Девяткин выкурил сигарету. Затем достал из кармана пластиковый пакет, раскрыл его и положил на лавочку рядом с собой. Осторожно двумя пальцами выудил из урны бутылку, оставленную Муратовым, и запечатал ее в пакет.
Попович и Радченко сидели за столом напротив дежурного офицера в ближайшем отделении полиции. Старший лейтенант перечитал заявление потерпевшего и поморщился, давая понять, что эта бумажка ему не очень нравится.
– Наши ребята на своем участке этими делами не занимаются, – сказал он, отведя лукавый взгляд. – Это сто процентов. Но вот парни из других отделений… Тут возможны варианты. Надо только перейти на дипломатический язык и… И договариваться по-хорошему.
– Слушай, он на обычном языке едва говорит, – встрял Попович, показывая рукой на Радченко, – потому что все зубы шатаются. Посмотри на человека. А ты предлагаешь на дипломатический перейти.
– Ему еще повезло, – усмехнулся лейтенант. – Я краем уха слышал, что гражданин Радченко разбил лицо одному из нападавших, у человека глаз чуть не вытек. А второму руку вывихнул. За такие вещи знаешь что бывает? Эти парни могли запросто устроить похороны изуродованного трупа. За государственный счет. Или за собственный. Где-нибудь за городом, на выселках. А он отделался всего парой ссадин и еще недоволен…
– Слушайте, лейтенант, я вот что скажу: сообщите моим обидчикам на дипломатическом языке, что я их прощаю. – Радченко тер ладонью разбитый затылок, но боль не утихала. – Я забуду испорченный костюм. Мне не нужен мобильник, бумажник и наличные деньги. Но пусть вернут паспорт и удостоверение члена Московской коллегии адвокатов, фото жены и сына. И еще часы. Это подарок жены.
– Пожалуй, вполне приемлемые условия, – согласился мент. – Но тогда вы заберете заявление по поводу нападения, и будем считать, что ничего не случилось. Нам тоже не хочется портить показатели и отчитываться перед начальством за правонарушение, совершенное на нашей территории. Добро?
– Если к шести утра документы, фото и часы будут лежать на моей тумбочке в гостинице, можете разорвать заявление, – кивнул Радченко. – В противном случае я пойду в прокуратуру и устрою такой кипеш, что тошно станет.
Радченко врал. Он прекрасно знал, что завтра утром вылетает в другой город, а совместить скандал в прокуратуре с вояжем в Самару никак не получится.
– Насчет прокуратуры весьма сомнительно, – не испугался лейтенант. – Но если хотите скандала, переговоров не будет.
– Хорошо, давай без скандала, – согласился Радченко. – Одно утешает: меня не заставляют сказать «спасибо» людям, которые меня обобрали и чуть не убили.
Проснулся Дима в половине шестого утра, перевернулся со спины на бок, услышав, как заскрипели петли входной двери, открыл глаза и первое, что увидел, – документы, фотографии и часы, стопкой лежавшие на тумбочке.
Грачу досталось место на заднем сиденье за водителем. Некоторое время он сидел неподвижно, затем, уловив какое-то движение за спиной, обернулся. В свете редких фонарей в багажном отделении джипа можно было разглядеть человека с лицом, залитым слезами и кровью.
Мужчина лежал на животе. Руки были скованы за спиной наручниками, щиколотки ног связаны и задраны кверху. На шею накинута петля, конец которой привязан к лодыжкам. Стоило мужчине немного распрямить ноги, и шею сдавливала веревка. Рот бедолаги заклеили пластырем, он с трудом дышал разбитым носом и из последних сил старался держать ноги согнутыми.
Грач закашлялся от неожиданности и отвернулся. Он подумал, что этому человеку наверняка принадлежит машина, на которой они совершают свое «романтическое путешествие». Оглушенный страхом, Павел подавленно молчал, нутром чувствуя, что впереди не ждет ничего хорошего, только неприятности и беды. И еще большой вопрос: удастся ли выжить в компании с этими уголовниками?
«Шевроле» был далеко не новый, салон пропах какой-то приторно-сладкой дрянью, будто тут сожгли десяток ароматических свечей. За рулем сидел парень с бриллиантовой серьгой в ухе. Хорошо отоспавшись днем, он гнал машину вперед, не обращая внимания на дорожные знаки и выбоины на асфальте.
На плохой дороге «Блейзер» сильно трясло. Мужчина сзади ворочался и, не чувствуя сил дальше бороться с болью, негромко стонал. От этой тряски, животного страха и отвратительного сладкого аромата Грач испытывал приступы тошноты. Чтобы не вывернуло наизнанку прямо тут, в салоне машины, он, придвинувшись к окну, втягивал в себя вечерний прохладный воздух, надолго задерживая дыхание. Становилось немного легче.
Чибис, сидевший впереди, углубился в дебри кулинарии.
– Между поваром-мужчиной и поваром-женщиной лежит пропасть, – веско заявил он. – Мужчина – праздничный повар, а женщина – стряпуха на каждый день. Мне, например, неинтересно варить борщ, но зато я могу приготовить долму по старинному рецепту. Или вот. Сациви готовят все, кому не лень. Но кто умеет готовить сациви правильно?
– Прости. – Борода сложил дорожную карту и бросил ее под сиденье. – Ментовской пост примерно в пяти километрах. Чего делать?
Вместо ответа Чибис согнул пальцы и дважды стукнул себя костяшками по лбу. Боб остановил машину на обочине и вышел, за ним последовал Борода. Они открыли заднюю дверцу и выволокли стонавшего мужчину. Грач обернулся и увидел пустое шоссе, освещенное редкими фонарями. На обочине в пыли извивался связанный человек. Видимо, он что-то мычал, желая сказать спасительные слова, пообещать убийцам деньги и еще что-то ценное, важное… Но никто не хотел слушать.
Боб достал из-под ремня пистолет и дважды выстрелил в голову жертвы. Затем труп ногами спихнули в канаву.
– А ты сам-то любишь готовить? – оглянувшись назад, спросил Чибис. – Или как?
– Люблю, – мертвеющими от страха губами прошептал Грач. – Очень даже люблю. Всегда дома готовлю сам. И в гостях тоже… Тоже случается.
– Это хорошо, – похвалил Чибис. – Мужчина должен хорошо готовить. В этом вопросе на женщин полагаться нельзя. У тебя подруга есть?
Машина рванула с места. Грач снова вдохнул побольше воздуха. Казалось, что прямо сейчас, на этом месте, он умрет. Но он не умер, только голова закружилась.
С утра Девяткин изучал документы по делу об убийстве бывших театральных артистов Лидии Антоновой и Бориса Свешникова. Итак, Свешников и Антонова скончались вследствие удара самодельной заточкой в область грудной клетки. Такие заточки изготовлял Паша Клоков, которого подстрелил Девяткин. Это установлено следствием.
Что из этого следует? Ровным счетом ничего. На этом все концы обрываются. У того и другого преступления нет корыстного мотива, нет следов убийцы, которые можно идентифицировать… Есть только непроверенные догадки и собачий нюх, редко подводивший Девяткина. Есть внутренняя уверенность, что Игорь Грач замешан в этих кровавых делах.
На днях Девяткин отправил запрос в мордовскую колонию строгого режима, где отбывал срок Грач. Ничего нового в ответе не содержится. Пишут, что заключенный был злостным нарушителем режима. Перед выходом на волю в беседе с начальником колонии он сообщил, что собирается вернуться в Москву, хочет открыть свой бизнес, но не пояснил, чем именно планирует заняться. В соответствии с законом ему выдали гражданские вещи, справку об освобождении и деньги на железнодорожный билет.
Девяткин по памяти набрал номер старого приятеля подполковника Олега Ганшина, заместителя начальника одного из управлений Следственного комитета Министерства внутренних дел, и спросил, есть ли у того допуск к секретным делам из архива.
– Разумеется, есть, – ответил Ганшин. – Я ведь тут не последний человек. Что у тебя за проблема?
– Пытаюсь разобраться в деле с двумя убийствами, – ответил Девяткин. – Есть подозреваемый, некий Игорь Грач. Недавно он вернулся из мест лишения свободы. Хотел почитать о «подвигах» Грача, но около четырех лет назад его дело забрали назад из районного управления внутренних дел к вам, в Следственный комитет. Инициативу проявил некий подполковник Иван Старков. И почему-то засекретил дело. Мне бы получить доступ к тем материалам. Или хотя бы справку.
– Не проблема, – ответил Ганшин. – Кстати, Старкова убрали с работы. Его подозревали в получении взятки, но глубоко копать не стали. Дело спустили на тормозах. Старков подал рапорт. А потом уехал из России. Сейчас живет с семьей на Кипре. В хорошем особняке, который он купил еще лет десять назад. Так-то… В архив я сам схожу, почитаю бумажки, если их мыши не съели. Справку не обещаю. Документы все-таки секретные, на словах все перескажу. Жди, позвоню завтра.
Девяткин попрощался и набрал номер старшего лейтенанта Лебедева.
– Чем занимаешься? – спросил он.
– Сплю, – ответил Лебедев. – Я час назад с ночного дежурства вернулся. Впереди десять дней тренировок, потом соревнования в Питере.
