Городок был погружен в тишину. Первые лучи солнца золотили крыши домов, сероватый оттенок ночи неуловимо рассеивался, а небо нежно розовело. Жители Версуа мирно спали, наверняка и во сне улыбаясь друг другу, радостно махая ладошками: «Привет! Как дела?» Между тем ночью в этом мире благополучия и сердечности был убит человек – безобидный старик. Или не такой уж безобидный? Показалось мне в конце нашей единственной встречи, что он что-то знает или так оно и было? За считаные минуты я добрался до улицы Дегалье, свернул во двор знакомого дома.
Несмотря на ранний час, здесь было уже довольно оживленно: из окон, подняв жалюзи, озабоченно и в то же время с любопытством глазели жильцы, а во дворе стояли полицейский автомобиль, фургон судмедэкспертизы, спустя минуту после моего прихода отчаливший, и «Вольво» комиссара Танде, который мирно курил у дверей подъезда.
– Какая ночь, – меланхолично проговорил он, поприветствовав меня. – Все начиналось так прекрасно: теплый вечер, романтическое свидание, чудесный ресторан, где, знаете ли, на столиках вместо ламп горят свечи. Мы так чудесно танцевали! И вдруг – звонок на мой сотовый: комиссар, у нас тут труп. Представляете? Был час ночи. Пришлось отвезти мадемуазель Дижон домой, а самому отправиться на место преступления. Благо, для этого пришлось всего лишь пересечь дорогу.
Я встал рядом с комиссаром и по привычке последних суток тоже закурил.
– И где же нашли труп?
Танде усмехнулся:
– Вы не поверите – на кладбище, поперек дорожки у самого входа. Медэксперт считает, что смерть наступила около полуночи, причем явно где-то в другом месте. Беднягу убили, дважды ударив по голове чем-то тяжелым и острым, потом завернули в мешок для мусора, привезли на кладбище и бросили на дорожке. Все очень просто: ворота кладбища расположены так, что можно спокойно подъехать к ним на автомобиле и выгрузить хоть дюжину трупов, оставшись никем не замеченным. Видите – квадратная постройка телефонной станции полностью перекрывает дом, а от домов на другой стороне дороги скрывают деревья. Единственное, что могло помешать, это проезжающие машины, либо прохожие. Таковых, судя по всему, в этот час не было.
В самом деле, для некоего таинственного «икс» все складывалось на редкость удачно: в городке, где не пустует ни один квадратный метр, а окна домов в упор глядят друг на друга, никто не видел, как из машины выгрузили труп и подбросили его на дорожку кладбища. Естественно, тут сам собой напрашивался другой вопрос, и я поспешил его задать комиссару.
– В таком случае, каким образом труп был обнаружен так быстро – в час ночи на кладбище?
Танде затушил сигарету, аккуратно бросив окурок в мусорную корзину, болезненно поморщился, вздохнул и закурил по новой.
– А вот это еще интереснее или, если хотите, забавнее. Видите того лохматого чудика в шортах?
Я взглянул в направлении руки комиссара и действительно увидел оригинального типа со всклоченной шевелюрой, нервно разгуливавшего вдоль кладбищенской стены с дымящейся сигаретой в руке.
– Это жилец со второго этажа, турок по имени Хамид. Мнит себя великим художником, вся квартира – в холстах, пол заляпан красками. Так вот этот Хамид решил, по его словам, для вдохновения, прогуляться ночью по кладбищу. Едва шагнул за ворота, как обо что-то споткнулся и упал, оказавшись в буквальном смысле в объятиях мертвого старика с размозженной головой. Хамид так закричал, что разбудил жильцов дома, один из которых, в конце концов, и вызвал полицию. Не хотите ли подняться в квартиру покойного? Правда, запах там…
Об этом мне он мог и не говорить. Мы синхронно затушили свои сигареты, дисциплинированно бросили окурки куда следует и поднялись на третий этаж. Дверь квартиры была распахнута настежь, и внутри нее суетились люди.
– Полный ноль, – прокомментировал Танде, наблюдая за работой своих людей. – Куча совершенно бесполезного барахла, отпечатки – только самого Жосье и несколько, по всей вероятности, Шарлотты. Никаких следов крови или недавней уборки, так что убили его явно не здесь. Никто из соседей ничего не видел, ничего не слышал, абсолютно не ясно, где именно старик провел вечер и куда направился после скромного ужина, остатки которого мы обнаружили на кухонном столе… В полуподвале дома есть помещение для стирки и сушки белья. Мои ребята и там поработали, но результат тот же – ноль.
Ноль. Это короткое слово предельно четко характеризовало всю ситуацию на данный момент: два, возможно, даже три трупа и никаких ясных и четких предположений, зацепок, версий. Все неопределенно, зыбко, расплывчато-тревожно, как в каком-нибудь Шарлоттином сне.
Я с тоской осмотрелся. Кухня, где еще совсем недавно мы с Жосье беседовали, где он сам каждое утро готовил себе скромный завтрак, выглядела разоренной: все перевернуто, сдвинуто, разбросано. Один натюрморт с чашкой из-под кофе, блюдцем с яичной скорлупой и какой-то газетой заставил мое сердце тоскливо заныть. Наверняка ведь еще прошлым вечером Жосье ел здесь вареные яйца, пил кофе и читал вот эту газету с фотографией смазливой девицы на первой полосе – за каких-нибудь два часа до смерти! Куда он отправился после этого? О чем думал, о ком? Скорей всего и газета была нужна старику больше для вида – своего рода бутафория, декорация для создания видимости комфорта и уюта. Достаточно взглянуть на дату: «Женевские новости» от третьего мая. Нашел где-нибудь на столике в кафе у озера.
– Так кончается жизнь человеческая, – скорбным голосом проговорил Танде, вздохнул, и мы поспешили на свежий воздух. Спускаясь по ступеням, я вновь посмотрел на панораму кладбища за стеклом. Где-то там, в левом дальнем углу ровного квадрата территории мертвых была могила Шарлотты. К этому времени она, надо думать, уже встретилась со своим отцом.
В восемь утра я находился на кухне Лорен за традиционным завтраком в компании самой хозяйки и бледной Сони с темными кругами под глазами. Трапеза проходила в гнетущей атмосфере напряженной тишины: ни я, ни Соня не осмеливались обсуждать смерть старика Жосье, поскольку в этом доме то была персона нон грата. И тем не менее сама Лорен выглядела непривычно задумчивой и, осмелюсь даже предположить, печальной.
В полном молчании мы проглотили омлет с ветчиной и кофе с круассанами. Затем Лорен, не меняя выражения лица, решительно достала из буфета бокалы и бутыль красного вина, разлив его твердой рукой. Подняв свой бокал, она посмотрела на нас строго и торжественно.
– За беднягу Дидье – упокой, господи, его душу.
Мы покорно выпили вслед за ней, после чего Лорен быстро убрала бутыль, сполоснула бокалы и удалилась. Мы с Соней переглянулись.
– Дидье! – произнесла Соня хрипло. – Выходит, она даже помнит его имя. Бедный старик! Ты не против перекура на открытом воздухе?
Мы вышли на лужайку и уселись в шезлонгах, неспешно закурив. Не считаясь с ранним часом, в лучезарном небе уже вовсю палило солнце, а голова у меня была тяжелая и гулкая, как царь-колокол. По любезной просьбе Сони я вкратце рассказал все, что узнал об обстоятельствах смерти старика Жосье. К ее чести, она больше ни словом не обмолвилась о моем ночном загуле и даже не ехидничала на тему ангелов. Возможно, девушка просто хотела спать.
– Что ты собираешься делать? – спросила она после пятиминутного осмысления моего сообщения.
Если честно, больше всего я желал подняться в комнату Шарлотты и завалиться спать. Но комиссар Танде, в настоящий момент мужественно проводивший допрос жильцов дома, прощаясь со мной два часа назад, пригласил прийти к 9.00 в участок для обсуждения «всего этого дела».
– Помните, вчера вы сказали мне, что Жосье что-то знает? – сказал комиссар. – Вы оказались правы. Послушай я вас, старик, возможно, сейчас был бы жив.
Как я мог не оценить подобный комплимент из уст полицейского? Тем более, в отличие от Танде, в эту ночь я успел соснуть пару часов, а утром – принять душ и спокойно позавтракать, даже помянуть покойного Жосье.
– Сейчас, дорогая Соня, я с удовольствием пошел бы спать, – сообщил я в ответ на Сонин вопрос. – Но долг – превыше всего, и он призывает меня ровно в девять быть в кабинете комиссара Танде. Вместе мы обмозгуем это запутанное дело и, разумеется, раскрутим его.
Соня затушила сигарету и поднялась:
– Уж раскрутите, ради бога. У нас с Ольгой билеты домой на двадцать пятое число. Как ты думаешь, бедняжка хотя бы жива?
Еще один такой вопрос, и можно сойти с ума. Если честно, после вчерашнего вина Галлуа, тостов с итальянцем в кафе и ночи с ангелом я сам-то не был уверен, на каком свете нахожусь. А Ольга? Я ее никогда не видел, так что эта девушка была для меня еще менее реальна, чем утонувшая Шарлотта. Ольга – рыжая, Ольга – художница, по словам Сони, не бог весть какая, по отзывам польского серфингиста Дарека – просто дурочка, по мнению Бенини – весьма корыстная особа. Зачем она напросилась с Соней на швейцарский пленэр? Быть может, как и тысячи наших соотечественниц, собиралась остаться тут одним из многих нелегалов и в настоящий момент просто-напросто исполнившая свой план? Кто знает.
