Я с грустью смотрел на Сафонова, потом отодвинул свое прекрасное ностальгически-опасное угощение, такое традиционное, соблазнительно простое хлеб-сало.
– Кажись, Алексей Кузьмич, вы по рецепту Варфоломеева из меня капкан для Кота заряжаете…
Водитель положил деньги в карман и спросил:
– Приехать попозже? Забирать вас не надо?
– Спасибо, земляк. Обойдусь…
– А как же вы отсюда в город доберетесь?
– Я тут останусь, жить тут буду, – пообещал я.
– Вольному – воля, – развел руками шоферюга и покатил на поиски своей неверной попутно-дорожной удачки.
А я, гуляючи, фланируя и созерцая, отправился в путь по «Моторленду» – уже никем не охраняемому, заброшенному, забытому прежними хозяевами автодрому на дальней развилке между Рогачевским и Дмитровским шоссе. Когда-то здесь была мощная спортивная автомототехническая база, пришедшая явно в упадок из-за отсутствия государственного финансирования. А состоятельных новых владельцев пока, видно, не нашлось.
Поэтому еще не кончилась здесь привольная, хоть и бедная, житуха байкерско-рокерской вольницы. Гром, рокот и треск мотоциклетных моторов, гул тяжелого «металлического» рока, пелена синего выхлопного дыма стелилась над гоночными трассами, выгоревшей желтой травой центрального поля, порывы ветра хлопали линялыми вымпелами и старыми флагами. Рокеры – в традиционном кожаном прикиде с блестящими заклепками и бляхами – выписывали вензеля по полю со своими отчаянными подружками.
Так, праздно разгуливая посреди желто-лимонного и нежно-голубого июльского дня, ленивым туристом дошел я до красно-кирпичного ангара. Перед ангаром был водружен полосатый зонт-тент, под зонтом – пластиковый стол и алюминиевые складные стулья. На столе разложены детали мотоцикла, инструменты, жестянки с бензином и смазкой, бутылка виски «Джим Бим» и пластиковые красные стаканы. Над всем этим железным мусором воздымался двухметровый человек – огромный, толстый, бородатый, с пегими лохмами, заплетенными в косу, в черной шевровой жилетке, с сигарой в зубах и в золотом пенсне. С непривычки это сооружение вызывало чувство шизофренического разрыва – глядя на него, невыносимо хотелось смеяться, а с другой стороны – очень боязно.
Я подошел к столу, уселся на стул, положил ногу на ногу и, покачивая мыском элегантного полусапожка, приветливо молвил:
– Бог в помощь, Карабас Барабасыч…
Человек-гора оторвался от своего ценного мотобарахла, неспешно допил свой красный стакан, наклонив голову, долго смотрел на меня поверх щегольского пенсне, лениво спросил:
– Ну, хрен с горы, откуда ты такой красавец сыскался?
– С хреновой горы, Карабас Барабасыч, – невозмутимо ответил я, снял свои шикарные крупноформатные темные очки, стянул парик и бросил этот постыдный реквизит на стол.
Карабас мгновение оцепенело смотрел на меня, потом стал подниматься из-за столика, как кожаная туча с заклепками и детским великом-пенсне, сделал шаг ко мне и поднял вверх вместе со стулом.
– Кот! Кот Бойко! – заревел Карабас нутряным басом. – Долбаный в голову!… Это ж надо!… Котяра собственной персоной! Дружбан ты мой дорогой!… Кот, с ума сойти! Уже не надеялся… Кот, йог твою мать!
– Не преувеличивай, – ввернул я словечко. – Может, поставишь на землю, Карабас? А то не поймут нас…
Карабас опустил на землю стул, на котором я изо всех сил старался сохранить невозмутимость, сокрушительно хлопнул меня по спине.
– Ох, какую мы сейчас с тобой пьянь учиним! – вымолвил он мечтательно-нежно.
– Мне нельзя, – усмехнулся я. – Режим…
– А у меня? – возмутился Карабас. – Ему, видите ли, нельзя! А мне можно? Режим! И у нас режим – напьемся и лежим. Ты, Кот, не тревожься, мы для начала пьянку аккуратную покатим, вполсилы…
– Я тебя знаю – вполсилы, – усомнился я. – Не забудь, я почти три года не тренировался…
– А ты, Котяра, не напрягайся, береги себя, пей лежа…
– Лежа, говоришь? Ладно! Сердце – не камень, душа – не деревяшка! Уговорил! – согласился я.
– Я и не сомневался в тебе никогда, – уверенно заметил Карабас. – Щас вспрыснем, как инжектором на форсированном движке…
Он обернулся в сторону ангара и зычно крикнул:
– Эй, Ксана! Вари пельмени, ко мне дружбан дорогой прибыл! Ты, Кот, пельмени любишь?
– Уважаю. Это наши предки хорошо придумали.
– Наши предки! – захохотал страшно Карабас. – Сибирские пельмени – наша национальная китайская гордость!
– Почему китайская? – удивился я.
– Потому что китайцы соорудили четыре угловых камня цивилизации – порох, компас, колесо и пельмени, – витийствовал Карабас. – То, что китайцы изобрели порох и компас, – мне плевать. А вот за микояновские пельмешки в пачках – большое им наше русское спасибо! – Одновременно Карабас быстро раскладывал по картонкам и ящичкам мотоциклетные детали, инструменты, тряпки, крепеж.
Я ехидно засвидетельствовал:
– Карабас, ты такой грамотей, мне с тобой толковать стыдно…
– Это ты зря! – успокоил меня великан, наплевав на мое ехидство. – Новые времена – новые песни о главном. Сейчас ничего не стыдно – стыдно только денег не иметь.
– Смотри, Карабас, как бы нам с этими песнями не помереть со стыда, – заметил я, внимательно вглядываясь в лицо приятеля. – Денег, похоже, не предвидится…
– Не боись, Кот, мы на этом гульбище барышников и конокрадов себя не потеряем, – успокоил Карабас. – Денег здесь и сейчас больше грязи, а людей приличных – как эритроцитов в моче, два-три в поле зрения…
– Дело говоришь, Карабас! Все будет замечательно – мы же с тобой везуны! Жили как люди, придет час – умрем как святые…
Карабас разлил по стаканам выпивку, пододвинул ко мне стакан.
– Сейчас мы с тобой, Котяра, глотнем аперитивчику – Акымя Варкын зовется…
– Это еще что такое? – опасливо спросил я, зная склонность Карабаса к питейным экспериментам.
– Не боись, это по-чукотски значит – Огненная Вода.
– Карабас, а ты на Чукотке был?
– А то! В чуме жил, рыбу сырую жрал да клык моржовый сосал, Акымя Варкын пил, с чукотскими бабами спал…
– Во даешь! – восхитился я. – И как?
Карабас снял с носа свое фантастическое пенсне, протер стеклышки, кинул обратно на переносицу и снисходительно сообщил:
– Что – как? Как у всех! Только дух у них – как от морского зверя. И волосы на всех причинных местах ликвидированы как класс.
– Страшное дело, Карабас! Ты у нас настоящий землепроходимец…
– Н-да, золотишка в тот раз я оттуда привез, – поделился Карабас. – Ну что, дружок, дернем по первой? За тебя, за твой фарт, чтобы глаз не погас, чтоб рука не дрогнула! За все прошлое, Кот, тебе – спасибо…
СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: БИЛЛИОНЕР
Журнал американских толстосумов «Форбс» был занят любимым делом дураков и бездельников – считал чужие деньги. И делился этими сплетнями с нами – завистливыми безденежными ротозеями.
В мировом рейтинг-листе наиболее зажиточных ребят планеты обитали две совсем нескудных тетечки – английская и голландская королевы, и, как любят говорить наши журналюги, «получили прописку» пятеро русских.
Форбс полагал, что в России сильно продвинулись по части личных заработков Борис Березовский, Владимир Потанин, Александр Серебровский, Михаил Ходорковский и Геннадий Гвоздев.
Мой бывший одноклассник, может быть, вчера еще друг, но не наверняка, потому что с сегодня он мой наниматель, патрон, босс, хозяин, начальник, не знаю, кто там он мне еще, – Александр Серебровский в рейтинге смотрелся неплохо. Хотя, конечно, Хитрый Пес со своими скромными 2,7 миллиарда USD выглядел рядом с Биллом Хейнсом, владельцем «Макрокомп глобал электроникс», просто удачно подкалымившим любителем – Хейнс пришкаливал к сотне миллиардов.
Но, вообще-то говоря, 2,7 миллиарда – это тоже неплохо. Такие бы бабки да Коту Бойко в руки! Он бы сразу обналичил все активы и поставил себе невыполнимую задачу – ежедневно прогуливать по миллиону долларов в день.
Правда, Кот никогда не боялся трудностей, он бы придумал, как справиться с такой сложной, но увлекательной задачей.
Итак, мой товарищ Хитрый Пес – пока еще он никак не показал, что товарищем меня не считает, – так вот, Хитрый Пес является владельцем таких заводов, газет, пароходов, по сравнению с которыми пресловутый мистер Твистер – просто расистски настроенный, политически некорректный бомж.
Ибо Санек Серебровский, страдай он, не приведи Господь, дурацкими предрассудками Твистера и столкнувшись с невыносимым расовым присутствием в отеле, попросту купил бы себе пятизвездный «Мариотт» или «Холидей инн».
А после этого черных, желтых и других разноцветных гостей не выгнал взашей, а быстро разузнал, что у них можно выгодно купить или им что-то такое ловко впарить.
Наверное, поэтому он и красуется в списке «Форбса» среди мировой финансовой элиты – магнатов, могулов, олигархов, тайкунов, планетарных мироедов. Все правильно, все справедливо.
