Я разглядывала убогие пейзажи, проплывающие за трамвайным окном, — покосившиеся домишки, гнилые заборы, лохматых деревенских собак у калиток. Редко я заезжала в такую глухомань.
— В детстве мы такие места называли Индией, — наклонился ко мне Николай.
— Почему Индией?
— Родители называли «индивидуальными постройками», а мы — Индией, — пояснил он и грустно улыбнулся, наверняка вспомнив какие-то свои проделки с другом детства Саней Кораблевым.
— Доченька, а ты не подскажешь, где здесь больничка такая, — вывела меня из задумчивости маленькая бабуся, дергая снизу за рукав.
— Какая — такая? — не поняла я с ходу.
— Ну такая, для слабеньких.
— Для каких… слабеньких?
— Да ты прямо, бабка, говори: для психов. Тебе что, психушка, что ли, нужна? — вклинился в наш разговор растрепанный, на редкость словоохотливый мужик. — Чего стесняешься? Я и сам туда еду справку подписать. Это через три остановки. Так бы и говорила по-русски — психушка, она и есть дурдом. У нас в стране все с ума сошли — довели, чего же теперь стесняться? Внучок, что ли, спятил? Или сама?
— Сам ты спятил, — поджала губы бабуся. — Вот и молчи. У меня Вася нормальный — только слабенький.
— Алкаш, что ли? — не отвязывался веселый псих. — А чего ты стесняешься-то, я одного не пойму. Там целое отделение для таких есть, прямо в белой горячке некоторых привозят, которые чертей зеленых видят. И для нарков, в смысле — для наркоманов, имеется отсек, где их откачивают. Маньяки всякие тоже отдельно сидят, особенно если уголовщина — порядок хоть там соблюдается, не то что здесь вокруг.
— Сам ты уголовщина, — пискнула, не выдержав, бабуся. — Мой Вася голоса только слышит.
— Знаем таких, не серчай, — миролюбиво сказал мужик, приглаживая рукой растрепанную шевелюру. — У меня койка была рядом с одним, который все время с Андреем Мироновым разговаривал, который из «Бриллиантовой руки». Мне по секрету рассказывал, что его какие-то биогенераторы специальные убили, переживал из-за него очень, до слез, аж по ночам все время плакал!
— Так это же Вася, — изумилась бабка. — Чего же ты сразу не сказал. А то — наркоманы какие-то…
— Приехали, пошли, мать, провожу, — встал со своего места богатырь и кренделем подставил ей руку, на что бабуся сердито отмахнулась.
— Выходим тоже, — скомандовала я Николаю, и тот удивленно поднял брови, но все равно послушно вышел. Некоторое время Фрейда покружила на месте, а затем уверенно побежала вперед по знакомому следу, даже гавкнула пару раз от радости. Но я уже и без нее, после разговора в трамвае, догадывалась, где нужно искать Кораблеву. «Срочная госпитализация» — такие были последние слова, услышанные в комнате у Станислава. Куда же еще могут отвезти отдающего концы наркомана, как не сюда? Вот и Кораблева, скорее всего, услышав от матери про больницу, решила на всякий случай не советоваться с Николаем, который мог бы в такой момент никуда ее не отпустить, а сама рванула прямиком сюда.
Так и получилось — обогнав смешную парочку (бабуся оказалась ровно вдвое по всем параметрам меньше своего провожатого, который, радуясь случаю, что-то без остановки все время говорил — наверное, рассказывал про Васю), Фрейда свернула по дорожке к двухэтажному желтому зданию и села возле самой двери, ожидая, что ее пустят дальше. Но с собаками сюда наверняка заходить нельзя: больница все-таки, хоть и для психов.
— Подождите здесь. Сейчас я ее приведу, если уж она так тебе понадобилась, — сказала я, вручая Николаю поводок. Тот без особой охоты взял его в руки, но все же возражать не стал.
— Здесь? — только спросил недоверчиво.
Но я ничего объяснять не стала, быстро зашла в корпус. Женщина в регистратуре сразу же подтвердила, что описанный молодой человек доставлен сюда час назад в полубессознательном состоянии, сейчас у него мать, а вообще-то посторонних не пускают. Я уже начинала придумывать, на какие пуститься уловки, чтобы пройти, когда Кораблиха, с бледным осунувшимся лицом сама сошла по лестнице мне навстречу. Видимо, она настолько была поглощена своими горькими мыслями, что даже не удивилась, увидев меня в этом месте и услышав вопрос:
— Ну как он там?
— Плохо. Вначале бормотал про какую-то свою Эльвиру, а сейчас вроде затих. Что это у него за Эльвира появилась? Врач сказал, еще одна такая передозировка — и все, не выкарабкается. А я уже и так все перепробовала — и там его лечили, и сям, мешок денег извела…
«Что-то не верится», — подумала я про себя, но Кораблева как будто услышала.
— Вы вот из меня какую-то выжигу жадную строите, а я все хочу мальчишку спасти. Говорят, в Москве такое место есть, где восемьдесят процентов излечивают, особенно если молодые. Но знаешь, сколько денег на это нужно? Я собирала, собирала… — выкрикнула Кораблева.
— Женщина, успокойтесь, здесь не улица, — напомнила регистраторша, поднимая глаза от книжки.
— Врач вообще сказал — возможен летальный исход, тем более Стас все время про смерть говорит так, как будто живьем ее видел, — зашептала Кораблева, и я опустила глаза. — Но потом вроде как замолчал. А мне как мать позвонила, что Стаську увезли…
— Знаю. Ты ему объясняй, если хочешь, — махнула я рукой в сторону Николая, как только мы вышли за дверь.
— А чего я должна ему объяснять? Не хочу я ему ничего объяснять, не обязана, — сразу насупилась и встала в позу Кораблева.
— Не обязана? Ах, не обязана теперь? — взревел Николай. — Что же ты не сказала, что с тебя денег за него потребовали? Зачем нам только зря голову морочила?
Я оказалась между ними как раз вовремя, сказав:
— Ребята, учтите, здесь место, куда вас давно обоих пора доставить. Все под рукой, даже «Скорую» вызывать не надо.
— Где Сашка? — повторил Николай уже в который раз вопрос.
— Сама не знаю, ничего не знаю, — всхлипнула Кораблева и дала волю накопившимся слезам по поводу сразу всех обрушившихся на нее несчастий.
Но меня больше интересовало другое — не слышала ли она случайно в разговоре Максима со своими какие-нибудь географические названия или другие координаты, где они могли запрятать Александра Денисовича. Пришлось в общих словах рассказать ей про арест Максима и его команды.
— Максим? — ошалело охнула Кораблева.
— А ты чего думала, что как любовница ему, что ли, нужна, старая швабра? Посмотрела бы на себя сначала, — не удержался Николай.
Похоже, эта новость Кораблеву совсем доконала, и она зарыдала в голос. Фрейда подошла к ней и потерлась о ногу — какая ни есть, а все же хозяйка.
Про Стасика я пока ей ничего говорить не стала и выразительно посмотрела на Николая, чтобы молчал, — пускай сначала успокоится, а там уж будем разбираться в скрытых и тайных мотивах и причинах. Похоже, в этом клубке без помощи Маргариты Васильевны не обойдешься — ей бы не только среди бизнесменов, но и в семьях какие-нибудь психологические тренинги проводить, чтобы люди поменьше занимались взаимным истреблением. Что там она рассказывала про это самое нейро-лингвистическое программирование? Уехать в какое-нибудь укромное место, сесть напротив друг друга и спокойно разобраться, кто кого любит или почему не любит, кто кому сколько должен и так далее. Может быть, тогда меньше людей стало бы пропадать и таким вот максимкам, которые ничего путного в этой жизни делать не умеют, не так легко жилось. Но кое-что Максим все же делать умел — по крайней мере по голове он меня саданул крепко, недаром я на него все время такая злая…
— Вы как хотите, а я пока здесь побуду — вдруг понадобится чего. Через час мамашка подъехать обещала — тогда я сдамся вам на арест, если надо. Мне уже теперь все равно, — сказала Кораблева, ни на кого не глядя, и у меня не было никакого желания ей возражать. — Господи, если бы вы только слышали, что он кричал…
— А что? — заинтересовалась я.
— Даже и не перескажешь — и про смерть, потом сам грозился убить кого-то и про Эльвиру эту — обзывал ее по-всякому, мне даже перед доктором неудобно стало…
— Погодите-ка: про Эльвиру? Попробуйте вспомнить дословно, что именно он говорил? — быстро переспросила я, вспоминая загадочно мерцающее лицо в темноте бара, о котором уже успела забыть. Эта-то сутенерша здесь при чем?
— Разве такое перескажешь, — тяжело вздохнула Кораблиха. — Ну, мат-перемат, я и не слышала никогда раньше, что он так умеет…
Неожиданно у меня который раз за сегодняшний день запищал пейджер. Так и есть — Володька просит срочно позвонить. Ведь мы договорились — если появится какая-нибудь новая информация, он будет держать меня в курсе. Пришлось снова испытать вежливость регистраторши, которая разрешила воспользоваться телефоном «только ненадолго, у нас бывают срочные звонки». Вот смешная — как будто у нас какие-нибудь другие.
