— А что я должна думать? — она вновь посмотрела мне в глаза.
— У тебя тушь потекла.
Людмила встала и подошла к умывальнику у двери. Нагнулась, включила воду.
— Что ты делаешь?
— Умываюсь.
Прежде чем я успела сказать следующее слово, Венская набрала в ладони горсть воды и плеснула себе в лицо.
Я ждала. Когда она закончила умываться и повернулась ко мне, это была уже совсем другая женщина. Не то чтобы она стала некрасивой, нет. Просто в ней появился живой человек. Исчезли надменность, холодность.
Она утерлась полотенцем и снова заняла свое место в кресле.
— Что я должна думать? — повторила она свой вопрос.
— Может, ты подозреваешь кого, — пояснила я, — или что-то где-то слышала, или видела, имеющее отношение к данному делу? Ну, в общем, — призналась я, — мне нужно хоть как-то пролить свет на эту загадку. Сможешь помочь?
— Не знаю. Сейчас постараюсь что-нибудь вспомнить, — даже голос у Венской изменился. Он стал мягче.
— Постарайся.
Ее раздумья длились несколько минут. Я даже успела заскучать.
— Вспомнила! — радостно сообщила Людмила, и глаза ее просияли от счастья.
— Что вспомнила?
— Однажды, недели две тому назад, я стала случайной свидетельницей одной сцены у нас в клинике.
Я замерла в напряжении.
— Между Александром Михайловичем и доктором Алябьевым, — продолжала она. — Я как раз собиралась зайти в кабинет. И вдруг слышу голоса. Они очень громко разговаривали. Я бы даже сказала, кричали друг на друга. И Саша кричал, и Антон кричал. В общем, спор разгорелся яростный.
— О чем спорили?
— Начала спора я не слышала, — призналась Венская. — А потом Алябьев стал яростно нападать на Сашу. Он буквально бесился от гнева. Кричал, что Александр Михайлович зажимает талантливых врачей, что, не будь его, наша клиника могла бы стать самой престижной в городе.
— А что Решетников на это?
— Он назвал Алябьева недоумком. И пообещал похлопотать о его переводе в другую клинику. Еще он сказал, что сделает все возможное, чтобы Антона вообще лишили практики.
— Вот как? Круто, — оценила я.
— Да, — Венская помолчала и продолжила: — И тогда Алябьев произнес такую фразу: «В таком случае можешь смело считать, что ты не жилец на этом свете». Да, так и сказал. Обратился к Саше на «ты», чего раньше никогда не было, и открыто пригрозил ему.
— А Решетников?
— Вспылил и рявкнул: «Пошел вон отсюда, щенок!» И Антон ушел, едва не сбив меня с ног в дверях.
Это было интересно.
— А дальше?
— Дальше Саша никак не мог успокоиться, — сообщила Людмила, старательно переживая в памяти события того дня. — Даже выпил на работе. И все ругал Алябьева на чем свет стоит.
— Больше ничего такого у вас в клинике не повторялось?
— Не знаю, — Венская вздохнула. — Я слышала только этот разговор. А больше ничего.
— Ладно, — я встала с кресла. — У меня к тебе просьба, Людочка.
— Какая?
— Не уходи сегодня никуда до конца рабочего дня.
— Я никогда так не поступаю, — обиделась она.
— Молодец! — похвалила я и направилась к двери.
— Женя! — окликнула она меня.
— Что? — я обернулась от самого порога.
— Чуть не забыла. Вчера приезжал Шубин. Спрашивал про тебя. Ты вроде с его ребятами чего-то там не поделила.
— Было дело, — скромно подтвердила я. — И что он?
— Просил передать, что уши тебе надерет при первой возможности, — улыбнувшись, сказала она.
— Спасибо, что поставила в известность, — поблагодарила я и вышла из кабинета.
Шубина не опасаюсь. Искренне хотелось надеяться, что он не тот человек, который станет связываться с девушкой по-настоящему. А ежели вдруг и пойдет на такую пакость, я всегда смогу дать ему отпор. Мне не привыкать.
Сейчас меня куда больше интересовал другой человек. Антон Алябьев.
Вот на поиски его я и отправилась. До утреннего обхода оставалось полчаса, а значит, он вполне мог быть в ординаторской.
Я не ошиблась. Вежливо постучавшись и дождавшись разрешения войти, открыла дверь ординаторской и сразу увидела Антона. Он сидел у окна с задумчивым видом и не принимал никакого участия в разговорах своих коллег. Помимо него, тут находились еще четыре врача.
— Доктор, можно вас на секундочку? — улыбнувшись, попросила я, встретившись глазами с Алябьевым.
Он пожал плечами, встал и, извинившись перед своими товарищами по работе, вышел в коридор.
— Чего тебе? — не очень вежливо обратился ко мне Алябьев, закрывая за собой дверь.
— Мне надо поговорить с тобой, — сухо произнесла я.
— О чем?
— Не о чем, а о ком, — поправила его я. — О моем дяде.
— Я не желаю, — уперся Антон.
— Я желаю.
— Ты вся в него, — высказался он.
— Может быть, ты и прав. Родня, что поделаешь. Так мы поговорим?
— Это бессмысленно.
— Напротив, в этом есть огромный смысл, — я чувствовала, что он начинает ломаться.
— Ладно, говори.
— Не здесь.
Он мрачно посмотрел на меня исподлобья.
— Ты не будешь снова заставлять меня целовать себе ноги?
— Не буду, — рассмеялась я.
— Тогда пойдем туда же, что и в прошлый раз, — предложил он.
— Нет, я предлагаю спуститься в буфет. Там беседа пойдет более принужденно. И никаких соблазнов в виде кроватей и босых ступней.
— У меня через двадцать минут обход, — напомнил Алябьев.
— Успеешь, — беспечно бросила я. — А если и опоздаешь, ничего не случится. Главврача сегодня не будет.
С этими словами я развернулась и пошла в сторону лестницы. Оборачиваться не сочла нужным. Антон и так пойдет за мной, я в этом ни капельки не сомневалась.
Спустилась на первый этаж. Он плелся следом с видом быка, идущего на бойню.
Буфет в этот ранний час был пустынен. Врачи и медперсонал еще не успели проголодаться. Мы с Алябьевым уселись за один из столиков и взяли по чашке кофе.
— Почему сегодня не будет главврача? — задал он вопрос, которым наверняка мучился всю дорогу со второго на первый этаж.
— Благодаря твоим молитвам, — туманно ответила я.
— То есть?
— Что то есть? Ты же хотел, чтобы его не стало? Или нет?
— Хотел, — честно признался он. — Решетников что, умер?
— Почему ты так решил? Ты что-нибудь знаешь или принимал в этом непосредственное участие?
Вопрос был задан в лоб. Алябьев не ожидал такого. Во всяком случае, от меня. Но тем не менее собрался он быстро и ответил мне так же прямо:
— Я не прикладывал к этому руку, но была б возможность, приложил бы.
— Ты угрожал ему, верно?
— А ты что, из милиции? — вскинулся он.
— Нет. Хуже.
— Как это хуже? — не понял Алябьев.
— Так угрожал или нет? — оставила его вопрос без внимания.
— Наверное. Я не помню. Но я так сильно ненавижу его, что вполне мог. Так он что, действительно умер?
— Нет, — ответила я. — Он жив.
— Жаль. — Алябьев расстроился.
Что-то подсказывало мне, что я опять на ложном пути. Убийца — не Алябьев. Слишком уж открыто он выражает свою ненависть к Решетникову. Убийца — человек другого плана. Он должен быть коварнее. Если бы тех двоих киллеров нанял Антон, он сейчас сказал бы мне: «Да, я хочу его убить. Да, это я послал вчера парня с обрезом для этой цели. И что теперь? Что ты, Женька, на это скажешь?» Судя по характеру доктора Алябьева, фраза звучала бы именно так. Или почти так. Но он в любом случае не стал бы играть в прятки. На всякий случай я все же спросила:
— Так ты не предпринимал чего-нибудь для его убийства?
— Нет, ты точно чокнутая, — изрек в ответ Алябьев. — Я это понял уже при нашей первой встрече, а теперь убеждаюсь все больше и больше. Если бы я что-нибудь решил предпринять для устранения Решетникова, я задушил бы его голыми руками в собственном кабинете.
Понятно. Еще неизвестно, кто из нас двоих чокнутый. Алябьев — натуральный параноик. И это врач, которому люди доверяют свои жизни. Кошмар!
— Так о чем ты хотела поговорить? — вдруг вспомнил он.
— Кто? Я?
— Да, ты.
— Уже не о чем.
— Не понял, — озадачился Алябьев.
— Я уже выяснила для себя все, что хотела.
— Дура! — он резко встал, громыхнув стулом. — Сумасшедшая!
И, продолжая осыпать меня нецензурной бранью, доктор Алябьев покинул буфет.
Я осталась одна. Да, похоже, в клинике «Вита-С» один неврастеник на другом. В душе очень хотелось надеяться, что не все врачи такие, как здесь. Если я ошибаюсь, тогда предпочту умереть дома, чем обратиться за помощью к кому-то из них.
Не спеша допила кофе и поднялась на второй этаж. Люда как раз запирала дверь кабинета главврача.
— Ухожу на обход, — сообщила она мне.
— Хорошо, — кивнула я.
— Побудешь здесь? — она кивнула на закрытую дверь.
— Да, если можно. Оставь мне ключи.