Идея поступления Наташи в институт полностью принадлежала Грибакину. Тамара Васильевна не хотела отпускать дочь — очень беспокоилась, мало ли что с ней случится. Наташа к учебе относилась весьма прохладно, но соблазнилась столичной жизнью. Вячеслав Игнатьевич хорошо понимал, его падчерица хоть и не глупа, но со своими чудовищными пробелами школьной программы ни в один вуз не поступит. На помощь пришла контрактная основа, которая помогает получить образование каждому, кто заплатит.
— Забавная история, — задумчиво произнес Атаманов, выслушав доклад Кострова.
— Получается, первая модница и сноб, не терпящая малообеспеченных, в прошлом бродяжка? — изумился Носов. — Она, наоборот, должна была, как никто другой, понимать Клиновскую, а не презирать ее за бедность.
Михаил приехал из Тихвина накануне ночным поездом. Накануне — сильно сказано, так как поезд, ожидаемый в Петербурге к двум часам ночи, сильно опаздывал, поэтому прибыл на Московский вокзал ближе к утру. Несмотря на недосып и усталость, Костров на службу пришел вовремя, и после совещания у Михалыча он полтора часа выступал в роли кота Баюна, вещающего сказки и легенды.
— Такое часто бывает. Люди, поднявшиеся с самого дна, после с особой ненавистью и брезгливостью относятся к нищете, — пояснил Андрей. — У них формируется комплекс. Видят в бедных свое прошлое, малоимущие для них как напоминание о тяжелых временах. А для Щербановой это не просто трудное детство, а еще и унижения, боль, холод, голод, поступки, в которых теперь стыдно признаться.
— Бедная девочка, — заключил жалостливый Шубин.
— Вот и ответ на вопрос: зачем Щербановой в последнее время срочно понадобились деньги и на что она их тратила, — сделал вывод Атаманов. — Ай да Шнырь, ай да сволочь!
* * *
— Ты ничего рассказать не хочешь? — с ходу взял в оборот Пасечникова Юрасов.
— Вы о чем? Я вашим все уже по десятому разу говорил.
— А сейчас в одиннадцатый расскажешь, только теперь без дураков. Вы с Щербановой в Тихвине были знакомы?! Отвечай! — заорал Антон.
— Ну были, — равнодушно сказал Шнырь.
— Ты учил ее воровать, заставлял заниматься проституцией, сутенер хренов!
— Что-то ты гонишь, начальник.
— А теперь взялся шантажировать Щербанову прошлым, да? Что молчишь?! За что ты ее убил?! Говори! Быстро!
Судя по лицу Пасечникова, угрозы Юрасова на него впечатления не произвели. Шнырь по-прежнему лениво выковыривал грязь из-под ногтей. Он не сомневался: ничего серьезного против него у милиции нет.
Сергей все же счел благоразумным пойти на диалог. Он делал это не ради памяти о Наташе и не из-за угрызений совести, которой у него никогда не было, а только для собственного благополучия. Убийство — дело серьезное. Ментам надо на кого-то его повесить, и есть все основания, что этим кем-то окажется именно он, Серега Пасечников.
— Я тебе вот что скажу. Но это без протокола. — Шнырь впервые посмотрел в глаза Антону. — Около Дранки… То есть около Наташи все время топтался один крендель. Думаю, что это он ее того.
— Ты о ком, о Смехове?
— Димона я знаю, он нормальный пацан — пиво вместе пили. Я про другого. Тот не из общаги. За Наташкой ходил, выслеживал будто бы. Он толком следить не умеет — кепку на брови надвинул, очки нацепил, думает, зашифровался, Штирлиц.
— Та-а-ак, — протянул Юрасов, — а с этого места подробней. Как он выглядел? Фоторобот составить сможешь?
— Нет, командир, — начал отбояриваться Шнырь, — мы так не договаривались.
Но Юрасов уже вцепился в него железной хваткой, из которой вырваться еще никому не удавалось.
— Красавец, — прокомментировал Андрей, когда ему принесли фоторобот парня, выслеживавшего Наталью. — А вдруг твой Шнырь наврал? Придумал эту историю, чтобы отвести от себя подозрения.
— Если наврал, я его в порошок сотру, — пообещал Антон.
В кабинет Атаманова, где беседовали они с Юрасовым, постучали. Затем на пороге возникли Костров с Носовым. Вскоре подтянулся Шубин.
— Не наш клиент. Я его раньше не встречал.
— Я тоже, — кивнул Атаманов. — Проверим по картотеке.
— Думаю, надо еще раз по знакомым Щербановой пройтись, может, кто и узнает этого Кренделя.
— Правильно, Миха, — согласился Андрей. — Чего тогда тут стоишь?
— «Кто меня за язык тянул? — подумал Костров. — Дел и без того хватает». — И, обращаясь к Саше Носову, сказал:
— Я в общагу поеду, а институт тогда за тобой.
* * *
Миша появился в общежитских дверях в самое неподходящее для цели его визита время — когда прилежные студенты еще на занятиях, а остальные либо еще не проснулись, либо разбрелись по делам. В пустом вестибюле близорукая старушка вахтерша что-то вязала под бубнящее радио, не поднимая глаз на вошедшего Кострова. И только когда Миша попытался пройти через турникет, на него обратили внимание.
— Чего ломишься? Не видишь, закрыто?! Пропуск показывай!
Вахтерша долго разглядывала Мишино удостоверение, недоверчиво смотрела на Кострова, бормоча: «Знаю я таких».
— К кому идешь? — спросила она, записывая в большую толстую тетрадь данные посетителя.
— К Дмитрию Смехову, — быстро ответил оперативник.
— Его нет. — Немигающий взгляд в упор.
— Тогда к Таракиной.
— Таракина еще не приходила.
— С комендантом поговорить можно?
— У Нелли Владимировны сейчас перерыв.
Миша толкнул стальную лопасть турникета, но она осталась неподвижной — бабуля дожидалась ответа. Тогда он задрал ногу и перешагнул ограждение. Сопровождаемый недовольным ворчанием, Костров нырнул в темноту коридора в надежде найти кабинет коменданта. Дверь с соответствующей надписью располагалась в самом дальнем углу, на ней висело расписание. Миша взглянул на часы: обед давно закончился, однако дверь была заперта. Костров решил зайти сюда позже и, чтобы не терять времени, отправился к студентам.
Он тщетно стучал в дверь комнаты четыреста девять: вахтерша не соврала — Смехова дома не оказалось. Таракиной тоже не было. Миша задумался: кому еще можно предъявить для опознания фоторобот? Вроде бы любому — каждый из жильцов общежития мог его видеть. Он огляделся: в коридоре никого. Миша заглянул на кухню — и там ни души. Порадовало наличие большой кастрюли на плите, из которой вытекала желтоватая жидкость. Вскоре появился ее хозяин с ложкой и пакетом приправ. Он торопливо убавил огонь и стал помешивать блюдо.
Задавать ему вопросы у Миши не возникло никакого желания.
«По-русски, наверное, двух слов связать не может», — подумал оперативник, глядя на темнокожего кулинара.
— Ты грибы забыль, — прозвучало над ухом.
На кухне возник еще один представитель африканского континента. Он протянул стряпающему пол-литровую банку с маринадами. К удивлению Кострова, молодые люди говорили между собой на вполне сносном русском языке.
— Можно минуту вашего внимания, — обратился он к иностранным студентам. — Видели ли вы когда-нибудь этого человека?
Ребята молча изучали физиономию на фотороботе.
— Нет, ми не знаем. Европейский люди очен похож друг на друг.
«Действительно, — думал Костров, направляясь к выходу, — одни близнецы вокруг!»
Спустя двадцать минут Миша вновь оказался перед дверью коменданта. На этот раз из помещения доносились голоса.
— Куда ты прешься? Не видишь, я с людьми разговариваю? — набросилась на вошедшего Кострова неимоверных размеров дама в летах.
В комнате находились еще трое: молодые люди с дорожными сумками. Они стояли в ряд у стены.
Костров предъявил удостоверение.
— Пошли вон! — Теперь это относилось к парням.
— Нелли Владимировна, — робко попросил один из них, — вы нас сегодня примете? Мы только с поезда, нам ночевать негде.
— У меня рабочий день до шести, в четыре я ухожу, — заявила мадам.
— Меня интересует этот человек, — сказал Костров, когда за студентами закрылась дверь. — Он вам знаком?
— Нет, — женщина едва скользнула взглядом по предъявленному ей фотопортрету. — Такой у меня не жил.
— Может быть, вы его видели около общежития, — допытывался Костров.
Нелли Владимировна посмотрела на оперативника безразличными глазами:
— Нет.
* * *
Носову повезло больше. Из расписания следовало, что группе, в которой училась Щербанова, в настоящее время читалась лекция по менеджменту. Взлетел по старой, с причудливыми перилами центральной лестнице на третий этаж, где находилась нужная аудитория.
До последней, третьей пары досидели самые стойкие. Желательно было поговорить с наиболее близкими подругами Натальи — Майей Кузиной и Диной Ефимович. Но ни Майи, ни Дины в институте не оказалось. Кузина, как сказали Носову, сегодня ушла сразу после семинара, который был первой парой, а Ефимович в этом семестре еще не видели. Из присутствующих ребят Кренделя никто не узнал. Студенты добросовестно всматривались в широкое лицо предполагаемого преступника, передавали друг другу лист с фотороботом и пожимали плечами. Саша ничего другого не ожидал, он скорее бы удивился положительному результату: Крендель, вероятнее всего, крутился около общежития, раз его там видел Пасечников, а из общежитских ребят никого не оказалось. Он попрощался с группой и побрел к выходу по длинному коридору. Клиновская училась на другом факультете, Саша даже знал, что у нее сейчас лекция по философии, так как запасся ее расписанием. Застать Снежану в институте в столь «поздний» час и на «необязательной» для нее лекции — такая нелепая мысль ему и в голову прийти не могла.
