— Зато мы знаем теперь правильный путь, — заявила Лариса.
Ее оптимизм иногда граничил с идиотизмом. Ровно через час мы были на том же самом месте, с которого начали свою познавательную экспедицию.
На этот раз мы пошли другим путем и через десять минут опять были на развилке.
— Просто какой-то лабиринт, — заключила эрудированная Лариса, — тут без бутылки не разберешься.
— На что это ты намекаешь? — спросила я.
— Я не намекаю, а предлагаю остограммиться для бодрости, — предложила она.
Во всяком случае, вреда в этом никакого не было, и я достала остатки водки. Отхлебнув глоток, я передала бутылку Ларисе. Она допила ее и зашвырнула подальше от дороги.
— Первое, что надо будет сделать в Тарасове, — это вылечить тебя от алкоголизма, — заметила я, прикуривая сигарету.
— Много куришь, — отпарировала Лариса и зашагала вперед.
Я молча последовала за ней.
Немного погодя небо посветлело настолько, что можно было видеть все кругом довольно отчетливо. Мы обратили внимание на то, что дорога стала пошире, а это — верный признак правильно выбранного направления. Наше настроение повысилось, стало казаться, что свобода ожидает нас за первым поворотом. В этот момент я уловила обрывок музыкальной фразы, который донес до нас предутренний ветерок. Мы замедлили шаг. Через несколько десятков метров музыка была слышна уже более отчетливо, и если бы я увлекалась новейшими направлениями в поп-музыке, то наверняка смогла бы определить исполнителя. Подкравшись совсем близко к источнику музыки, мы смогли рассмотреть нечто вроде гаишной будки на обочине дороги. Охранники, сидевшие в ней, оказали нам неоценимую услугу: одуревшие от лесного безмолвия и вынужденного безделья, парни решили, видимо, развлечься музыкой. Не желая того, они предупредили нас о своем существовании.
Мы быстро свернули с дороги и минут пятнадцать пробирались через лес. То ли лес здесь был пореже, то ли стало светлее, но прошли мы этот участок почти без потерь. Если не считать, конечно, новых дырок на одежде. Неунывающая Лариса даже в этом нашла определенные преимущества.
— Теперь мы с таким прикидом доедем до Тарасова бесплатно, — изучив мой внешний вид, заявила она.
— Думаешь, нас примут за нищенок? — спросила я.
— Мы теперь наверняка доедем автостопом. Нас примут за хиппи, а все хиппи — стописты, — объяснила она.
Светало. И настроение наше заметно улучшилось. Элементарная логика подсказывала, что ближайшие несколько километров нам не угрожает новый блокпост. И мы позволили себе роскошь разговаривать почти в полный голос.
— Жалко, что ни одного волчишки не встретили. Когда еще на природу вырвешься, — сокрушалась Лариса.
— Смотри — накаркаешь, — возразила я, но мне и самой подобная встреча уже не рисовалась в чересчур мрачных тонах.
— Эх, пропали мои денежки, — не умолкала Лариса, — десять месяцев, можно сказать, не разгибая спины.
— Умоляю, только без интимных подробностей! — перебила я подругу.
Лариса оценила мою двусмысленность и, судя по ее коварной улыбке, собиралась мне жестоко отомстить. Но не успела.
Перед нами как из-под земли выросли крутые мальчики в камуфляжной форме с автоматами наперевес. Они нагло улыбались, откровенно забавляясь нашей растерянностью. Разрисованные, как у Рэмбо, лица окружили нас со всех сторон.
— Командир, торопись, а то и от нас убегут! — заорал один из них хриплым голосом.
Сопротивление было бессмысленным, и мы стояли, проклиная собственное легкомыслие. Чтобы чем-то занять начинавшие подрагивать руки, я достала сигарету и прикурила ее, стараясь делать это как можно непринужденнее.
— Ты действительно много куришь, Танюха, — услышала я знакомый до боли голос и подумала, что схожу с ума.
Это действительно был Герман. Я узнала его, несмотря на боевую раскраску, но отказывалась верить своим глазам.
— Ты не можешь быть Германом, — сказала я самую глупую фразу за всю свою жизнь.
Толпившиеся вокруг нас парни согнулись пополам от хохота. На бедную Ларису больно было смотреть. Она уж и подавно ничего не понимала.
— Это свои, — пояснила я ей, так как ни при каких обстоятельствах не могла представить себе Германа, работающего на заповедник.
— Свои-свои, — подтвердил Герман. — Ребята, можете покурить, а мы поговорим пару минут, — добавил он, обращаясь уже не к нам.
За поворотом дороги я увидела пару «уазиков» защитного цвета, в один из них и отвел меня Герман.
— Сейчас я все равно не смогу тебе все объяснить, но обещаю это сделать в самое ближайшее время, — сказал он, усевшись рядом со мной.
— Да уж, пожалуйста, если не хочешь, чтобы я сошла с ума, — согласилась я.
Герман стал подробно расспрашивать меня об охране заповедника, ее вооружении и попросил нарисовать план расположения корпусов и обозначить на нем место, где находятся террористы.
Я все это сделала за считанные секунды. Изучив мой рисунок и задав еще несколько вопросов, Герман спрятал бумажку в нагрудный карман.
— А теперь самое главное, — сказал он, пристально глядя на меня. — Я бы хотел, чтобы ты дожидалась нас здесь. Но право выбора оставляю за тобой.
Мне не очень хотелось возвращаться в лагерь. В то же время провести несколько часов в полном неведении о смысле происходящего я тем более не желала.
Оставлять Ларису в одиночестве мне тоже не хотелось, тем более что это было небезопасно для нее. Поэтому через несколько минут мы все вместе возвращались в лагерь, чтобы «разобраться» с самым крутым террористом двадцатого века.
Я опять вспомнила себя неделю назад, когда мне казалось, «что жизнь монотонна, лишена остроты и разнообразия, приключений», и еще раз убедилась в мудрости древних. Они представляли человеческую жизнь как чередование белых и черных полос.
Мы с Ларисой заранее предупредили ребят о местонахождении блокпоста, чему они совсем не удивились. За несколько сот метров до него машины остановились, несколько ребят ненадолго отлучились и, вернувшись целыми и здоровыми, сообщили, что путь свободен.
Лариса, отвыкшая за десять месяцев от нормальных мужиков, получила дополнительный стимул для хорошего настроения. Теперь она просто излучала положительные эмоции, заставляя хохотать весь личный состав без исключения. Уговорив Германа притормозить у родника, она убедила всех напиться из него, причем сама пила с таким удовольствием, что соблазнила, в конце концов, даже меня.
Приблизительно за километр до лагеря мы оставили машины и дальше отправились пешком.
Только теперь я почувствовала, насколько варварски я обращалась со своими ногами этой ночью и к каким пагубным последствиям это привело. Каждый шаг давался мне усилием воли.
Ребята, покинув машины, сразу же посерьезнели, и даже Лариса, поддавшись общему настроению, отложила свое остроумие до лучших времен.
Солнце уже взошло, и проснувшиеся пернатые самозабвенно надрывали глотки. На подходах к лагерю отряд разделился на две неравные части. Большая часть, в том числе и мы с Ларисой, направилась в обход к главному корпусу. Меньшая часть должна была «подавить» домик охраны и присоединиться к нам. Видимо, в команду Германа входили настоящие профессионалы, так как домик был «подавлен» без единого звука, и ребята подошли к нам еще до того, как мы достигли своей цели.
Впереди была самая сложная и опасная часть плана. Все прекрасно понимали, что охрана «короля террора» тоже состоит не из новичков.
Против моего участия в операции Герман категорически возражал. Нам с Ларисой было предложено оставаться во время штурма главного корпуса в тени деревьев на его задворках. Я не возражала — штурм укрепленных постов террористов не входит в обязанности частного детектива.
Отряд между тем приступил к операции. Бесшумно, как все, что они делали, мальчики окружали здание. Часть из них уже карабкалась по отвесным стенам на крышу корпуса. Вооруженные с головы до ног пистолетами с глушителями, гранатами и дымовыми шашками, парни сейчас больше походили на терминаторов.
Минут десять нам практически ничего не было ни слышно, ни видно. И возбужденный шепот Ларисы был единственным источником звука. Но именно эта тишина означала, что операция проходит удачно. Ребята благодаря глушителям стреляли почти бесшумно, и любая стрельба означала бы, что террористы вступили в бой.
С нашего «наблюдательного пункта» были видны только зарешеченные окна первого этажа. За плотными шторами там ничего невозможно было разглядеть. За несколькими окнами второго этажа тоже пока ничего не происходило.
И вдруг грохот, раздавшийся в спящем здании, разбудил весь лагерь. Это был взрыв гранаты.
Из окон второго этажа посыпались стекла. С этой минуты о тишине говорить уже не приходилось.
