Опера выслушали историю с явным недоверием. Один внимательно осмотрел разбитое оконное стекло и с сожалением сказал:
– Неудачно раскололось. Если бы пуля оставила в стекле дырку, можно было бы вычислить, откуда стреляли. А так придется дом напротив прочесывать: этажи, начиная с третьего, и чердак.
– У вас есть какие-нибудь соображения по поводу того, кто мог стрелять в бандитов? – спросил следователь.
– Господи Боже! Да откуда?! – вскричал Липатов, хватаясь за голову. – Мне все это кажется страшным сном.
Я понимал, что Липатов не договоривает. И знал причину: он не хотел говорить про перевод, сделанный Блиновым и присланный по электронной почте. Липатов не хочет посвящать милицию и прокуратуру в свои тайны. Но неужели он не понимает, что и Блинова могут попытаться убить, если визит бандитов связан с этим злополучным электронным письмом?
– Мне можно позвонить? – спросил я у следователя.
– Звоните, – разрешил он. Я вызвал номер Блинова, радуясь, что накануне внес его в список контактов. Телефон Блинова не отвечал. Этого я и боялся! Я уже хотел рассказать следователю всю правду, как вдруг приглашенная в качестве понятой соседка Липатова из квартиры этажом ниже уверенно заявила:
– Я знаю, кто стрелял!
Заявление старушки, на вид все еще довольно крепкой и разумной, несмотря на возраст, вызвало всеобщее внимание.
– И кто же? – вцепился в нее следователь.
– Фашист! – выпалила старушка. – В доме напротив фашист живет, он и стрелял. Его окна почти напротив этой квартиры, но этажом выше.
– Какой еще фашист? – с досадой проворчал следователь. – С чего вы взяли, что он фашист? В эсэсовской форме ходит, с портретом Гитлера в обнимку?
– Нет, он каждый день «хайль Гитлер» делает, – сообщила старушка. – Потому и ясно, что фашист. Если он не фашист, то зачем он к окну подходит и «хайль Гитлер» делает?
– Это как «хайль Гитлер»? – насторожился следователь.
– А так: подходит к окну, смотрит вверх и руку выбрасывает, как фашисты в кино, – поянила старушка. – Молится, наверное, фюреру своему, покойнику. Помолится, руку опустит и уходит. Иногда по несколько раз за день так молится.
– Что за бред?! – не выдержал следователь. – Где он, этот ваш фашист?!
К всеобщему удивлению, старушка указала в окно и торжествующе выкрикнула:
– Да вон же он! Как раз «хайль» делает!
Я выглянул в окно и обомлел: в окне противоположного дома, как раз напротив квартиры Липатова, только на этаж выше, стоял мужчина, вскинув руку в нацистском приветствии. Его лицо было обращено вверх, куда-то к антеннам на крыше липатовского дома. Постояв так несколько секунд, мужчина опустил руку, повернулся и скрылся в комнате.
– Ни хрена себе! – изумился следователь. – И впрямь зигу кидает. А ну-ка, проверим этого фашиста!
Оперативники побежали к выходу из квартиры. Я с уважением посмотрел на старушку: старая школа бдительных граждан, от таких ничего не укроется. Н-да, куда нам до них…
* * *
Не прошло и получаса, как оперативники вернулись, посмеиваясь. Оказалось, что мужчина таким странным жестом просто проверял: дует из форточки или нет? Он работал дома, компьютер стоял недалеко от окна, и ему не хотелось ни сидеть в духоте, ни невзначай простудиться. Если из форточки дуло, он ее закрывал. Если не дуло, он оставлял ее открытой.
– А может, он чего видел или слышал? – оживился следователь. – Раз целый день дома, то должен был.
– Уверяет, что ничего подозрительного не слышал.
– Ладно, все ясно. Стреляли из дома напротив, больше неоткуда. Начинайте проверку дома. Понятно, что стрелка уже и след простыл, ищите свидетелей и улики, – распорядился следователь и озабоченно почесал затылок. – Одного в толк не возьму: кто вызвал милицию? Пожелавший остаться неизвестным свидетель? Или сам преступник? Но зачем ему это надо? В любом случае звонившего надо искать!
Пока следователь давал распоряжения оперативникам, я снова вызвал номер Блинова. Слушая сигналы вызова, я размышлял: рассказать о письме Блинова Липатову или нет? Липатов не хочет посвящать в свои дела следователя: тот может начать их копать, а это лишняя помеха в деле раскрытия семейной тайны. С другой стороны, если Блинов пострадал из-за перевода зашифрованной страницы, то молчать нельзя: причастных к тайне креста и венецианской рукописи не оставят в покое охотники за сокровищами Дандоло.
Однако Блинов на этот раз ответил на звонок, и я с облегчением вздохнул.
– У вас все в порядке? – спросил я Блинова.
– Да, – с некоторым удивлением отозвался Блинов. – А что?
– Имела место попытка ограбления нашего общего друга господина Липатова, – сообщил я, предупреждая дальнейшие расспросы. – К счастью, он не пострадал. Он свяжется с вами, как только сможет.
Дав отбой, я посмотрел на Липатова. Тот ответил мне страдальческим взглядом и жалобно спросил:
– Вы не знаете, чем лучше помазать ожоги? Они очень болят.
* * *
Я предложил проехать в травмпункт, но Липатов категорически отказался. Следственная группа наконец закончила работу и покинула квартиру. Липатов выпил таблетку «кетанова» и помазал ожоги какой-то мазью. Я тем временем заклеил разбитое стекло полиэтиленовой пленкой и скотчем, стараясь не смотреть на меловые контуры и пятна запекшейся крови на полу. После этого мы собрались на кухне, чтобы перекусить. Выпив чаю с бутербродами, я предложил Липатову переночевать у меня, но тот наотрез отказался.
– Как я оставлю квартиру без надзора?! Здесь же дядины коллекции. И рукопись Тозо выносить из дома не хотелось бы. Давайте лучше займемся переводом, сделанным Блиновым. Не зря бандиты приходили за ним.
– Так они все-таки приходили за текстом перевода?
– Да. Они позвонили в дверь, а я решил, что это приехали вы, и открыл, даже не поглядев в глазок. Вот такая глупость!
– Не переживайте. У них наверняка имелся другой вариант, как проникнуть в квартиру, – заверил я Липатова. – Так что они сделали, ворвавшись в квартиру?
– Так и спросили: где текст письма Блинова? Откуда они узнали? Неужели Блинов тоже работает на них?
– Глупости! Зачем тогда им текст письма? Они забрали бы рукопись: ведь Блинов отлично владеет венецианским языком. Возможно, что они прослушивают телефон Блинова. Так что они делали дальше?
– Я распечатал текст письма и отдал им. После этого они потребовали отдать рукопись Тозо и ее перевод. Я категорически отказался, и тогда меня принялись жечь сигаретами. Короче, дальше все происходило, как я рассказывал следователю. Я не сказал только, что грабители искали не ценности, а рукопись Тозо. Но следователю это знать необязательно. Кто знает, может, ему придет в голову изъять рукопись в качестве вещественного доказательства? Я не могу так рисковать!
– И вы действительно даже не подозреваете, кто ваш таинственный спаситель, затреливший бандитов?
– Разумеется, нет! Я думал, что мне конец. Надеюсь, что следователь выяснит это. Пусть он спас мне жизнь, но знать, что в доме напротив сидит человек с бесшумной винтовкой и смотрит на тебя через оптический прицел – от этого у меня мороз по коже! – Липатов передернул плечами и предложил: – Давайте займемся делом.
Мы перетащили системный блок, монитор и принтер в спальню: в заляпанном кровью кабинете находиться не хотелось. Кабель сети не был закреплен, поэтому перебросить его в спальню было делом пяти минут. Липатов включил компьютер, вошел в свой почтовый ящик и открыл письмо.
– Вот текст, смотрите! – с волнением сообщил он, раскрывая приложенный к письму текстовый файл. – Это и есть зашифрованные главы: двенадцать, двадцать пять и тридцать три.
Первая глава начиналась с соответствующей цифры, как и все последующие. Цифры в зашифрованном послании не были подчеркнуты сверху и снизу, как это обычно делалось, чтобы отличить римские цифры от букв латинского алфавита, но отделялись от текста точкой.
«XII. Настоятель, указав на могилу, произнес, обращаясь к Тозо: «В этих цифрах скрыта великая тайна, которую наш брат оставил ордену. Ты бы никогда не узнал о ней, если бы не пророчество нашего брата, которое он дал перед кончиной. А он сказал: «Сия тайна явлена будет нашему новообретенному брату из земель Склавонии, но веры истинной римско-католической. И избран он в число тех, кому будет явлен Крест Животворящий для обретения христианским миром. И обретет он святыню в назначенный год в назначенном месте, ему уже известном, и уже говорил я вам, братия, про сей год, как его вычислить. И сбудется это, если будет на то воля Божья». И, произнеся это, наш брат скончался с улыбкой праведника на устах». Тозо был глубоко потрясен рассказом настоятеля. «Но как же вычислить дату обретения? – вопросил он. – Есть ли ключ к тайне этой даты?» Настоятель указал на плиту. «То еще ранее сказал нам брат и завещал выбить ключ к дате на его могиле, чтобы не спутали числа при наступлении срока. И расчет такой: от обретения Креста до явления его миру христианскому прошло семь лет; от утраты до обретения Креста прошло два раза по семь лет. Но прогневили мы Господа своими деяниями недостойными, и, лишив нас Креста, назначил он нам новый срок. И срок этот таков: от утраты Креста до его обретения пройдет не дважды по семь лет, как это было в первый раз, но трижды по семь да еще семь и еще раз по семь. О том и говорят цифры на плите: 1, 2, 28».
