– Не возражаю, если вы появитесь не позже чем через полчаса.
– Уже едем!
Михаил увидел их на стоянке перед зданием Управления через десять минут.
Садовский-старший пригласил Михаила сесть на переднее сидение белой «Волги» рядом с ним. Марк забился в угол сзади. Михаил недавно узнал, почему не мог найти адрес Марка. Оказывается, Марк поменял фамилию. Теперь он Санин.
– Мы пока можем обойтись без показаний Марка, но я предупреждаю, что Сумченко вас здорово подставляет. Он понимает, что эти показания разрушают карточный домик, который он нагородил. Он вас толкает на лжесвидетельство. Давайте, как говорят в кино про следователей, без протокола. Была скрипка или нет?
– Была, – отозвался Марк. – Я предлагал ей, в шутку, помочь ее нести – знал, что откажет. Она скрипку никому не доверяла.
– Вы ведь понимаете, что этот факт в вашу пользу?
– Трудно понимать, когда тебя держат за горло! А он нас держит уже четыре года.
Валера повиновался безропотно. Уже в кабинете Манюни не удержался:
– Я знал, что этим кончится, как только увидел его в первый раз, – он кивнул на Михаила.
– Тогда облегчи душу, сбрось камень, который носишь на сердце четыре года.
– Хорошо. Я все расскажу! Только вы мне не поверите. Этот парень сидит четыре года ни за что, хотя только прошел с ней сто метров по улице. У меня дело гораздо хуже. Я стоял с ней рядом, с убитой. Даже брался за нее: вдруг она жива!
Манюня и Михаил переглянулись. Анатолий сидел в стороне.
– Давай все по порядку. То, что говорил в ресторане, можешь не повторять.
– Да. Попробую… Меня должны были через одну-две недели призвать в армию, а у меня осталось больше полтыщи… Родителям сказал тогда, что украли все. Короче говоря, я захотел с ней провести еще ночь… Но она почему-то избегала разговора на эту тему. В тот день я ее караулил у окна и одновременно пытался смотреть телевизор. Наконец она появилась с этими ребятами. Хотел даже выйти из дома к ней на помощь, когда показалось, что один из них пытается ее задержать. Но все закончилось благополучно. Парень поспешил за товарищами, а Лариса пошла к себе… Жаль, конечно, что не вышел сразу. Может, и убийства бы не было. Я решил досмотреть передачу, чтобы дать ей какое-то время переодеться, поужинать, короче говоря, отдохнуть после занятий. Я также подумал, что еще слишком светло – могут заметить соседи, как стучу в окно.
– Итак, в окно ты больше не смотрел и больше никого не видел?
– Да. Хотелось досмотреть хотя бы конец серии спокойно. Сумерки сгущались, когда я вышел из дома. Да, выбрал тротуар подальше от домов. Вижу, что-то белеет. Там как раз стояли скамейки. Подумал, вдруг она там сидит. Подхожу ближе, а она лежит. У головы лужа крови… Вы понимаете мое состояние? Сердце чуть не выскочило… Перевернул на спину – она не дышит, без сознания. Хотел что-то подложить под голову, взял за затылок, а голова мягкая… Чуть не упал в обморок. Понял, что врач ей уже не поможет… И тут как ударит по голове мысль, что я первый кандидат для обвинения в убийстве. Рука в крови, аж горит. Бросился домой. Наверное, час отмывал руки, постирал все, что было на мне… Утром пошел на работу. После работы сидел дома, никуда не ходил. В день похорон заявился сам в военкомат, получил повестку на отправку с ближайшей партией. Было все равно куда, хоть в Афганистан!
– Какие-то вещи рядом с убитой ты не заметил?
– Нет, ничего рядом я не видел. Я же сказал, что она успела побывать дома или у нее все украли… Потом мне в армию написали, что был суд и один из парней признался. Трудно было поверить, а с другой стороны, он ведь мог вернуться и вызвать ее из дома. Хотя это маловероятно.
– Попытайся вспомнить, может быть, ты кого-нибудь видел тогда. Человека или машину?
– Не видел. Я был в таком состоянии, что не чувствовал под собой земли…
– Ты можешь показать все на месте?
– Попробую. У меня и сейчас все перед глазами…
Манюня вызвал дежурную машину.
Снова вышли из машины на трамвайной остановке и прошли весь путь Ларисы пешком. Валера шел несколько впереди и повторял свой рассказ уже с привязкой к местности. Так пришли на место преступления. Валера даже лег на землю и показал, как она лежала ничком до его прихода, и как он ее перевернул на спину.
– Пока достаточно. Можешь идти домой. Только никому не говори о нашей беседе. Мы все записали на диктофон. Завтра тебе покажут протокол. Может быть, еще что-нибудь вспомнишь…
Валера несколько растерялся и медлил. Он уже мысленно посадил себя в КПЗ и собирался просить, чтобы сообщили жене прямо сейчас о его задержании. Иначе жена спать не ляжет и будет разыскивать его по моргам.
– Чего же ты ждешь?
– Я часто думал над вопросом, как мог уйти убийца с места преступления и пришел выводу: через пролом в заборе.
– Разве в заборе санатория есть пролом?! – спросил Михаил. Он упрекнул себя в невнимательности при осмотре места происшествия.
– Да, есть! – Манюня это знал.
– Его закрывают эпизодически, но спустя несколько дней появляется опять. Он очень удобен для жителей близлежащих домов, да и для отдыхающих тоже, – пояснил Валера.
– Хорошо, что вспомнил. До встречи!
Валера, все еще недоумевая, направился к своему дому. Когда он достаточно удалился, Манюня опять заговорил:
– Он рассказал довольно точно, правда, может не все. Я ведь был тогда здесь, почти сразу после сообщения об убийстве. Давай пройдем через этот пролом. Продолжим, так сказать, следственный эксперимент.
Проход к пролому шел через двор крайнего дома, так как забор санатория образовывал одну из сторон двора.
Они вошли на территорию санатория. Вверх по пологому склону вела узкая, довольно плотно утрамбованная тропинка. Склон покрыт редкими, но очень большими и старыми деревьями, кроны которых где-то высоко соединились в почти непроницаемый для солнца свод. Местами и поросль была довольно густой и высокой, образуя не совсем сплошную крышу нижнего яруса. Грунтовая тропинка пересекала серпантин многочисленных асфальтированных прогулочных дорожек поперек склона.
– Вот где покоится орудие убийства! – полушутя заметил Михаил.
Манюня не ответил. Очевидно, был вполне согласен. Через пять минут они вышли на оживленную улицу, пройдя между двумя корпусами санатория, спальным и бытовым, к главным воротам с открытой настежь калиткой. Возвращение назад к пролому заняло еще меньше времени, чуть больше трех минут.
Отдыхающих они почти не встретили, только слышали шум голосов с игровых площадок в дальнем конце парка.
– Давай, я отвезу тебя в общежитие. На сегодня достаточно, – предложил Манюня, когда они сели в машину.
– Как вы думаете, убил Валера? – спросил Михаил.
– Я бы мог ответить, если бы догадывался о возможных мотивах… Ведет он себя вполне правдиво. Может, за четыре года хорошо продумал линию защиты. Рассказал весьма неприятные для себя факты, хотя даже не знает о дактилоскопической экспертизе! Что это: тонкий ход, скрывающий преступление, или искренность невиновного человека?
– Я склонен считать, что преступник кто-то другой. Валера один из многих, кто имел с ней интимную связь, – высказал свое мнение Михаил. – Да! Нам не хватает информации о возможных мотивах убийства. Что это: ревность, беременность, болезнь?
– Нужно ставить вопрос об эксгумации. Это, во-первых. Во-вторых, добиться от Марковой, почему она не сделала вскрытие как положено. К сожалению, оба вопроса зависят от Сумченко.
– Почему и второй вопрос?
– Не буду пока об этом говорить, дабы не ослабить твой напор. Впрочем, будет лучше, безопаснее для тебя, если узнаешь заранее. Маркова – любовница Сумченко.
– Силен! – только и мог сказать Михаил.
Как только Михаил вошел в вестибюль общежития, сразу же от дежурной позвонил Марковой домой. Он узнал, что завтра она работает с девяти утра.
Однако время встречи она ему не назвала.
– Звоните! – и был весь ответ.
Утром первый звонок в полдесятого:
– Сейчас обход!
– Когда позвонить?
– После двенадцати… Нет, после часа.
Звонок в час:
– Не знаю, что сказать? Так много работы… Давайте в конце смены.
– Когда это?
– Около пяти. Лучше, если вы приедете сюда.
Михаил дожидался Маркову в шикарном вестибюле центрального корпуса горкомовской больницы. Мраморный пол, зеркала, полированный алюминий, пальмы, масса цветов и удобные кресла вокруг журнальных столиков с относительно свежими журналами.
Вот застучали каблуки по мрамору. Появилась стройная женщина, одетая с вызовом, характерным для шестнадцатилетней девочки. Короткая прическа из ровных, несколько переосветленных волос, красивые голубые глаза, короткое в обтяжку голубое трикотажное платье значительно выше колен и, как оказалось, с почти голой спиной. Туфли на высоченном каблуке и сумка – все из белой лакированной кожи. Голые до плеч руки, уже слегка загорелые, как и все видимые части тела, украшали многочисленные перстни и затейливые браслеты из серебра.
