– Не-ет, – протянул олигарх, – ты меня утешаешь просто. Из-за денег, зуб даю. Но ты, Женька, права – Марина необыкновенная. Когда я увидел ее в первый раз, она стояла на пье… пьедестале. Улыбалась и прижимала к себе золотую медаль. Играл гимн, и флаг наш подняли выше всех. И она была такая счастливая… И я сказал себе: «Новицкий, вот твой последний шанс. Эта девушка может подарить тебе вторую молодость»… Я просто купил ее юность и красоту!
Олигарх пьяно ударил рукой по столу, но промахнулся и попал себе по колену. Ойген осторожно придержал бутыль с выдержанным марочным бренди.
– И что вы намерены делать теперь? – поинтересовалась я, стараясь выговаривать все буквы в словах.
– Н-ничего! – торжествующе поднял палец олигарх.
Я с подозрением уставилась на Новицкого.
– Вы настолько благородны, простите мне мою прямоту?
Новицкий поднял на меня глаза – не такие уж пьяные, кстати.
– Она мне дочь подарила, – просто ответил олигарх. – Разве я стану ее преследовать?
– Слушайте, Андрей Станиславович! Если не секрет, что было в том письме, что Марина оставила вам?
Вопрос, конечно, был совершенно недопустимый, но мы уже успели здорово набраться.
Я и не ждала, что получу ответ. Но Новицкий ответил:
– Она просит у меня прощения. Сообщает, что уехала к человеку, которого любит. Что-то типа «До встречи с ним я и не знала, что на свете существует любовь»…
Мы с Ойгеном сочувственно покивали. Новицкий недобро усмехнулся:
– И еще – что начинает процедуру развода через своего адвоката. Ты представляешь, Женька?! Адвокат у нее свой! Поверенный в делах. Она и слов-то таких не знала…
Да, Марина не производила впечатление юридически грамотного человека. Как такая недотепа могла так быстро измениться? Одно из двух – либо у нее есть человек, который заставляет женщину действовать по его подсказке, либо никто из нас не знал настоящую Марину Бриллинг.
«До встречи с ним я и не знала, что на свете существует любовь»… Это же надо! Подобная высокопарная чушь, пошлые штампы совершенно не вязались с обликом бывшей олимпийской чемпионки. Казалось, эти слова принадлежали совсем другой женщине…
Новицкий сжал кулаки:
– Я могу мигнуть, и ее найдут в несколько часов, приволокут ко мне на аркане. Но я никогда такого не сделаю. Если она хочет быть свободной и любимой – пусть. Моя девочка заслужила немного счастья. Если я не смог ей дать его…
Ойген сочувственно похлопал олигарха по руке и плеснул ему еще бренди.
– Андрей Станиславович, как вы думаете, – медленно проговорила я, – Марина убежала с Ильей?
Новицкий тряхнул головой и невесело рассмеялся:
– Что?! С этим клоуном? Нет, конечно. Скорее всего, он просто сводня – через него Марина общалась с тем, кого любила. Я никогда за ней не следил, и охрана у нее была минимальная.
Олигарх обхватил голову руками:
– Это я виноват! Зачем я допустил к ней этого шута? Но она так просила – одноклассник, сейчас без работы… Вообразила, что может быть актрисой. А вот его бы я нашел. И побеседовал по душам…
Да, не завидую я Таратуте…
– И где он сейчас?
– Понятия не имею. Исчез сразу после того, как мы отправились на этот проклятый бал. С тех пор никто его не видел. Скрынник поставил этот городишко на уши, но… ни малейшего следа этого подонка!
Дверь библиотеки приоткрылась. В щель заглянула китаянка-массажистка. Окинула быстрым взглядом нашу компанию и скрылась.
– А, это Кингжао, – пробормотал олигарх. – Хорошая она баба… понимающая. И руки такие добрые…
Я поспешно глотнула из своего стакана.
– Я ее отпускаю, – великодушно махнул рукой олигарх, возвращаясь к больной теме. – Марина может считать себя свободной. Конечно, требования, которые она выдвигает в письме, абсурдны – она просит слишком много. Но кое-какие деньги я ей выделю – она все же мать моей дочери. Она будет довольна…
Олигарх перешел в горизонтальное положение без всяких предварительных телодвижений – просто повалился ничком на ковер.
Я кивнула Ойгену, и вместе мы с некоторым трудом переложили Новицкого на диван – несмотря на маленький рост, вес у олигарха был солидный.
– Жаль, что наша вечеринка так быстро закончилась, – наконец нарушил молчание немец. – Может, продолжим?
И он сделал приглашающий жест в сторону шеренги бутылок.
– Нет, – твердо сказала я. – Завтра утром мне нужна ясная голова. Кстати, Ойген, а где вы научились так ловко обращаться с бутылками – открывать, разливать и прочее?
Берг ухмыльнулся:
– На военной базе под Гамбургом. Я служил там в тысяча девятьсот восьмидесятом… В нашей роте я был за бармена.
Ойген вздохнул, глядя на недопитое, потом попросил:
– Слушайте, не говорите Ольге, ладно? Она – потрясающая женщина, но совершенно не выносит, когда я пью.
И немец, слегка покачиваясь, точно матрос в шторм, вышел.
Ну, не знаю, как Ойген собрался скрыть, что выхлестал в одиночку бутылку бренди…
Тут дверь библиотеки снова приоткрылась, и Кингжао проскользнула в комнату. Китаянка захлопотала над бесчувственным телом олигарха – стянула с него ботинки, развязала галстук, ослабила ремень на брюках.
Поймав мой внимательный взгляд, китаянка улыбнулась:
– Я о нем позабочусь. Утром он не будет больной.
Букву «р» она по-прежнему выговаривала весьма специфически. Потом материнским жестом убрала со лба Новицкого прядь седых волос и сказала:
– Знаю, вы думаете, мы любовники. Думаете, я постельное удобство.
– Да что вы, никогда так не думала, – покривила я душой.
– Не лгите, – жестко проговорила китаянка. – Я знаю, о чем думают люди. Я просто хороший массажист. У Андрея Станиславовича запущенный ос-те-о-хонд-роз, – последнее слово Кингжао произнесла по слогам. – Ему не могли помочь лучшие врачи этой вашей Москвы. Только я. Теперь я всегда с ним. Великий человек. И очень добрый.
Мы помолчали, глядя на неподвижного Новицкого. Он всхрапнул во сне, из уголка глаза выкатилась слеза.
– А у меня во Владивостоке семья, – зачем-то объяснила Кингжао. – Муж и четверо детей. Теперь идите. Я позабочусь о нем.
Наутро Новицкий уехал, не прощаясь ни с кем. Чартер унес его в столицу, а мы остались. Заботу обо всех обитателях дома взяла на себя Амалия Олеговна. Надо сказать, Сереброва свое дело знала. Точно фюрер в юбке, секретарша прошлась по всему дому – от подвала до чердака, заглянула в гараж – и вот уже обслуживающий персонал, честно сказать, подраспустившийся за последние дни, с удвоенным рвением приступил к своим обязанностям. Шоферы и механик занялись автопарком, не миновала ее внимания и охрана. Скрынник с самого утра отсутствовал, поэтому Амалия «накрутила хвосты» оставшимся в доме охранникам, запугала их как следует и посоветовала быть предельно бдительными. В общем, Сереброва построила всех. Разговоры слуг о случившемся она жестко пресекала.
Надо сказать, обитателям дома это пошло только на пользу. Особенно понравилось мне, как Снежная королева обошлась с Наиной Валерьевной, гувернанткой Лизы.
Честно говоря, я была уверена, что олигарх заберет дочку с собой в Москву. Со Стасом все понятно – он ясно дал понять отцу, что не уедет из Тарасова до тех пор, пока не поправится его невеста. А вот что делает здесь Лиза? Бедный ребенок только что лишился матери, а теперь и отец уехал… Да еще поручил сообщить девочке печальную новость своей секретарше!
Но, видимо, Амалия, которая все делала идеально, и с этой трудной задачей справилась на пятерку. Лиза не казалась заплаканной или расстроенной. Девочка за завтраком щебетала, как обычно, и размазывала по тарелке овсянку. Когда девочка спросила гувернантку, чем они займутся сегодня, Наина Валерьевна лениво поинтересовалась, чего бы «Лизунчику» хотелось.
Амалия Олеговна изменилась в лице. Когда все встали из-за стола, секретарь велела Лизе бежать в свою комнату одеваться для прогулки, а Наину Валерьевну попросила остаться – совершенно как Мюллер просит Штирлица.
Я задержалась в коридоре, делая вид, что проверяю эсэмэски в телефоне. На самом деле я с чувством глубокого удовлетворения слушала доносящиеся из-за двери голоса. Амалия раскатывала гувернантку в тонкий блин, причем делала это с ледяной вежливостью, подчеркнуто корректно.
Общий смыл ее слов, если перевести их на нормальный человеческий язык, был таков: гувернантка перешла границу, допустимую в отношениях между ребенком хозяев и обслуживающим персоналом. Называть дочь олигарха «Лизок» – верх непрофессионализма. Девочка вам не родня, уважаемая Наина Валерьевна. Вам платят деньги за то, чтобы вы обучали ее математике, чтению, письму, иностранным языкам, рисованию, ритмике, риторике и основам естественно-научных знаний. Вот и будьте любезны выполнять свои профессиональные обязанности. И не более того. Пока Марина Ивановна была здесь, Амалия считала себя не вправе выступать с какими-то замечаниями и вообще вмешиваться в деликатный процесс воспитания… Но теперь, когда Андрей Станиславович поручил своему секретарю заботу о близких – о, теперь дело другое. Наине Валерьевне рекомендуется держать себя в постоянном тонусе. А то ведь рынок труда переполнен предложениями, намного превышающими спрос…
