– То есть Перевозчикова выставила ее.
– Вот именно! Куда пойдет молодая женщина, не совсем трезвая, которую только что, по ее мнению, оскорбила предполагаемая соперница?
– Или домой – мужу морду бить, или к подруге – жаловаться. – Гошка даже на секунду не задумался.
– Только к подруге! – возразила я. – До стадии «морду бить» она в своих отношениях с Олегом Борисовичем еще не дошла. И потом, вспомни, как история началась – девочки сидели, выпивали, сплетничали. От них Наташа ушла, к ним она и должна была вернуться – кому же рассказать, чем дело кончилось, как не подругам? Но поскольку все по домам разошлись, надо идти к ближайшей подруге, тем более она и живет тут недалеко. К Алле!
– Но Аллы нет дома.
– Вот именно! Наташа ждет, бродит где-то поблизости, сама себе рассказывая, как обошлась с ней Елизавета Петровна, а тем временем мышьяк начинает действовать, и когда Алла наконец является домой, Наташа уже умирает. По-моему, все логично.
– Логично, – согласился Гоша. – Только непонятно, где она мышьяк приняла? У тебя получается, что, кроме Перевозчиковой, ее некому было отравить.
– Нет, этого я не имела в виду. Но если Елизавета Петровна ее не травила и если Наташа не приняла мышьяк сама, то она заходила куда-то еще.
– Логично, – повторил Гоша. – И что нам это дает?
– Ничего, – уныло ответила я. – То, что она где-то два часа болталась, мы и так знаем.
В комнату заглянул Баринов. С интересом посмотрел на нас, на монетки, разложенные по карте, и спросил:
– Во что это вы играете?
– Настольная игра «Последняя прогулка». – Хмурый Гошка поставил указательный и средний пальцы на карту и изобразил шагающие ножки. —
Пытаемся определить, куда покойница зашла мышьяка покушать, после того как Елизавета Петровна ее выпроводила.
– Не просто мышьяка, а мышьяка с острым гуляшом, – рассеянно поправил шеф. – И что? Никаких предположений?
– Предположение пока только одно – у Наташи Перевозчиковой был любовник, которого она виртуозно прятала, – призналась я. – Никто про него не знает!
– И предполагаемый любовник живет в районе этого Бермудского треугольника. – Гоша собрал с карты монетки и спрятал их в карман.
– Кроме того, он любит готовить, – добавил Баринов. – Кстати, знаете, как называется острый гуляш? Я вчера у супруги поваренную книгу взял, посмотрел. Гуляш по-венгерски.
– Смотаться к любовнику в Венгрию и вернуться? – Мой жизнерадостный напарник просто не умеет долго хмуриться. Вот, пожалуйста, он уже ухмыляется. – За два часа никак не успеть.
– Никакого любовника не было, – непоследовательно заявила я. – Если бы любовник был, не стала бы Наташа так из-за мужа переживать, не жаловалась бы подругам, не пошла бы к Елизавете Петровне разбираться! Не ведут себя так женщины, у которых любовники есть!
– Тогда остается вопрос: где она была?
– Может, это вообще случайность? – Отчаявшись, я выдала совсем бредовую версию: – Может, Наташа, пока ждала Аллу, зашла в какое-то кафе, взяла там гуляш, поела…
– Но именно в тот день в кафе закончился перец, и повар приправлял гуляш мышьяком, – с серьезной физиономией продолжил Гоша.
– Подожди, Рита правильно рассуждает, – заступился за меня шеф. – Наташа могла встретить знакомого, они могли зайти в кафе, поесть гуляш…
– С мышьяком, – подсказал Гоша.
– С мышьяком или без мышьяка, но где-то же ее этим гуляшом угостили! – Я сердито посмотрела на напарника. – На посиделках в банке были только бутерброды, а Перевозчикова утверждает, что она Наташу через порог не пустила!
– Ты чего кричишь? – удивился Баринов. – Совершенно верно, нам необходимо выяснить, где дамочка поужинала. Вот и займись этим.
Я? – Нелепый вопрос. Разумеется, я, кто же еще?
– Инициатива наказуема исполнением, – коротко ржанул Гошка и хлопнул меня по плечу: – Ничего, Ритка, в этом треугольнике кафешек не так уж много, мы их все за один день прочешем.
– С проверкой кафе Рита и одна справится. А ты отправляйся в дом Перевозчиковой, опроси соседей: может, кто-нибудь видел, когда Наталья Денисовна вышла из квартиры Елизаветы Петровны, или встретил ее во дворе. Я, конечно, ребятам Сухарева доверяю, но сам знаешь, лучше еще разок проверить.
– Соседей поспрашивать, конечно, стоит. Плохо только, что декабрь на дворе, в семь вечера уже глухая ночь, темно. А был бы сейчас июнь, да сидели бы старушки по всем лавочкам… – Гоша махнул рукой. – По уму, так в элитных домах не камеры видеонаблюдения бестолковые надо ставить, а давать в каждом подъезде на первом этаже квартиры одиноким старушкам. Тут и профилактика правонарушений, и видеонаблюдение в одном флаконе!
– Гоша! – Шеф выразительно указал в сторону двери.
– А я что, я же не спорю. Я уже почти ушел.
– Вот и хорошо. Закончишь в доме Перевозчиковой, поброди по окрестным улицам. Кто-нибудь мог обратить внимание на женщину, явно страдающую от боли. Народ у нас, конечно, закаленный, к чужой беде привычный, но хоть один из десяти подойдет, спросит, не нужна ли помощь. Ты, Рита, тоже имей это в виду.
– Сделаем, – заверил Гошка, а я молча кивнула. – Ритка, ты меня подбросишь?
Я снова кивнула, и напарник продолжил сольное выступление:
– До чего же это неудобно, с одной машиной! То мне за Риткой приходится ехать, то она должна меня везти, все время надо договариваться. А была бы вторая машина, каждый сел бы за руль – и фюить!
Баринов усмехнулся:
– Считай, что мое сочувствие тебе обеспечено. А теперь отправляйся работать. Оба отправляйтесь.
И мы с Гошкой отправились. Я отвезла его к дому Елизаветы Петровны, а сама, сверяясь с картой, начала проверку заведений общепита в треугольнике, вершинами которого являлись дом Елизаветы Петровны, дом Олега Борисовича с Наташей и дом Аллы. Заведений этих оказалось неожиданно много: три пиццерии, японский ресторанчик, три кафетерия, две пельменных, одна блинная, одна пирожковая и четыре кафе. Я убедилась, что в пиццериях подают только пиццы и салаты, что в меню пельменной – большой выбор пельменей, а в блинной и пирожковой посетителям предлагают соответственно блины и пирожки. В кафетериях же горячие блюда вовсе не готовили – сюда люди приходили исключительно для того, чтобы выпить кофе с пирожными. Японский ресторан радовал посетителей исключительно блюдами национальной японской кухни, к которым гуляш по-венгерски, сами понимаете, не относится. Четыре кафе пришлось обследовать более внимательно и уточнить у персонала – не было ли в меню неделю назад гуляша. Я даже не спрашивала о гуляше по-венгерски, для начала меня бы устроил любой. Увы, повара не желали готовить это простое и питательное блюдо. Если Наташа и побывала в одном из четырех кафе, гуляшом ее не угощали. Женщины, которая чувствовала себя плохо, тоже никто не заметил.
Убедившись, что не пропустила ни одного места, где подавали хоть какую-нибудь еду, я села в машину и начала медленно кружить по улицам. Если Наташа шла здесь, ее могли заметить, например, из этого магазина канцтоваров или из этого салона одежды… Хозяйственный магазин тоже по дороге, и «Электротовары» – вон у них какая витрина большая, через нее прекрасно улица просматривается.
К пяти часам вечера я проделала огромную работу, поговорила с огромным количеством людей и задала огромное количество вопросов. Вот только результат не впечатлял – никто из тех, с кем я говорила, Наташу не видел.
«Все-таки до чего бестолковая женщина, – думала я, выходя из очередного магазина. – Она доползла до Аллы еле живая, значит, ей стало плохо как минимум за полчаса до этого. Так почему она не вызвала скорую сразу, как только поняла, что у нее не просто живот разболелся? Пусть Наташа телефон на работе забыла (это тоже, конечно, кое-что говорит о ней, но ладно, пусть забыла, случается) – есть вокруг люди, вон их сколько по улице идет! В конце концов, могла зайти в любой из этих магазинов. Объяснить, попросить помощи, да просто в обморок упасть в торговом зале – и через пять минут ее бы уже везли на скорой в больницу! Нет, Наташа с тупым упрямством двигалась к Алле, чтобы умереть у нее на руках, обвинив при этом в отравлении Елизавету Петровну!»
На самом деле я сердилась вовсе не на Наташу, я сердилась на себя. День работы прошел впустую – целый день беготни, разговоров и расспросов не принес никакого результата. Наталья Денисовна Перевозчикова ушла от нашей клиентки в семь, исчезла на два часа и объявилась у Аллы только в девять, неизвестно где и с кем поужинав острым гуляшом, он же гуляш по-венгерски, и приняв порцию мышьяка! Но я так и не смогла выяснить, где и с кем она провела эти роковые два часа!
Может, поговорить еще раз с Аллой? Я достала пачку фотографий, выбрала ту, где кредитный отдел праздновал Восьмое марта. Вот она, Алла, сидит рядом с Наташей, обе улыбаются… Нет, с Аллой говорить бессмысленно. Она настолько убеждена в виновности Елизаветы Петровны, что ни о каких других вариантах и слышать не хочет. Надо попробовать с кем-нибудь другим. Надя? Все-таки с ее дня рождения и с ее глупого предложения все началось. И джин принесла она. Или лучше Лариса? Вчера мне показалось, что она сказала не все… не все, что знала, или не все, что хотела? Да, пожалуй, стоит встретиться с Ларисой.
