не менее Дайнека вышла на улицу и позвонила в ворота соседнего дома. То, что ей не открыли, не удивило. Она позвонила еще раз, скорей для очистки совести. Однако вернувшись и увидев лежащего у забора Тишотку, поняла, что не сможет бросить друга в беде. Принесла лестницу, приставила к забору там, куда улетел еж, и влезла наверх.
Усевшись на забор, оглядела темный, без света дом и стриженую лужайку, на которой светлым пятном валялась игрушка. Тут же определилась, куда поставить ногу на другой стороне, и благополучно спрыгнула на чужую территорию.
За забором тихо скулил Тишотка…
Пригнувшись, Дайнека добежала до ежика, вернулась и забросила его обратно, в свой двор. Взялась за забор и уже занесла ногу на поперечину, как вдруг почувствовала неодолимое, прямо-таки всепожирающее любопытство. Она обернулась и внимательно оглядела территорию таинственного дома. В этот момент из-за облаков показалась луна.
Сколько раз в детстве она изучала этот ландшафт. Он и теперь нисколько не изменился: стриженый газон без признаков деревьев или кустарников. Ни беседок, ни гаража. Казалось, для хозяев важно лишь то, чтобы все здесь идеально просматривалось.
Дайнека стояла как на ладони, и если в доме сейчас кто-нибудь был, при свете луны он хорошо мог ее разглядеть. Она двинулась к зданию, похожему на классическую двухэтажную виллу. По карнизу, как у итальянских аналогов, не обошлось без лепнины. Крытая веранда была пуста, ни стульев, ни даже стола. По участку проходила одна дорожка, к воротам, все остальное — засеянный травой луг. Дайнека пробралась вдоль стены, поочередно разглядывая жалюзи первого этажа.
Вдруг стало темно, как будто кто-то огромный закрыл ладошкой луну. Где-то в лесу ухнула птица, еще дальше, в деревне, проехал автомобиль. Дайнека свернула за угол и увидела приличную полосу света, выбивавшуюся из-под металлических жалюзи. Тут же сообразила, что это окно смотрит на лес. В очередной раз уверившись, что благоразумие — это не ее добродетель, заглянула под жалюзи и увидела спальню: кровать с позолоченным изголовьем и балдахином из парчовой ткани. У кровати, в человеческий рост, стояло белое изваяние, которое поначалу Дайнека приняла за живую женщину. В ногах кровати стояла кушетка и лежал бордовый ковер, простиравшийся до окна, у которого застыла она.
Вдруг свет погас, но тут же вспыхнул фонарь в руках белого изваяния. Мелькнула тень, на кушетку упал халат, а на кровать уселся мужчина. В неясном свете Дайнека не могла рассмотреть лицо, видела только, что он немолод и худощав.
Мужчина взял пульт, и комната наполнилась мерцанием телевизора. Мимо него кто-то прошел. Дайнека увидела женщину с подносом в руках. Поставив его на тумбочку, она скинула дорогой цветастый халат и, оставшись в ночной рубашке, повернулась лицом к окну.
У Дайнеки подкосились колени.
— Господи… Это же Таисия Ивановна…
Та подошла к окну и наглухо задернула шторы. Дайнека упала на землю и замерла. Убедившись, что ее не заметили, поднялась и бросилась прочь.
Перевалившись через забор, она спустилась на свою территорию, Тишотка встретил ее радостным визгом, однако на всякий случай схватил ежа и уволок его в дом.
Дайнека провела беспокойную ночь, пытаясь осознать, связать воедино то, что знала о стариках, об их маленьком бедном доме и то, что увидела ночью через окно в роскошном особняке.
Когда она спросила у Таисии Ивановны, не поселился ли кто-то в особняке, та ответила, что не видела ни души. Мужчиной, что лег на кровать и по-хозяйски включил телевизор, без сомнения, был Савелий Васильевич. Почему он так бесцеремонно распоряжался в чужом доме и почему Таисия Ивановна бессовестно соврала, пока оставалось тайной.
Назавтра, как только проснулась, Дайнека отыскала отцовский бинокль и, выбрав позицию, изучила каждый сантиметр на фасаде мертвого дома. Окна закрыты жалюзи, никакого движения ни в доме, ни во дворе. Помаявшись, она достала старую телефонную книжку и нашла телефон Перевозниковых.
Понимая, что лезет куда не просят, все-таки позвонила. Таисия Ивановна подняла трубку, и Дайнека сказала первое, что пришло в голову:
— Можно, я к вам зайду? Очень скучно, я в доме одна.
— Минут через тридцать, пока с делами управлюсь. Приходи, будем рады.
Догадавшись, что Перевозниковы еще в особняке, Дайнека взяла бинокль и кинулась на балкон. Но сколько ни смотрела, не заметила того, как они вышли из мертвого дома.
Когда раздался звонок и Дайнека взяла трубку, Таисия Ивановна мирно спросила:
— Ну что же ты, Людочка, не идешь? Мы уже стол к чаю накрыли.
Отложив бинокль, она вышла из дома. По дороге перебирала разные объяснения и, уже подходя к калитке Перевозниковых, решила: наверное, старики присматривают за домом по просьбе хозяев. Однако в такую версию не вписывалась ложь Таисии Ивановны.
Савелий Васильевич сидел у стола, накрытого старенькой скатертью.
— Страшно небось одной ночевать?
— Нет, просто немного скучно. — Она решила пойти ва-банк. — А вы сегодня где ночевали?
Старики удивленно переглянулись:
— Дома, в соседней комнате…
— А… — сказала Дайнека и попыталась загладить неловкость. — Просто мне показалось, что вы уезжали.
— Куда нам теперь ездить, — сказал Савелий Васильевич, поднося кружку ко рту. — Чай-то пей, остынет небось.
Дайнека взяла горячую кружку и непроизвольно обвела кухню глазами. Ничто из того, что она сейчас видела, не объясняло вчерашнего случая. Таисия Ивановна была в том же ситцевом платье. Савелий Васильевич — в тренировочных штанах и рубашке, купленной на самом дешевом рынке. Никаких дорогих халатов или признаков роскоши не было. Как говорится, бедно, но чисто. Все как всегда.
Отхлебнув пару глотков, Дайнека зашла с фланга:
— Не знаете, кто присматривает за домом? — Она кивнула на особняк.
Таисия Ивановна повторила то, что сказала вчера:
— На днях приезжал садовник. Больше там никто не бывает.
Когда Дайнека уходила от Перевозниковых, она запнулась о черные туфли, которые старик тут же надел, чтобы проводить ее до калитки.
Выйдя на улицу, Дайнека остановилась.
— «Силвано Лоттанци»… Боже мой! — Она обернулась, а потом побежала домой и прямиком направилась в отцовскую спальню. Открыла шкаф с обувью, достала одну пару, поднесла к свету и прочитала надпись внутри ботинка:
— «Силвано Лоттанци, калцилайо»… Сапожник…
Ботинки, которые она держала в руках, отец шил на заказ в мастерской дорогого итальянского сапожника. Такие ботинки стоили пять тысяч евро.
Там, в доме у стариков, она споткнулась о ботинки этой же марки. И те ботинки принадлежали Савелию Васильевичу Перевозникову.
Ночью Дайнека проснулась от какой-то тревоги. Лежа в постели, смотрела на потолок. Казалось, что по белой поверхности мечутся желтые тени. Вскочив на ноги, подбежала к окну и увидела языки пламени.
Сначала ей показалось, что
