- Сейчас схожу, заслужил, - сказал Смирнов и, не мешкая, ушел в магазин. Ему самому хотелось выпить.
23. Остался год.
Поставив на стол бутылки, Смирнов увидел, что мобильный телефон лежит не там, где находился перед его уходом.
- Это я интересовался входными звонками, - поймал его взгляд Стылый. Чувствовалось, что он смятен. - Похоже, ты сейчас с Борисом Михайловичем в корешах... Продал меня с потрохами, да?
- Да нет... Мы просто с ним друзья сейчас. На днях должны встретиться. Поможешь? Мне как-то стремно. Не моего ранга человек... И за задницу свою, честно говоря, побаиваюсь.
Стылый испытывающе смотрел с минуту. Решил поверить. И хохотнул неестественно:
- Конечно, помогу! Я в отличие от тебя знаю, что перу и пуле все равно чье мясо рвать - кандидата наук или генерального директора. И ориентация им по фене. Расскажи, как рыбку зацепил, интересно.
- Давай лучше выпьем.
Шура взял в руки бутылку и принялся изучать этикетку. Смирнов подошел к окну. Под домом магнитная лента опутывала ветви деревьев. У дороги стройная девушка на высоких каблучках ловила машину. Третью поймала.
- Ну, расскажи, не задавайся, - вторично попросил Шура, лишив бутылку пробочных мозгов.
- Секрет фирмы, - вернулся к столу Смирнов, услышав бульканье наливаемого вина.
- Если ты действительно его словил, то нам с тобой можно фирму открывать по замочке арбузов. Ты будешь их отоваривать, а я - мочить. Давай, выпьем за наши успехи и твою будущую свадьбу!
Они выпили. Смирнов вспомнил, что за человек сидит рядом с ним, и ему захотелось уехать в тайгу, в Приморье. Он вспомнил зимовье, в котором когда-то пережидал дождь. Рядом с покосившейся избушкой рос одичавший табак, на берегу затейливой речки, полной юркого хариуса, стояла банька. Он уже убегал от людей в это зимовье, но поравняться с природой не смог... Смирнов усмехнулся. "Чуждающийся людей равен природе", - говорил Конфуций. Значит, он не равен природе и не чуждается людей. И Шуры тоже. Они - это он, а он это они.
- Слушай, я тут в самолете думал насчет твоей мысли, что на Земле надо оставить сто миллионов людей... - вырвал его из тайги Шурин голос.
Смирнов непонимающе смотрел на него несколько секунд.
- Я так не говорил, я говорил, что Природа в конце концов оставит на Земле сто миллионов человек.
- Как это Природа?
- Да так. Понимаешь, она наталкивает людей на правильные для нее решения. Она их учит и проталкивает в единственно верном направлении. В частности, она весьма наглядно показала, что произойдет, если будущее цивилизации будет поручено фашистам или коммунистам.
- А как без фашистов и большевиков сократишь численность населения? Это невозможно.
- Возможно.
- Нет, невозможно. Ведь надо будет оставить всяких тварей по паре. Немцев, американцев, чукчей, наконец.
- Не надо никого конкретно оставлять. Если сто миллионов с лишним лет назад Природа решила бы оставить в живых динозавров, то человек не стал бы главным животным Земли. Эти чурки его съели бы. А по сравнению с будущим человеком, мы, Шура, банальные динозавры. И не надо оставлять нас в живых. Представляешь, какой прекрасной будет жизнь без нас, без саблезубых тигров, шакалов и плесени? Без Паши, без Бориса Михайловича, без меня? Без убийц, без всеядных, без баранов, всем подставляющих горло и душу? Горло для ножа и душу для плевка...
- Ну, хорошо. Но как Природа сократит численность людей?
- Очень просто. Среднегодовая температура, как ты знаешь, повышается...
- Ну, да, повышается! Вспомни, какая зима была.
- Все равно повышается. Повышается на фоне увеличения амплитуды колебаний температуры. В частности, в Нидерландах несколько сотен лет назад зимой катались на коньках. И не в крытых стадионах, а на замерзших речках. На Южном Тянь-Шане за несколько лет, прямо у меня на глазах исчезло несколько ледников. Через сто лет из-за таяния льдов Антарктиды и Арктики площадь суши сократиться вдвое. Меньше всего сократится площадь Африки, но там, как ты знаешь, успешно работают природные лаборатории по созданию трудно излечимых болезней - лихорадки Эбола, СПИДа и так далее. Так вот, люди будут вынуждены сократить свою производственную деятельность, и будут сокращать ее, пока Природа окажется не в состоянии нейтрализовать ее вредоносные продукты. Вот и все. Наступит равновесие, наступит золотой век. Людей станет мало, но они станут лучше.
- Люди станут лучше? - скептически вопросил Стылый.
- Обязаны стать лучше! Ты пойми, что до сих пор человечество в основном развивалось количественно. Сначала оно бешеными темпами наращивало свою численность, потом принялось всеми силами увеличивать продолжительность жизни. И если человечество не поймет, что пришло время изменяться качественно - ему хана.
- Да уж... Ученые что-нибудь придумают, чтобы оставить всех нас в живых... И саблезубых тигров, и шакалов и плесень, и себе не нужных.
- А могут и не придумать. Нам на все про все отведено триста лет. Ты вдумайся - всего триста лет! Человечество существует тридцать тысяч лет. Тридцать тысяч и триста лет - это примерно то же самое, что девяносто девять человеческих лет и один год. Прикинь, нам девяносто девять и осталось прожить до своего конца всего лишь год... Грустно, не правда ли?
- Трепло ты... - уважительно сказал Стылый. - Давай еще по стакану, да мне пора. Надо пред Василием Васильевичем нарисоваться, узнать, что в фирме делается. Боюсь, не узнали бы, что я на Красное море летал.
24. Прыщик, собака и черные чулочки на резинке.
Не успела за Шурой захлопнуться дверь, как позвонил Борис Михайлович. На часах было двенадцать дня, в голове приятно шумело. Томно ответив "Да-а", Смирнов разлегся на диване.
- Вы не на работе? Вы можете свободно говорить? - спросил Борис Михайлович, поздоровавшись.
- Я не работаю, у меня есть некоторые средства, позволяющие мне жить на уровне пожарного инспектора средней руки.
- Это немного.
- На еду и на тряпки хватает. Мне многого не нужно. Расскажите лучше о себе. Вы вынуждены работать с утра до вечера, вы как белка в колесе, все висит на вашей воле... Мне вас так жалко. Расскажите, чем живете, как отдыхаете, как восстанавливаете свои силы?
- Никак. Утром встаю разбитым. Язва... нет, гастрит, не залечивается. Врач говорит "Вам нужна отдушина"...
- Ой, - вскрикнул Смирнов.
- Что с вами, - заволновался Борис Михайлович.
- Да так, ничего, - заворковал Смирнов. - На правой ягодице прыщик, оказывается, выскочил. Красненький такой. Некрасиво.
"Черт, опять переборщил. Играю из себя дешевую проститутку".
- Вы так непосредственны, - вздохнул Борис Михайлович.
- Просто я открытый человек... Вы вчера всколыхнули мне душу. Я не спал всю ночь, думал о себе и о вас.
- Обо мне? - окрылился Борис Михайлович.
- Да, о вас. Я подумал, что, может быть, мне и в самом деле, надо было родиться женщиной? Ведь как мужчина я не реализовался и вряд ли когда-нибудь реализуюсь... У меня не было рядом родного отца, меня воспитывали мама и бабушка... Они научили меня готовить, убираться, вязать, шить, но не научили любить двигатель внутреннего сгорания, скачки, домино и водку, не научили видеть в женщине всего лишь обладательницу влагалища... И может быть, потому мне не хочется работать в кабинете и на прокатном стане, не хочется водить самолет, не хочется "Мерседеса", мне хочется сидеть дома и ждать любимого... любимого человека с работы, мне хочется задаваться вопросом, как сделать так, чтобы он ощутил себя на вершине счастья, мне хочется вкусно его кормить и отдаваться ему до глубины души, до последней клеточки. Я пытался жить так со своими женщинами, но у меня ничего не получилось, мы отталкивались, как отталкиваются атомы с одинаковыми зарядами...
- Нет, нам определенно надо встретиться...
- К чему? Я чувствую - вам хорошо со мной. И мне хорошо с вами. А встреча и знакомство могут все испортить. Вожделение - самое сладкое чувство, самое светлое, самое жизнеутверждающее. Что останется от него когда...
"Когда ты увидишь меня", - переводя дух, подумал Смирнов.
"Когда я доберусь до твоей горящей задницы" - подумал Борис Михайлович.
- Что останется от вожделения, - продолжил Смирнов, прочувствовав упомянутым местом мысли собеседника, - Что останется от него, когда мы оба получим то, что хотим?
- А вы хотите чего-нибудь от меня?
- Я сейчас подумал... В общем, мне хотелось бы, чтобы вы и впредь мне звонили. Мне так не хватает вашей жизненной выносливости, вашего природного стремления все довести до конца. Вы там, в гуще жизни, а я здесь, на шелковых подушках, дымлю дамским "Вогом" и мечтаю завести большую черную собаку...
"Опять занесло, - закусил губу Смирнов. - На этот раз на скотоложство. Представляю, что он обо мне думает. Хотя, судя по всему, он в меня уже по уши влюбился, а влюбленные слышат только то, что хотят".
- Вы курите?
- Да, мягкие сигареты... Вам это не нравится? Вы не выносите табачного дыма? Так скажите, я брошу.
