– И кто эта женщина? – затаив дыхание, спросила Инна у Бунина.
– А черт ее знает! Твой дружок детства молчит на допросе, партизан недоделанный. Утверждает, что вся эта история – плод его больного воображения. Мол, врал я, граждане следователи, своей подруге. Хотел более крутым и взрослым выглядеть.
– Так, может, и правда врал?
– Может. А может, и нет. По крайней мере мать про эту страстную любовь ничего не знает.
– Пожалуй, схожу-ка я к нему еще раз, – задумчиво сказала Инна. – Устроишь?
– Сходи, – неожиданно легко согласился Иван. – Может, и правда толк будет.
В изолятор временного содержания Инна отправилась назавтра. За свою журналистскую карьеру она бывала здесь десятки раз. И так уж повелось с самого первого визита, что едва за спиной с лязгом захлопывалась железная решетка и нужно было ждать, пока конвоир (в перцевском случае, слава богу, сопровождающий) откроет другую, ведущую в следующий коридор, не робкую по натуре Инну охватывал жуткий страх, что она больше никогда отсюда не выйдет.
Проблемы типа замерзшей машины, неурядиц на работе или ссоры с Гошей сразу становились мелкими и ничего не значащими. То есть именно такими, какими были на самом деле. И, наоборот, такие понятия, как жизнь, здоровье или свобода, приобретали гораздо более осознаваемую ценность.
Привычно подумав об этом между двумя решетками, Инна увидела Глебушку. Он еще больше похудел, и она запоздало расстроилась, что не принесла с собой даже пачки печенья.
«Ну что я за дура такая! – обреченно подумала Инна. – Ни о чем, кроме информации, не думаю! Правы Алиска с Наташкой, у меня профессиональная деформация».
Визиту Инны Глеб неожиданно обрадовался.
«Ну да, хоть какое-то знакомое лицо из «той» жизни, – поняла она. – Мамина знакомая. Пусть даже он меня никогда раньше не видел».
– Как мама? – спросил Глебушка, как будто прочитав ее мысли.
– А как ты думаешь? Плохо, – жестко ответила Инна. – Как может чувствовать себя женщина, у которой сын находится в тюрьме по обвинению в убийстве собственного отца? Она и за тебя очень волнуется, и из-за смерти Алексея Леонидовича переживает.
– Он ее бросил. Променял на молодость и красоту. Перечеркнул все те годы, что мы были вместе. А она переживает! Она ведь и так его давно потеряла.
– Глеб, ты его убил, чтобы отомстить? – Инна не верила собственным ушам. – Несколько лет прошло. А ты так и не простил?
– Да не хотел я его убивать! И мстить не хотел! Никогда! Я не помню, что случилось. Вы так маме и скажите. Я ничего такого никогда не задумывал даже! – Глеб чуть не плакал. – Не знаю я, как так вышло. Правда, не знаю.
– А может, ты рассердился, что он не дал тебе денег? Ты попросил для своей знакомой, а папа не дал. И тогда ты решил его убить. Ты думал, что у него с собой будут деньги? Сколько тебе надо было?
– Откуда вы знаете? Не трогайте ее! Она тут ни при чем! – голос Глебушки сорвался на крик.
– Кто она, Глеб?
– Этого я вам не скажу. – Парень неожиданно успокоился, и Инна подумала, что не зря одним из признаков наркомании является резкая смена настроения. – Я никогда не думал убивать отца. И денег у него просить не собирался. Он бы все равно не дал. Не та у меня «кредитная история»… – Инна невольно улыбнулась. – Я решил его обокрасть.
– Что?!
– Что слышите. Я знал, что он дома денег не держит, все на карточках. Но у него была очень хорошая коллекция оружия. И я решил стащить что-нибудь из сейфа. Отец туда нечасто лазил. Долго бы не хватился. А мне нужны были деньги.
– На наркотики или все-таки для твоей знакомой?
– Я слез с иглы. По-настоящему слез. Вы не представляете, никто не представляет, как это было трудно! Только папа видел. Он практически все время со мной в клинике провел… – Инна отметила, что со слова «отец» Глеб все же сбился на более привычное «папа». – Все было как раньше, как в детстве. Меня ломало, а он мне Пушкина читал. Про 33 богатыря. А потом мы домой вернулись, и он опять стал далек. Весь в своих делах. И я решил, что когда он увидит, что я у него украл оружие, то опять станет за меня волноваться. Глупо, да?
– Есть немного. И все-таки зачем тебе были нужны деньги? Кто твоя знакомая?
– Не скажу! – Глеб отчаянно замотал головой. – Она очень хороший и несчастный человек. Ее шантажировали. Она влюбилась в одного подлеца. А он оказался судимым. Ей было страшно, что все вскроется и все будут над ней смеяться. Презирать. Она умоляла его уехать из города. Он согласился, но потребовал денег. И угрожал, что если до Нового года она с ним не рассчитается, то он всем ее знакомым по электронке пошлет фотографии, на которых они вместе. Интимные фотографии.
– А ты тут при чем?
– Я ее люблю! – в голосе Глеба зазвучал вызов. – Пусть она старше меня. Пусть между нами ничего не может быть. Но мне было очень важно ей помочь. Чтобы она поняла, что, кроме меня, ей положиться не на кого.
– И как ты собирался обокрасть отца?
– Я не собирался. Я обокрал. Да что вы на меня так смотрите? Скажите маме, что я его обокрал. Пришел к нему, когда его дома не было. Остался один в комнате. Папа же знаете какой зануда. У него на всех устройствах одинаковый пароль был. Я его набрал, сейф и открылся.
– И какой пароль? – машинально спросила Инна.
– Латиницей GLEB и дата моего рождения.
– Дурак ты, Глебушка! – Инна с жалостью смотрела на склоненную перед ней голову с немытыми кудряшками. – Отец так тебя любил, что для единственного пароля твое имя выбрал. Лечил тебя, возился с тобой. А ты так обиды свои лелеял, что чуть от наркотиков не подох, а потом вором стал! Или все-таки убийцей?
– Не знаю, – голос Глебушки упал до шепота. – Я этот проклятый автомат забрал и незаметно из квартиры ушел. У меня много «неподходящих знакомств» осталось. Я договорился с одним встретиться, чтобы автомат толкнул. На встречу в гаражи пришел, а дальше ничего не помню. Ни как кололся, ни куда автомат дел.
– В какие гаражи?
– На Преображенского.
Это место Инна знала. Там собирались самые отпетые хулиганские компании. Недели не проходило, чтобы на Преображенского кого-то не порезали, не ограбили или не избили. Но это место было довольно далеко от того, где расстреляли Алексея Карманова.
– Ты бы, Глеб, рассказал все это следователю, – устало посоветовала Инна. – Или хотя бы адвокату. Новый адвокат к тебе приходил?
– Да, приходил, – нехотя ответил Глеб. – Сказал, что если я признаюсь, то мне срок меньше дадут. А как мне признаваться, если я не помню ничего? Как вы думаете, может так случиться, что это все-таки не я… папу… – и тут Маленький принц неожиданно заплакал.
– Все может быть, – Инна обняла парня и стала гладить по плечам и голове. – Надо не признаваться, а просто рассказать все, что ты знаешь. Можешь мне не верить, но в правоохранительных органах работают очень хорошие люди. Я это точно знаю. Если ты не виноват, то все будет хорошо. Ну, а если виноват… – Она замолчала.
– Если я виноват, то так мне и надо. Пока мы в больнице были, папа все время говорил о том, что за все надо платить. То есть он считал, что за то, что от нас ушел, расплачивается моей наркозависимостью. Так и я заплачу. За все то, что сделал. Маме и папе… – он снова заплакал.
Из ИВС Инна уходила с тяжелым сердцем. Кроме того, она сердилась на адвоката Глеба, который, похоже, был полностью уверен в вине своего подзащитного и даже не пытался доказывать обратное.
А еще ей было безумно интересно, кто же та женщина, к которой Глеб, на свою голову, воспылал страстной любовью. У парня, который в последнее время вел практически затворнический образ жизни, было не так много мест, где бы он мог завести подобное знакомство.
Пришедшая ей в голову внезапная мысль была такой невозможной, что Инна даже замотала головой, больно стукнувшись о стекло в машине такси. Но чем дольше она эту мысль обдумывала, тем больше убеждалась в ее реальности. Страстной любовью Глеба Карманова вполне могла стать вторая жена его отца, Наталья, – красивая, боящаяся за свою репутацию мужней жены, но абсолютно точно имеющая любовника, с которым у нее сложные отношения. Перед глазами Инны всплыла сцена, подсмотренная в кафе Ледового дворца: Наталья плачет, а сидящий напротив нее бугай что-то ей сердито выговаривает. Почему бы и не про деньги, которые она так и не достала? Ведь Глеб же сказал, что отец никогда не держал дома наличных.
При таком раскладе понятно, почему Глебушка отказывается назвать имя своей пассии, – Светлана Карманова этого точно бы не пережила. Правда, Наталья – пошлая мещанка с отвратительным вкусом. Но это на опытный Иннин взгляд. Наивному Глебушке она вполне может казаться иконой стиля. Тем более что его отец, к которому Глеб испытывал гремучую смесь чувств – от обожания до ненависти, – тоже пал жертвой ее чар.
