага. По-моему, это свойственно всей нашей нации. Гадят нам на голову, гадят, как только не называют: и страной дураков, и лодырями, и тупыми, и рабами, и нецивилизованными с холопским мировозрением. А мы все терпим, терпим, будто все это не о нас говорится. А когда терпение лопается, рвем на груди рубашку и идем напролом. И уж здесь трудно нас остановить. Нет ничего страшнее русского бунта. И бессмысленнее.
Интересно, добрался Калюжный до Москвы или нет?
Глава восьмая: Калюжный. "Колонист".
Положив сумку с вещами и пистолетом в автоматическую камеру хранении и купив две бутылки портвейна, три беляша и два малосольных огурца, я сложил все в полиэтиленовый пакет и отправился на поиски своих будущих товарищей.
В буфете Казанского вокзала я увидел двух бомжей собиравших со столиков объедки. Обоим было лет по пятьдесят. Впрочем, могу и ошибаться. Возраст бомжей всегда трудно определить. Иные и в тридцать выглядят семидесятилетними старцами. Я подошел.
- Мужики, как бы мне увидеть старшего?
Они подозрительно меня осмотрели.
- Каво? - спросил один из них. У него было простоватое, курносое лицо, изборожденное глубокими морщинами и оттого напоминающее сушеную грушу. Рыжеватые, уже основательно побитые сединой всклокоченные волосы. Одет в грязную до неприличия спортивную кофту, трико и стоптанные кроссовки.
- У вас здесь есть старший?
- Ну, - кивнул он.
- Я хотел бы с ним познакомиться.
- А ты воще кто такой?! - отчего-то возмутился рыжий. - Канай отсюдова! Понял?
- Ты чего орешь?! - настал черед возмутиться и моему персонажу. Кажется, он начинает жить самостоятельной жизнью. Во всяком случае орать так, как он только-что продемонстрировал, я не умел.
От моего крика рыжий даже немного оробел. В замешательстве пробормотал, бросая взгляды на своего приятеля:
- А чего ты... прикалываешься?
- Я не прикалываюсь. Просто, спросил у вас про старшего. Это что, преступление, да?
- Допустим, я старший, - сказал второй бомж. - И что дальше?
Это был высокий, чуть сутуловатый в грязном, замызганном, но некогда вполне приличном костюме. Его лицо с тонкими чертами, обрамленное седыми кудрявыми волосами было симпатичным, а взгляд светло-карих глаз умным и внимательным.
- Да вот, хотел прописаться, - ответил я, показывая на пакет.
- Это ещё успеется, - сказал седой. - Сам-то откуда?
- Да тут неподалеку. Из Владимира я. У нас там менты свирепствуют, хотят под корень нашего брата. Пришлось слинять. Иван Оксолин я по кличке Окся. - Я решил полностью воспользоваться биографией одного из бывших моих подследственных, осужденного за убийство приятеля в пьяной драке.
- Из Владимира, говоришь? - Седой вновь очень внимательно на меня взглянул. - А кто у вас там начальник железнодорожной ментовки?
Я никак не ожидал, что мне будет учинен допрос по всем правилам и даже растерялся. Большого труда стоило не выказать этой растерянности перед бомжами.
- А шут его знает, - простодушно ответил, разведя руками. - Я ведь там недолго кантавался. Вообще-то я из Казахстана. Жил на станции Уш-Тобе. Слышал про такую?
Седой сделал вид, что не расслышал вопроса. Спросил:
- И что?
- Работал я там в локомотивном депо, пока не уволили по пьяни. Устроиться на другую работу не мог. Там русским вообще трудно устроиться. Подался на историческую Родину. Но и здесь не лучше, везде сокращения. Вот и стал бичевать. Будут ещё вопросы, гражданин начальник?
По всему, старшего удовлетворил мой рассказ.
- Значит, ты стал бомжем не по призванию, а в силу обстоятельств? сказал он.
- Как это - по призванию? Шутишь?
- Нисколько. Как говорили классики: свобода - есть осознанная необходимость. Рано или поздно, но каждый из нас пришел к подобному выводу. Вот таков алгоритм жизни. Я правильно говорю, Витек? - обратился старший к рыжему.
- Нет базара, профессор, - откликнулся тот.
- Профессор?! - несколько удивился я кличке бомжа.
- Разрежите представиться. Сергей Викторович Безверхий - бывший старший научный сотрудник одного из академических институтов, даже имел степень кандидата. Так что, прозвище свое я ношу почти на законном основании. Правда, Витек?
- Ну, - кивнул тот. - Да ты любого профессора за пояс. Без понта.
- Витя Андреев по прозвищу Пржевальский, - представил его Безверхий. Когда-то давно увидел фильм о нашем великом путешественнике и его обуяла страсть к путешествиям. С тех пор и бичует. Москва - лишь временная его остановка. Я все верно изложил, Витя?
- Ну. Точняк, профессор. Как в аптеке, - разулыбался Андреев, обнажив гнилые и прокуренные зубы.
- Ты, Ваня, не смотри на его бедный лексиков, - Безверхий ласково погладил рыжие космы своего приятеля. - Его душа - целая планета. Правда, пока ещё малонаселенная. Так ты, значит, хочешь к нам прописаться?
- Да, если это возможно.
- В этой жизни нет ничего невозможного. Пойдем.
Мы вышли на перрон, долго шли вдоль железнодорожных путей, пока не уткнулись в небольшое одноэтажное здание, выкрашенное в грязно зеленый цвет. Открыв темную с облупившейся краской дверь, Безверхий, пропуская меня вперед, сказал:
- Это, Ваня, и есть наше временное пристанище на этой малосимпатичной планете.
По крутой лестнице мы спустились в подвал и оказались в узком грязном коридоре. Здесь пахло пылью и мышами. Вдоль стен шли многочисленные трубы, провода, кабели. Андреев пошел вперед, мы с Безверхим - за ним. В конце коридора Андреев открыл какую-то дверь и мы оказались в довольно большой и светлой комнате. В левом ближнем углу стоял небольшой контейнер, имитирующий стол, вокруг него - четыре пустых ящика. На правой стороне пол застлан каким-то тряпьем. На нем спали два бомжа.
- Подъем! - прокричал Безверхий.
С пола вскочили двое парней лет двадцати пяти чем-то очень похожие друг на друга - оба худые, длинные с грязными небритыми лицами, ошалело глядели на нас.
- А? Что? Менты, да?! - благим матом заорал один из них и ринулся к двери.
- Успкойся, Несун, ложная тревога, - остановил его Безверхий, громко смеясь.
- Ну и шутки у тебя, Профессор, - неодобрительно проворчал тот. - Так и обделаться можно.
- Страшно боиться милиции, - пояснил мне Безверхий. - И главное непонятно почему. Это где-то на геном уровне. Кто-то из его предков явно не дружил с милицией. Разреши, Ваня, тебе его представить: Анатолий Ковтун по прозвищу Несун. История его сравнительно короткой жизни проста, банальна, но поучительна. Пять лет назад он сильно поколотил неверную жену, за что получил два года лишения свободы. Отмотав положенный срок, решил не возвращаться к предавшей его супруги и стал бичевать, о чем ни разу не пожалел. Толя, я все правильно излагаю?
