– Вначале попробуем сыграть друг с другом. Я не ас, но играю прилично. Если я тебя сделаю, то ты тихо возвращаешься сюда, запираешь дверь и ждешь меня. Я попытаю счастья в картах. А сейчас мне нужно поспать. Не шуми.
– Ладно.
Деться в крошечной комнатке было некуда, и Мири тоже прилегла на краешек двуспальной кровати. Полежав пару минут, она спросила:
– Скажи, а на каком языке ты разговаривал в кафе? Ведь это не польский.
– Ты говоришь по-польски?
– Нет, но на слух отличить было несложно.
– Я наполовину цыган. У нас есть свой язык. А теперь не мешай мне отдыхать.
Мири фыркнула, но не стала ничего говорить. Не хочет общаться – не больно-то и надо. А она-то хотела честно рассказать Рустему, что играла в бильярд на деньги лишь однажды, и было это очень давно. Cochon нашел в одной из антикварных лавок в предместье Парижа какое-то умопомрачительное бюро. Оно оказалось в прекрасном состоянии, и Антуан даже знал, кому его можно продать за очень хорошие деньги. Но бюро следовало купить; стоило оно меньше реальной цены, но для студента все равно дороговато. Cochon умел торговаться, но старуха-владелица уперлась и ни на сантим не желала снижать цену. Единственное, чего добился от нее Антуан, так это обещания придержать вещь на пару дней. Он вернулся в город расстроенный и весь вечер жаловался Мири на жизнь и безденежье. Девушка жалела приятеля, но чем тут поможешь?
Читатель может усмотреть парадокс в том, что оба бедных студента происходили из весьма и весьма обеспеченных семей. Родители Антуана проводили большую часть жизни на французской Ривьере, мать коллекционировала сумочки известных дизайнеров, а отец владел солидным пакетом акций крупной винодельческой компании и входил в состав совета директоров. Мать и многочисленные родственники Мири также не страдали от бедности, но обе семьи придерживались традиционных европейских взглядов на воспитание молодого поколения. После того как дети стали студентами, им назначили весьма скромное денежное содержание. Хочешь больше – работай и зарабатывай сам. И они работали: Мири – подмастерьем в ювелирной мастерской дяди, да еще в ломбарде на оценке. А Антуан – как реставратор мебели и поставщик в антикварные магазины. Ни ему, ни Мири и в голову не пришло просить деньги у родителей.
Мири, жалея приятеля, поехала в городок Мант, чтобы, в свою очередь, попробовать очаровать старуху, но и у нее ничего не вышло. Бабка, ужасно похожая на старуху-процентщицу из романа Достоевского, упорно стояла на своем. Мири покинула лавку ни с чем. Она прошлась по улицам, полюбовалась на собор. При подъезде к городу дорога шла по холмам, город оказался чуть ниже, и девушка заметила на крыше собора знаки свастики. Она спросила у одного из священников, чем объясняется такой странный декор.
– Это было сделано во времена войны, чтобы уберечь собор и город от бомбежек, – пояснил седой священник. – Местами поменяли красную черепицу на черную, чтобы получился такой узор. А уж потом не стали убирать… в назидание потомкам. Да и денег нет лишних, а черепица еще крепкая…
Замерзнув на холодном весеннем ветру, Мири нырнула в какой-то подвальчик и попросила горячего вина.
Пока сидела в уголке, грея руки о незатейливую кружку (впрочем, вино оказалось очень приличным), девушка наблюдала за почтенными горожанами, которые резались в бильярд на деньги. И вот тогда ее осенило. Дядя Давид лично учил ее играть на бильярде, приговаривая, что ювелиру нужна твердая рука, умение сосредоточиться и прекрасный глазомер. Все эти качества бильярд развивает в полной мере. И Мири проводила долгие часы с кием в руках, закатывая шары в лузы. Она сразу поняла, что сможет выиграть у местных любителей. Самым трудным было влезть в сложившуюся компанию и заставить пенсионеров принять ее в игру.
Мири приказала себе не спешить, расслабилась и принялась наблюдать за игрой, потом позволила себе пару комментариев, встреченных (о радость!) довольно благосклонно. Затем завязался разговор, а уж потом господа и сами не заметили, как пригласили милую девушку поучаствовать в игре, обещая научить ее правильной технике и безотказным приемам. Мири все сделала с умом. Первую партию она проиграла, но достойно, и в знак восхищения поставила всем игрокам по выпивке. А уж вторую партию, на которую и поставили побольше, выиграла. Сумма, которую выручила девушка, была недостаточна для покупки всего бюро, но она покрыла разницу между тем, что готов был заплатить приятель, и тем, что хотела получить за свое сокровище вредная бабка. Поросенок был чуть ли не до слез тронут ее щедростью, хоть и высказался в том смысле, что это говорит в Мири ее славянская кровь, потому что ни галльский, ни еврейский народы так деньгами не разбрасываются.
Но в этот вечер все оказалось по-другому. Едва войдя в прокуренный подвал, Мири поняла, что здесь опасно. В дымном воздухе под низкими сводами словно висел запах хищничества, люди смотрели друг на друга искоса, разговаривали приглушенно, почти не было женщин. Над стойкой бара почему-то болталась веревка с петлей на конце…
Рустем обнял Мири за плечи, прошествовал к стойке и заплатил за стол. Он подмигнул бармену, пояснив, что подружка пообещала ему кое-что особое, если он обставит ее в бильярд. Бармен одобрительно хрюкнул и ткнул пальцем в свободный стол. За соседним вяло катала шары компания из трех парней, увешанных золотыми цепями. Сначала Рустем дурачился, подкалывал девушку, но уже через несколько минут собрался и стал играть в полную силу. И почти сразу понял, что против Мири ему не выстоять.
Его огорчение было таким непритворным, а игра получилась столь динамичной и интересной, что к концу партии и у Мири и у Рустема были свои болельщики. Когда Рустем с непритворной досадой припечатал кий к столу, кое-кто засвистел. Посыпались комментарии:
– Ну, все, дружок, ничего тебе сегодня не обломится.
– Будешь сам себя…
– Девчонка – молодец!
– Красавица, а давай я с тобой на то же сыграю? Что ты ему обещала?
– Я могу сыграть на деньги, – негромко сказала Мири по-французски.
Вперед мгновенно выдвинулся золотозубый тип. Толстый живот обтянут полосатой маечкой, на шее цепь в палец толщиной.
– На деньги, говоришь? А если проиграешь? – на ломаном, но понятном французском поинтересовался толстый.
Мири достала из кармана свой iPod.
– Работает?
– Конечно!
На слово он не поверил, и телефон пришлось включить.
Тут Рустем оттер Мири в сторону, и не успела она и глазом моргнуть, как образовался тотализатор. Рустем яростно торговался с толстопузым, обсуждая сумму предполагаемого выигрыша, а бармен уже принимал ставки, выписывая квиточки на чековой ленте.
И начался бой. Противником Мири оказался высокий худощавый мужик с длиннющими конечностями, что давало ему определенное преимущество. Но девушка, ужом вертясь на бортике, закладывала умопомрачительные удары, не обращая внимания на вопли и свист распалившейся аудитории.
Она победила, но это оказалось непросто, перевес был минимален, а устала она так, словно на ней воду возили.
Публика, вошедшая в раж, начала было требовать второй партии, Рустем скандалил с толстопузым, который явно не хотел отдавать деньги. Мири тупо сидела в уголочке и маленькими глотками пила ледяную кока-колу из банки, которую бессовестно цапнула с прилавка. У нее дрожали колени, и тело полнилось противной слабостью. Она не успела допить банку, как сердитые голоса перешли в новую тональность, наполнившись яростью и злобой; в руках толстопузого сверкнул нож. Все дальнейшее произошло так быстро, что Мири толком не успела ничего разобрать. Рустем вдруг шагнул навстречу своему обидчику, хлопнул его по плечу одной рукой, а другой сделал движение, словно отводя нож в сторону. В следующий миг толстопузый начал медленно оседать на пол, а лезвие испачканного кровью ножа казалось естественным продолжением руки цыгана, небрежно выставленной вперед.
Рустем что-то сердито спросил, но мужчины затихли и стояли на месте. Круг их уплотнялся, задние напирали на передних. Мири с ужасом поняла, что они неизбежно набросятся на чужаков, как только почувствуют себя стаей. Подталкивая перед собой девушку, и не рискуя поворачиваться спиной к посетителям бильярдной, Рустем прошел к выходу. Едва оказавшись за дверью, он подпер ее тяжелой кадкой с пыльным пластиковым деревцем, стоявшим у входа, и приказал Мири:
– Бежим!
Они неслись по темному переулку, распугивая редких собак и прохожих. Впереди, в двух кварталах, виднелась широкая освещенная улица. Мири попыталась оглянуться, чтобы выяснить, надо ли так бежать, потому что в боку кололо немилосердно и дыхания на хватало, но мужчина рявкнул:
– Беги! Не оглядывайся!
– Откуда… откуда ты знаешь, что за нами гонятся?
– Дура! Конечно, гонятся! Закон стаи.
Они успели. Уже выскакивая в свет фонарей, Мири все же оглянулась: темные тени неслись сзади, но впереди на освещенной улице маячила полицейская машина, а дальше – автобусная остановка, и преследователи не рискнули устраивать поножовщину прямо под носом у полиции и телекамер, висевших над несколькими магазинчиками и кафе.
