– Это ты больной, – с яростью зашипел Артем, поглядывая на дверь. – Я намерен посадить этих тварей. Ты можешь помочь, но не хочешь. Мне нужны бумаги.
– Ну, ты и мечтатель! – в тон ему ответил Каракуль, подавшись корпусом вперед. – Ничего у тебя не выйдет. Картошку сажай в огороде. А упрешься бараньим рогом, тебя, как барана, и разделают. За эти бумаги твою родню вырежут до седьмого колена. В них Алекс расписал все грязные делишки наших воротил, которые они проворачивали через порт. Суммы в них – страшные. Там Булькатый, Шкалик, Тимоха и Хачик. Это я говорю без протокола. И кончай месить языком, надоело. Есть на меня что – заводи дело, нет – отпускай.
– Ты же не уголовник, какого черта дерьму помогаешь?
– Ты не понял. Я себе помогаю, себе. Знаешь, мне еще не надоело жить. Скажи, только честно, если ты такой добрый, каким хочешь казаться, сколько меня собираются тут держать?
– Честно? Хорошо. Пока десять дней. Так решил прокурор.
– Угу. Значит, я буду поскальзываться и падать в течение десяти ночей? – рассуждал вслух Каракуль. – Многовато. Так можно инвалидом стать. А потом что?
– Потом либо отпустят, либо переведут в СИЗО.
– И это без заявления потерпевшей? М-да, грубо работаете.
Каракуля увели. Появился хмурый Сева. Артем тоже был угрюмым, но вспомнил, зачем посылал парня:
– Нашел Руслана?
– Нашел. Послал он меня. И тебя. Как допрос?
– Никак, – буркнул Артем. – Каракуля били ночью. Ты случайно не участвовал в этой постыдной акции?
– Не участвовал, – огрызнулся тот. – Но, скажу честно, с удовольствием бы раскроил ему череп.
– Вот поэтому нас не любят, Сева, – проговорил Артем, вставая. – Возьми пленку, посмотри начало, подсказываю тебе, – до изнасилования. А потом припомни информацию Руслана о событиях в доме. Когда сложишь все, получится очень интересная картина.
– Вот уж не думал, что ты станешь на сторону насильника и отморозка. Куда ты?
– Пройдусь. А ты дуй с Русланом в Краснодар. За день управитесь, я думаю.
– А командировочные?
– Ключ от квартиры, где деньги лежат, не хочешь? Мы же договорились, что работаем тихо. Начальству скажу, что вы отлучились по моему заданию. Пока.
– Зарплата у меня не позволяет ездить на свои, – проворчал Сева. Когда Артем захлопнул дверь, крикнул ему вслед: – Все какие-то психованные! Тоже мне, один обижен на весь свет, другой прямо адвокатом скоро станет. Ненормальные.
Около полудня Лию навестил сам Адам Рудольфович. Она успела разобрать ночное ложе, чтобы не догадались, на чем спала, и не убрали тару. Булькатый спустился вниз, стал в хозяйскую позу перед ней, сидевшей на ящике посередине подвала. Адам Рудольфович в отличие от Хачика не стеснялся показывать свое истинное лицо. Сила, полагал он, должна ощущаться во всем: в поведении, в речи, в жестах, во взглядах и поступках. Такой принцип помогает сломать человека.
– Ну? Может, договоримся? – спросил. Поскольку Лия молчала, ежась от холода, Адам прошелся туда-сюда, потом сказал с сожалением: – Ты очень красивая девушка, Лия. И молодая. Тебе разве не хочется жить?
– Вы все равно меня убьете, – наконец выговорила она.
– Ну, – развел он руками, – может, и не убьем, если ты будешь хорошей девочкой. Скажи, где ты спрятала бумаги Алекса? Лия, сегодня пятница, а вот завтра... завтра суббота.
– И что? – подняла она глаза.
– А то, что завтра здесь никого не будет. У моих рабочих два выходных, как положено по трудовому законодательству. Значит, твоих криков никто не услышит. Ты будешь умирать долгой, мучительной смертью.
– Тогда эти бумаги пойдут по назначению, куда просил их отправить Алекс, – набравшись мужества, выпалила Лия.
– И куда ж это он просил их отправить?
– В ФСБ!
– Дешевый трюк, – нахмурился Адам Рудольфович, упоминание о ФСБ задело по нервам. Он приблизился к Лии, схватил пятерней за подбородок, сжал. – Либо у тебя их нет, либо ты идиотка, насмотревшаяся кино. Никто не узнает, что с тобой стало. Тебя мои ребята... увидишь сама.
– Тогда вы не найдете документы, – упрямо повторила Лия.
Адам Рудольфович влепил ей пощечину и удалился со словами:
– Пожуем – увидим. А жевать тебя долго будут, особенно когда я привезу сюда твоего мальчишку. И вот тогда ты мне все выложишь. Молчишь? Ну, молчи, молчи.
Снова Лия осталась одна. Когда голоса смолкли, поставила несколько ящиков друг на друга у стены, где под потолком находилось окно, к ним приставила еще, соорудив лестницу. Взобралась. Орудуя прутом, пыталась отбить цемент, в который погружалась решетка. За этим занятием провела весь день. Слыша голоса, она быстро разбирала ящики и садилась на середину подвала. Два раза ей приносили еду, но эту дрянь в грязной миске не стала есть, только хлеб. За день удалось немного раскрошить цемент. Лия, долбя стену, повторяла:
– Как же крысы прогрызают цемент? Почему они могут, а я нет?
Вновь предстояло провести ночь с крысами. Лия, бросив долбить стену, торопливо сооружала из бидонов и ящиков площадку посреди подвала.
В то время как Адам Рудольфович возвращался в город злой от упрямства Лии, Хачатур Каренович принял у себя в кабинете Тимошенко. Его удивило настойчивое требование Тимохи встретиться по очень важному делу. Любопытно стало – что за новости принесет он. И вот Тимоха, наутюженный и аккуратно причесанный, до омерзительности чистенький, в голубом костюме и голубой рубашке с лазурным галстуком, предстал пред очами Хачатура. Тимоха обожал оттенки голубого колера, очевидно, основной инстинкт повлиял на пристрастие к определенному цвету. Он устроился в кресле и нагло, как приятеля, пригласил присоединиться Хачика, ударив ладонью по кожаной поверхности соседнего кресла:
– Садитесь рядом, Хачатур Каренович, разговор будет интересным и доверительным, не стоит, чтоб кто-то услышал хоть слово.
Тот медленно встал, почуяв жареное. Да, что-то произошло, иначе этот любитель юношей не вел бы себя панибратски. Погрузившись в кресло, Хачатур спросил вкрадчиво:
– Ну, какой такой разговор у тебя?
– Только хочу сразу сказать. Я уважаю вас, поэтому пришел с важным сообщением. Еще надеюсь, что вы меня отблагодарите соответствующе.
– Надэйся, – кивнул Хачатур Каренович.
– Дело в том, что Булькатый предложил мне союз против вас, – огорошил Тимоха и уставился на Хачика: мол, как тебе такой поворот? Тот никак не отреагировал, ждал дальнейших разъяснений. – Он предложил утопить вас и Шкалика, мне взяться за бизнес Шкалика, а сам хочет забрать порт. Да, так и сказал: хочу порт.
Внутри Хачатура Кареновича завибрировали все струны: заговор, против него заговор! Он человек мирный, а ему навязывают войну. И кто? Три шакала? Три вонючки, которых он терпел лишь потому, что хотел мира? Главный шакал Булькатый возмечтал забрать порт, который Хачатур поднял своими руками, отстраивал из года в год и обустраивал, налаживал связи с иностранцами, порт, которым пользовались все те же шакалы! На готовенькое вознамерился сесть Булькатый.
Тимоха, выждав паузу, чтобы Хачатур переварил информацию, намекнул:
– Но это не все.
– Что ти хочешь? – Хачатур Каренович догадался, что за дальнейшие сведения следует что-нибудь дать шакаленку Тимохе или хотя бы пообещать.
– Только то, что, по вашему усмотрению, я потяну. Я бы стал вам верным помощником. Я не зарываюсь, место свое знаю, но у меня тоже есть неиспользованные резервы. Булькатый обнаглел, не по-хозяйски ведет дело. Ну, сколько может продолжаться его отравительная деятельность? У нас край – Эльдорадо, нельзя же так бесхозяйственно работать! Я бы на его месте стремился к качеству, а не травил людей...
– Ти хочешь бизнес Булькатого? – дошло до Хачатура.
– Ну, все мы о чем-то мечтаем... Но если вдруг такая возможность будет, то вы имейте в виду меня.
– Хорошо. Имею. Говори.
– Булькатый пригласил меня в охотничий домик Алекса. Кстати, обещал мне его подарить, еще дом Алекса обещал, – и выразительно посмотрел на Хачатура, который все так же оставался невозмутим и спокоен. – Но дело не в этом. Там оказалась... Лия!
Вот тут Хачатур Каренович заерзал:
– Лия? Нивириятно. И что?
– Она пыталась убежать, но мы ее догнали. С ее слов я понял, что документы у нее. Еще мы нашли у нее пистолет Каракуля. Лия сказала, что украла этот пистолет, но Булькатый думает, что она и он заодно. Документы не отдала, ее забрал Булькатый и куда-то отвез. Да, сына с ней не было. Булькатый кровно заинтересован добыть документы, чтобы изъять из них все о себе, а вас, простите, сдать органам. Еще он хочет отыскать сына Лии, чтобы развязать ей язык.
– Какой сволочь, – вырвалось у Хачатура Кареновича. – Хорошо. Я отблагодарю тебя, придет время. Где он может держат Лия?
– Не знаю. Честно, не знаю. Если хотите, я попытаюсь выяснить.
– Попитайся, – согласно кивнул Хачатур.
Тимошенко понял, что пора и честь знать. Распрощался, еще раз напомнив, что слишком уважает дорогого Хачатура Кареновича, чтобы плести против него интриги. На самом деле он боялся Хачика, у которого все в городе схвачено: легавые, прокуратура, захудалое правительство – все. И своих людей, вооруженных до зубов, у него достаточно. Эта сила пострашней парней Булькатого, а уж сутенерская братия самого Тимохи вообще не в счет. Так что, взвесив «за» и «против», Тимошенко решил не дергать тигра за хвост, а сойтись с ним. Когда же он ушел с чувством выполненного долга, Хачатур Каренович презрительно проговорил ему вслед, еще сидя в кресле:
