— Вы показывали фотографии мужу?
— Да. Он сказал, что уже порвал с ней, потому что хочет остаться со мной. С помощью снимков (их сделал какой-то ее приятель) она пыталась шантажировать Андрея.
— Кстати, никто из друзей вашего мужа и работников галереи никогда не видел рядом с ним другой женщины. Мы опрашивали их всех.
— Это естественно. Женатые мужчины не любят выставлять своих любовниц напоказ всем.
— Чего вы хотите добиться?
— Разве это не показывает ошибочность экспертизы?
— Охранник, дежуривший у вас дома, категорически отрицает, что выводил из вашей квартиры каких-то девиц. Утверждает, что вообще не видел вас утром.
— Но охранников же было двое… — Я еще не поняла полностью, какой удар мне готовится.
— Вы сами прекрасно знаете, что у вашего мужа не было других женщин!
— Я не понимаю…
— А я вот понимаю, что вы лжете, и эти фотографии — подделка.
Он бросил снимки на стол.
— Искусная подделка, которую сфабриковали вы сами. Посмотрите сейчас на свое лицо — более яркого признания вины мне не приходилось видеть. Никаких любовниц не существовало! Боже мой, как пришла вам в голову эта чудовищная мысль! Знаете, следует усомниться в вашей нормальности.
Теперь он стоял, возвышаясь надо мной. Я чувствовала на своих губах вкус катастрофы.
— Вам будет предъявлено обвинение в попытке запутать следствие с помощью ложных улик. Вслед за своим мужем вы предстанете перед судом!
— Но я не лгу! — Крик вырвался из меня помимо воли. — Она действительно принесла мне эти фотографии в то утро!
— Замолчите! — Ивицын и не собирался меня слушать. — Неужели вы рассчитывали, что я полный идиот и не смогу отличить поддельные фотографии от настоящих? Или я сегодня первый день работаю следователем? Знаете, я вам искренне сочувствовал, но сейчас ясно вижу: вы такая же плесень, как и ваш муж! А теперь уходите и не забудьте позвонить своему адвокату!
— Позвольте мне все вам объяснить!
— Я обещаю вам, что к завтрашнему утру отыщу фотографа, который сделал эти снимки по вашему заказу! А теперь уходите отсюда, иначе я вас задержу. Вон отсюда!
— Представлять ваши интересы — все равно что бросаться головой вниз с обрыва. Но я никогда не ожидал того, что вы сделали! Я просто не ожидал такого от вас!
Взвинченный до предела, взбешенный и страшный, Роберт бегал по комнате, сотрясая воздух. Впустую. Я сидела на диване, поджав ноги, и совершенно не слышала его слов.
— Можете искать другого адвоката! Нет, все, хватит! Плевать я хотел на вас и на ваши деньги! Слышите? Я плюю на ваши деньги и отказываюсь работать!
— Хватит сотрясать воздух!
— Нет, вы сами понимаете, что натворили? Вы попадете в тюрьму!
— Роберт, я не понимаю, что происходит! Я не могу этого понять!
— Вы что, еще и сумасшедшая?! Вы не понимаете, что вас посадят? Кое-кому не терпится это сделать!
— Заткнитесь, в конце концов! Ни в какую тюрьму я не попаду потому, что ничего не сделала! Пожалуй, только одно — рассказала правду. Где-то убивают войны, где-то — болезни, бедность, голод, а здесь — правда.
— Что вы тут философствуете?! Плевать я хотел на ваши деньги и на вас тоже!
— Черта с два! Прекратите ломать комедию и давайте думать, как возможно доказать, что никаких фотографий я не делала.
— Если бы у нас существовал, как на Западе, суд присяжных, то, слушая вас, все до единого обливались бы слезами умиления.
— Бог мой, Роберт, да прекратите наконец истерику! Меня тошнит от вашей эмоциональности! Давайте ближе к делу!
— Хорошо! Я вас в сотый раз спрашиваю, какого черта вы поперлись туда с этими фотографиями, не показав их мне и не посоветовавшись со мной?
— Я хотела просто помочь Андрею! Я ничего подобного не предполагала!
— Да уж, конечно! Если вы хотите совсем отмазаться, понадобятся деньги. Много-много-много денег. Вы разоритесь.
— Пусть. Если это поможет Андрею.
— Да при чем тут Андрей? Речь идет о вас! Вы понимаете? Только о вас! Вашему Андрею уже никакими деньгами помочь нельзя! Его уже ничего не может спасти. А вас — может. Я еще точно не знаю, какая понадобится сумма. Следует заплатить Ивицыну, еще кое-кому. Потребуются наличные — и сразу.
— Вы что имеете в виду? Вы заплатите Ивицыну, ион прикроет дело?
— Нет, вы не просто дура, вы патентованная, марочная идиотка!
— Роберт!
— Вы где живете? Вы на луне живете? Вы с луны свалились? У меня просто здоровья нет вас выносить! Вы городите чушь, которую даже пятилетний ребенок постыдился бы сказать. Я вам объясняю: потребуются деньги, чтобы заплатить Ивицыну и нужным людям, тогда дело будет закрыто, и все обойдется только истерическим криком о вашей безнравственности! Скажите лучше, фотографа они действительно могут найти?
— Да откуда, какого, к черту, фотографа? Вы что?.
— Ладно, но если вы мне солгали…
— Вы устроите еще одну истерику, потом потребуете побольше наличных и свалите загорать на Кипр!
— Да ну вас к черту!
Я успела взять себя в руки за одну только ночь. На следующее утро мы с Робертом ехали к Ивицыну, чтобы окончательно обо всем договориться. Чтобы уточнить сумму, которую я должна заплатить. По дороге, в машине, Роберт давал мне последние наставления:
— Держитесь уверенно и спокойно. Не митингуйте, громко не выступайте. Не дай вам бог повторить выходку в прокуратуре. Если станете себя так вести — вам никто уже не сможет помочь. Не нервничайте! Успокойте себя тем, что через несколько дней вы увидитесь с мужем.
— Это правда?
— Да. Время суда приближается. Вспомните, я же обещал вам свидание, но только перед судом. Ведите себя спокойно и молитесь, чтоб на суде не слушалось и ваше дело.
Я давно уже перестала считать, сколько раз за последний месяц мне приходилось переступать порог здания РОВД. Этот месяц состарил меня на тысячу лет. Говорили, что внешне я не изменилась ни капельки, но это было не так. Все минуты и дни, недели, целый месяц я жила в сплошном темном тумане, в мире, который потерял краски, и, если случайно сквозь непробиваемую толщу мрака сиял слабенький огонек чьих-то так походящих на правду слов, мне приходилось даже против собственной воли идти за тем человеком. У меня не было сил разобраться самой, где истина, где ложь. Единственное, что запомнилось, только выжигающая все на пути своем боль… Я просыпалась от нее по ночам, мне казалось, что я кричу и протягиваю к кому-то руки, но я молчала — всегда, даже во сне, да и кого я могла позвать, к кому прикоснуться рукой, если в действительности в комнате никого, кроме меня, не было. И голос Роберта нудно читал запоздавшую юридическую мораль, и еще — скрип шин по утренней мостовой.
— Прекрасно-прекрасно, вас давно уже ждут, — сказал довольный — Ивицын.
— Неужели нашли фотографа? — ехидно спросила я.
— Нашли-нашли, — сказал Ивицын, — конечно, нашли.
Возле стола в клетушке Ивицына сидел маленький, плешивый, очкастый старичок.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал Ивицын, — сейчас между вами будет проведена очная ставка.
Только в этот момент я заметила прыщавую девицу, вдавившуюся в самый угол, в готовности выставив свои тощие руки над клавиатурой пишущей машинки.
— Гражданин, вы знакомы с этой женщиной? — обернулся к старичку Ивицын.
— Да, — прошепелявил старичок.
— Расскажите, как вы познакомились с ней? — Гулко звучали клавиши пишущей машинки.
— Я фотограф, имею небольшую мастерскую, в которой работаю уже очень давно. Эта женщина пришла ко мне и попросила сделать фотомонтаж. Она принесла с собой фотографию мужчины, вырезанную из журнала, и фотографию обнаженной парочки в весьма фривольной ситуации. И попросила сделать фотографии так, чтоб с девицей оказался мужчина из журнала. Мне очень часто приходилось делать подобные вещи, это ведь такая тонкая, деликатная работа. Но я не знал, что это связано с уголовным делом, я низа что не стал бы этим заниматься, потому что всегда был в хороших отношениях с милицией. Конечно, я не спросил женщину, зачем ей снимки, я не задаю лишних вопросов своим клиентам, и они во мне очень ценят это качество. Я думал, что она хочет немного припугнуть кого-то — например, подругу или поклонника, Нет-нет, никакого шантажа, не дай господь, у меня и в мыслях не было! Нет, все законно — она сама так сказала! Да, она сказала, что все совершенно законно и мне нечего опасаться. Я и представить себе не мог, что это связано как-то с убийствами. Она пообещала хорошо заплатить и сдержала свое слово. Мы условились на семьсот долларов, а это, как вы понимаете, очень много. Я выполнил работу в срок и отдал ей. Это было два дня назад. А потом ко мне пришли из милиции, и я все понял…
— Вы уверены, что это та самая женщина?
