– Разница в чем?
– Вы ведь врач. Есть разница, мужчина подвергся воздействию препарата или женщина?
– Разумеется. Особенности женского организма таковы… Я не буду сыпать медицинскими терминами, и данных клинических испытаний у меня нет. Но я думаю, полагаясь на собственный опыт, что для женщин последствия будут серьезнее.
– То есть память к ним может так и не вернуться?
– Я не знаю, – честно призналась Ирина Федоровна. – Вот если бы Владимир Степанович…
– Ну, понятно. Разница есть. Женщины в таком состоянии к вам еще не поступали, данных нет, но разница есть.
– У вас хорошее чувство юмора, – обиделась она.
– Извините. Это нервное.
– Не хотите у нас полечиться?
– Не хочу.
– Может, вам выписать успокоительное?
– Меня ваше начальство успокоит. А если я его не найду, никакие лекарства не помогут. Потому что я дурак. Я должен был приехать сюда еще три месяца назад. Как только отсюда уехал «следователь» Мукаев. Не голову в песок прятать и на кофейной гуще гадать, а искать источник. Откуда-то он берется, этот газ? Скажите… Ирина, а он мог его изготовить?
– Кто он?
– Ваш шеф! Владимир Степанович!
– Изготовить что?
– Это… этот… Ну, газ.
– Он все может, – почтительно сказала Ирина Федоровна. – Но…
– Ладно, я понял. Спасибо за ценную информацию. Если мне понадобятся ксерокопии, – он кивнул на медицинские карты. – Вернее, суду. Я за ними приеду. Или пришлю кого-нибудь. Нет, лучше сам.
– Суду? – удивилась она.
– А как еще можно доказать его существование? Газа, – пояснил он. – Странно, что «журналист» не изъял документацию. Он смотрел карты?
– Я не знаю.
– Ах да! Они же заперлись в кабинете! Не исключено, что все это – филькина грамота.
– Как-как?
– Произошла подмена. Это не те медицинские карты. Впрочем, я могу ошибаться. Кроме журналистов, до вашего шефа дела никому нет, он действительно захотел в отпуск, пока шумиха не стихнет и СМИ не переключатся на другое. Время такое: то и дело где-то горит. Всего хорошего. Спасибо за ценную информацию…
Вечер
…«Обычный. В джинсах и футболке. Спортивный. Волосы темные. Лицо незапоминающееся». Если бы капитана Свистунова попросили описать Петра Зайцева, он так бы и сказал. Такими же словами. И, как бы ни напрягал память, не назвал бы ни одной особой приметы, несмотря на свой хваленый профессионализм. Обычный. В том-то и дело! Эх ты, профессионал! Зайцев-то круче! Но кто он? Частное охранное предприятие – миф, прикрытие. Но попробуй докажи это! Чья-то служба безопасности работает. И ищут они то же самое, раз приехали в диспансер. И пока они его опережают. Это понятно: их много, а он один. А вдруг все-таки журналист? «У тебя, Свисток, паранойя. Надо было у красавицы медички таблеточку взять».
Главный врач жил в районе, соседствующем с Р-ским, в городе, который был гораздо ближе к Москве и намного больше. Искать его жену пришлось долго, гораздо дольше, чем квартиру Владимира Степановича. Хотя и тут пришлось потрудиться. Дом был старый, находился на одной из узких корявых улочек, где по обеим сторонам выщербленной дороги торчали противотанковые ежи спиленных тополей. Таких же старых, корявых и виноватых лишь в том, что закрывают окна нижних этажей. За это их и разжаловали в ежи. Владимир Степанович жил на третьем. Дверь никто не открывал, что неудивительно. Лето, все на дачах. Руслан убедился в этом, когда попытался найти участкового. Тщетно. Вернулся, сел на лавочку, закурил и глубоко задумался. Наконец, пришла соседка, сухонькая старушка в огромных очках с плюсовыми стеклами, похожая на сову, и сказала, что «они все на даче».
– А где дача? – безнадежно спросил он, и старушка принялась путано объяснять.
Через пять минут он понял, что это бесполезно. Если ехать согласно выданному ею плану, ночевать ему придется в дремучем лесу. Понял только, что посылают его обратно в Р-ский район. Но где находится поселок Зубово-три, он, местный житель, припомнить не мог. И на карте вряд ли он значится. Если только плясать от Зубова-первого. Меж тем дело идет к вечеру, дни летние, длинные, но недалеко и до сумерек. Черт его знает, где оно, это Зубово?
– Где, вы говорите, поворот? Сразу после кладбища?
– Верно, милок. И там все едешь, едешь, пока по левую руку не будет вода. А может, и заросло все. Я в тех местах лет тридцать как не была. Может, и нет уже никакой плотины? Слышь, Марья? Есть там у вас плотина нынче али уже нет?
Он обернулся. Грузная женщина лет пятидесяти подошла и поставила на скамейку тяжелую сумку, после чего вытерла пот со лба и устало сказала:
– Какая еще плотина? Вспомнила! И речка почти уже пересохла. Так, ручеек остался. А ты – плотина!
– Вы – жена Владимира Степановича? – догадался он. – Мария Ивановна?
Повезло!
– А вы кто? – настороженно спросила она.
– Я из полиции.
– Нашли? – Ноги у нее подогнулись, и она без сил опустилась на скамейку рядом с огромной сумкой.
– Кого?
– О господи! Мужа!
– А он что, пропал?
– Пропал! – сказала она со злостью. – Я все понимаю: рыбалка. Но две недели не давать о себе знать?
– Он исчез две недели назад?
– Что значит исчез? Он поехал на рыбалку, на Оку!
– Давайте по порядку, Мария Ивановна.
Он уже заметил, что соседка настороженно прислушивается к их разговору. А когда они замолчали, бабулька, поправив огромные очки, спросила:
– Это где ж твой-то, Марья? Никак загулял?
– На рыбалке он! – огрызнулась Мария Ивановна.
– Правильно говорят: седина в бороду, бес в ребро!
– Он уехал на рыбалку!
– И сколь же ей лет? – ехидно спросила соседка. – Небось молодая? Из больницы? Квартиру-то разменивать будете?
– О господи!
– Может, поднимемся к вам домой? – предложил Руслан Марии Ивановне. И подхватил огромную сумку, к которой она потянулась: – Я помогу.
– Спасибо.
Пока поднимались по лестнице – лифта в пятиэтажном старом доме не было – она жаловалась:
– На уборку подъезда денег не сдает, кран выключать забывает. Раковина засорилась. А мы только-только ремонт сделали! Что вы думаете? Залила! Штукатурку размыло, обои от стен отстали. Пришли из ЖЭКа, сказали – подавайте в суд. А что с нее возьмешь?
– Вы о соседке?
– А о ком же? Зато хлебом не корми, дай посплетничать. Так и сидит на лавочке с утра до ночи. Смотрит: кто пришел, с кем…
Мария Ивановна достала из кармана ключи.
– Так где же все-таки ваш муж?
– Я же сказала: на рыбалке!
Он вошел в прихожую и огляделся. Дом старый, зато потолки высокие, стены толстые, и квартира не маленькая. Здесь как в колодце: прохладно, звук гулкий, но ни соседей, ни уличного шума не слышно. Окна закрыты наглухо, несмотря на то что на дворе лето. Ах да! Она же не живет здесь. Постоянно находится на даче. Отсюда и затхлый запах, духота.
– Проходите в зал.
Мария Ивановна вошла следом за ним в большую комнату и нетерпеливо спросила:
– Ну, где он? Как?
– Если бы я знал, – развел руками Руслан, садясь в кресло. – У вас хотел спросить.
– Зачем же вы тогда пришли?
– Вы что, писали заявление о пропаже супруга?
– Ну, конечно! – раздраженно сказала она. – А мне велели: подождите. Аккумулятор, мол, сел, потому и не звонит. Или как эта, – она кивнула через плечо, – соседка. У любовницы, мол. Какая любовница? Ему ж на пенсию скоро!
– Ну, одно другому не мешает.
– Мой муж женщинами не интересовался, – отрезала Мария Ивановна.
– Да вы сядьте, – посоветовал он.
– Вы не видите, что ли, я вся на нервах!
– Валерьянки выпейте.
– Поможет она! – фыркнула хозяйка квартиры, но тем не менее пошла за каплями. Скоро в комнате остро запахло лекарством. Одним глотком выпив капли, Мария Ивановна села на диван и с надрывом спросила: – Что же мне делать?
– Давно он собирался в отпуск?
– И вовсе не собирался. Ему достаточно провести выходные на речке. Говорит, он там душой отдыхает.
– На Оке?
– Нет. Я имею в виду водохранилище, которое находится неподалеку. Но раз в году Володя ездил далеко, на Оку. На своей машине. У нас внедорожник, – пояснила она. – Володя загружал туда палатку, спальный мешок, недельный запас продуктов, рыбацкую снасть, и… – Она всхлипнула.
– Может, он и сейчас на рыбалке?
– Но почему он тогда не звонит? Неделю я не беспокоилась. Но когда он не вернулся… В общем, я пошла в полицию.
– Дети есть у вас?
– Дочь. Взрослая. Я ей звонила, – торопливо сказала Мария Ивановна. – Отец не объявлялся.
– Как она живет? Ваша дочь?
– Что вы имеете в виду? – насторожилась Мария Ивановна, и он это отметил.
– Материальное положение, жилье. Замужем?
– Какое это имеет значение? Нет, не замужем. Снимает квартиру. По образованию врач. По стопам отца пошла. Мы пока не в состоянии помочь ей с жильем. То есть деньгами. Я не работаю, а зарплата в клинике…
– Понятно. Когда ваш муж внезапно засобирался в отпуск, он об этом говорил? О материальных проблемах дочери?