— Каков же был ваш вывод?
— Содержание тетради и автореферат совпадали почти текстуально.
— Это не вывод.
— Это факт, который я обнаружил. И хотя факт в целом наталкивал на вполне конкретный вывод, я не хотел ставить точки над и, что называется, не разогнув колен.
Он их все-таки разогнул, свои колени. Выпрямился и сел за стол, чтобы еще раз просмотреть записи. Чтобы убедиться или не поверить глазам. Но не верить было нельзя. Рождественский для этого слишком логичен. Что же испытал он, когда поверил?
— Около часу я читал тетрадь Кротова и сравнивал с авторефератом. Пока неопровержимым было одно: в основу своей диссертации Тихомиров положил открытие Кротова. По-видимому, никому не известное.
— То есть вы решили, что он украл его?
— Такого слова я бы не употребил. Находка оказалась слишком неожиданной. Необходимо было все обдумать.
Конечно, поверить было трудно. И вряд ли Рождественский был в тот момент так же сдержан, как сейчас. Тихомиров, которого он ненавидел, находился в его руках. Да, теперь можно было не прятаться от себя и сказать впервые открыто: я его ненавижу. Хотя бы самому себе. Для начала.
— И вы решили ехать на защиту?
— Да. По-моему, это было единственное решение. Я должен был еще раз убедиться. Посмотреть, как поведет себя Антон на защите. Возможно, он собирается сказать о работе профессора.
— Вы полагаете, что если бы Антон Тихомиров отметил заслуги покойного профессора Кротова, это изменило бы характер его поступка?
— Нет, вряд ли. Заимствование было очевидным. Это не развитие идеи, а прямой плагиат. Но все-таки отметить заслуги Кротова казалось мне тем минимумом…
Мазин посмотрел на Инну. Она по-прежнему прижимала к груди кофту и никак не реагировала на слова Рождественского. Казалось, она даже не слышит его.
— И вы поехали?
— Да, я поехал в институт.
— Взяв с собой тетрадь?
— Ни в коем случае! Я положил тетрадь на место, в стол.
Как это было похоже на него! Он не мог взять тетрадь, "украсть" ее. Принцип? Или очередная нерешительность, изо дня в день сопровождавшая этого спортсмена с волевой челюстью? Ведь взять тетрадь — значило начать действовать. Но это было не для него, конечно. Он еще должен был думать, решать.
— Защита проходила в Большой Круглой аудитории. Так у нас ее называют. Там сиденья спускаются амфитеатром, и войти можно сверху, с четвертого этажа, и снизу, с третьего.
— Вы вошли сверху?
— Да. Потому что я опоздал и защита уже началась.
И еще потому, что ему не хотелось быть в первых рядах.
Рождественский достал сигареты, но, глянув на женщин, бросил пачку на стол:
— Защита уже началась. Я просидел до самого конца, Антон ни слова не сказал о Кротове. При мне. Потом я узнал, что он говорил о нем во вступительной части. Но в самом общем плане заслуг перед наукой… Оппоненты его хвалили, а отец произнес целый панегирик. Говорили о том, что диссертация вышла за рамки кандидатской и должна рассматриваться как докторская.
— Простите, а вам не хотелось встать и сказать правду?
— То есть не правду, а то, что казалось мне тогда правдой? Вы же знаете, что все было гораздо сложнее.
— Теперь знаю. Но вы-то еще не знали!
— Устраивать скандал я считал неприличным, — ответил Рождественский немного свысока. — Достаточно того, что мы скандалим в очередях. В конце концов, наука — это часть цивилизации, и не следует вносить туда базарные нравы…
— Спасибо, я вас понимаю.
Игорь чуть приподнял бровь, соображая, не ирония ли это.
— Более трудное решение ждало меня после защиты. Я был приглашен в ресторан. Я пошел туда и хочу объяснить свой поступок с точки зрения этической. Как вы помните, я сказал вам, что не пошел бы в ресторан, зная, что Тихомиров вор.
— Помню, — вздохнул Мазин. — Вы назвали это психологическим алиби.
— Не я, а вы, — поправил Рождественский.
— Верно, — согласился Мазин.
— Я сказал неправду, но считаю, что поступил правильно.
Он смотрел на Мазина в упор:
— Я говорил, что обнаружил тетрадку после смерти Тихомирова. Говорил, чтобы не впутывать ее… Инну. Я не хотел, чтобы вы знали, что она ездила к Антону из-за этой тетрадки. Не хотел, чтобы на нее падали дурацкие подозрения.
— Дорога в ад вымощена благими намерениями. Теперь там прибавится еще один булыжник, — отозвался Мазин.
— Возможно. Но я считал, что незачем терзать невиновного человека. Поэтому я и был вынужден сказать, что не пошел бы в ресторан с Тихомировым.
Мазин не стал возражать. Он только отметил:
— Но вы пошли.
— Да, я проявил слабость. И хотя я могу сказать, что пошел, чтобы понаблюдать за ним, что-то выяснить, — это будет ложь. Я пошел потому, что мне было неудобно ему отказать…
— Ну, Игорь, кажется, все о'кей! Пора и промочить горло.
— Видишь ли…
— Что еще?
— Может быть, без меня?
— И не думай! Все заказано.
— Да я…
— Слышать ничего не хочу. Должна же быть в ресторане хоть одна приличная физиономия. Среди этих старых рож! Ну! Не будь хамом. Побежали!
— Хорошо, я приеду.
— Ты с машиной? Может быть, подбросишь пару дедов?
— Пожалуйста.
Наверно, так оно и было.
А потом поднимали бокалы, произносили тосты за успех, за талант, за будущее нового почти доктора наук. И Рождественский протягивал свой бокал тому, кого считал вором…
— Естественно, на банкете я чувствовал себя отвратительно. Мне хотелось, чтобы он скорее закончился. Пил я мало. А когда все достаточно повеселели, вышел в холл. Антон появился следом…
— Старик, я хоть и пьян, но вижу — ты не в своей тарелке.
— Да ну, чепуха!
— Личные дела?
— Вроде этого.
— У меня тоже. Сейчас хочу позвонить Светке.
— С Инной, значит, все?
— Финиш, старик. Как в море корабли.
— Но обошлось без драм?
— Была без радости любовь — разлука будет без печали.
— А казалось — на вечные времена?
— Иллюзия. Жаль, конечно. Инна — девка славная. Но ей будет трудно устроить свою жизнь. Характер не тот. Не от мира сего.
— Да, она человек путаный.
— Не современный.
Инна сидела сгорбившись, как будто слышала этот разговор.
— Он вел себя, как самодовольный хам, не зная, что все его счастье висит на волоске, на ниточке, которая обвязана вокруг моего пальца. Мне хотелось дернуть за эту ниточку. Но я не счел себя вправе сделать это, не посоветовавшись с Инной.
"Чтобы она взяла на себя то, чего ты боялся".
— И я поехал к ней…
— Одну минуточку. Вы не помните, чем кончился разговор со Светланой? — перебил Мазин.
— Вы спрашиваете об этом не в первый раз. Меня меньше всего интересовала их беседа.
— Виноват. Тогда скажите вы, Светлана, пожалуйста.
— Вы же знаете.
— Важно восстановить последовательную картину событий.
— Он звал меня приехать сюда.
— И вы отказались?
— Да.
— Светик, все в лучшем виде. Да, да. В самом лучшем.
— Защитился?
— Буду защищать еще раз как докторскую.
— Поздравляю!
— И только?
— Я очень рада.
— Ты обиделась, что я не пригласил тебя?
— Откуда ты звонишь?
— Из ресторана.
— Вам весело?
— Светка, не дури. Ты же знаешь, как мне может быть весело без тебя.
— Значит, скучно?
— Светлячок, не дуйся. Сегодня колоссальный день. Мы должны его отпраздновать вдвоем. Ты приедешь?
— Куда?
— Ко мне. На проспект Космонавтов.
— Когда?
— Сейчас.
— Конечно, нет.
— Ну, Светик…
— Антон, ты выпил.
— Совсем немножко.
— Ладно, считать не будем. Сегодня ты имеешь право. И я поздравляю и… целую, пьяница несчастный. Завтра встретимся.
"Видимо, так она говорила, потому что обиделась все-таки. Но и ссориться не хотела. Хотела не "уронить себя". Есть люди, которые всегда стремятся быть приличными. Годами любят украдкой, потому что иначе нельзя, а потом, когда становится можно, устраивают свадьбу во Дворце бракосочетаний, в фате и белом платье, с обручальными кольцами и прочей чепухой и умудряются быстро забыть "стыдные" встречи на чужих квартирах, торопливые и горестные, когда и жить друг без друга нельзя и нельзя не калечить себя, чтобы скрыть, соблюсти приличия. Все это они умеют выбросить из памяти навсегда и презрительно морщатся, услыхав о чем-то похожем: "Нет, мы были не такими…"
Мазин повернулся к Рождественскому:
— Что делал Тихомиров дальше?
— Он вернулся в ресторан.
— А вы поехали к Инне Константиновне?
— Да.
Мазин посмотрел на Инну и снова засомневался в правильности того, что делает. Зачем ей переживать все это снова?
— Разрешите, я сама расскажу, — предложила она тихо.
— Нет, я.
Рождественский настаивал.
— Хорошо, — решил Мазин. — Расскажите вы. Схематично, главное. А Инна Константиновна дополнит, если найдет нужным.
